Операция «Арлекин» - Александр Афанасьев
Лихтенберг. 10 марта 1989 года
Жизнь в Лихтенберге шла своим чередом, это был настоящий город со своими жителями и их потребностями. Каждый день сотни людей ехали в Берлин, разъезжались по всей Германии. Про генерала Половцева никто ничего не знал, официально он взял отпуск, а так — все понимали что он по своим каким-то делам уехал и вопросов не задавали.
Полковник Соболев как и положено офицеру его ранга имел собственную машину и не зависел от служебной. Сегодня он ехал в Берлин. В Берлине полковник был два — три раза на неделе по самым разным делам: надо было сдать в посольство и получить пакеты с грифованной перепиской, перекинуться парой слов то с кем-то из дипломатов, то с первым отделом, заехать к немецким коллегам и переговорить по текущим делам, купить по списку заказанное в берлинских магазинах. Секретную переписку он свалил в сумку, похожую на инкассаторскую, но опечатывать не стал, потому что страна социалистической ориентации. Бросив сумку на заднее, он вытащил подсос, завел машину, оставил на холостых чтобы прогрелась немного — и тут в стекло со стороны пассажира кто-то постучал. Соболев удивился — а что тут адъютант Половцева то делает? Если генерал вернулся — то надо идти как минимум доложиться.
— Капитан? Что это вы тут делаете?
Николай без спроса сел в машину, на переднее сидение.
— Мне нужна связь с товарищем Басиным.
Соболев понимающе кивнул.
— Ты у него на связи? Он уехал. Он тебя что, не передал никому?
— Так точно.
Соболев покачал головой.
— Бардак. Совсем охренели как я погляжу. Ладно, я как раз на узел связи в посольство. Поехали, все как раз и выясним.
Соболев ничего не знал…
…
Николай выспался хорошо, потому не клевал носом даже в тепле идущей на хорошей скорости по трассе Волги. Они снова ехали в Берлин
— Ты извини, что я тогда тебя прижал — говорил Соболев, управляя машиной — сигнал поступил надо отрабатывать. Я и не знал, что ты у кого-то на связи…
— Товарищ Басин… он про отпуск говорил.
— Нет, перевели его. Сейчас выясним, куда именно. Он тебя вообще по отчетности провел или ты его личный был?
…
— Ты расписку писал?
Николай кивнул
— Впрочем, он мог ее и в карман сунуть. Ничего, сейчас разберемся. Без куратора не останешься…
…
У посольства — громадного здания на Унтер-ден-Линден — Соболев оставил свою Волгу снаружи. Николай догадался почему — чтобы не светить потенциального стукача, оформляя ему временный пропуск. Достал ключи из замка зажигания
— Сиди пока.
…
В стоящем неподалеку фургоне Ныса наблюдатель опустил бинокль.
— Кажется, есть. Белая Волга.
…
— Сообщи полковнику…
Соболев был в посольстве больше часа, вернулся чем-то довольный.
— Геноссе Басин сейчас в Праге обитает, недалеко совсем. Ты ему доложиться хотел, так?
Николай кивнул.
— Тогда руки в ноги и ходу, комнату связи через пятнадцать минут заберут. Сиди, сейчас проедем, пропуск оформлен на тебя.
Соболев сел за руль, завел мотор. Но тронуться не успел.
Стекло пошло трещинами от попадания пули и в каждой из них — отражался солнечный свет, отчего всю машину высветило мгновенной вспышкой. Николай успел пригнуться, за прикрытие приборной панели и двигателя прежде чем вторая пуля, чуть не задев его, прошла выше. Его осыпало осколками стекла…
Твою ж мать…
Двигатель работал, а это было главное. Стараясь не высовываться, Николай воткнул передачу, одной рукой перехватил руль, другой — нажал на ногу мертвого уже человека, заставляя нажимать на газ. Машина столкнулась с чем-то, еще раз переключить передачу он не мог — нечем выжать сцепление. Потому ему оставалось только сильнее выворачивать руль и жать и жать на газ. И Волга не подвела — с ревом, треском и скрежетом, она все же вырвалась из ловушки, пошла на первой, зверски завывая мотором…
…
Стрелок опустил Гусара[32] — стрелять он больше не мог. Из посольства на шум выбегали солдаты КГБ и посольские.
— Уезжаем…
Он не был уверен, что попал.
Берлин-Прага. 10 марта 1989 года
Волгу он оставил на улице — выскочил из машины и бросился бежать сломя голову. Соболев был или мертв или тяжело ранен, и помочь он ему не мог ничем.
Вопрос был во времени — он понимал, что если до этого его и не искали, то теперь будут, и раз Соболев оформил на него пропуск — значит, и вопросов кто был в машине — не будет. Заодно придумают и что-нибудь про Половцева, что это он его и убил. Зачем? А какая разница?
Решив, что весь вопрос — во времени, он за пятнадцать минут — рекорд — добрался до вокзала, с рук у спекулянтов ему повезло купить билеты на Виндобону[33]. Переплатил, потратил большую часть денег — но этот поезд не проверяли. До последнего — Николай стоял на подножке, смотря не сядет ли кто в вагон в последний момент — пока проводница с присущим ей тактом не согнала его с неположенного пассажиру места.
Не сели…
У Николая не было вещей кроме небольшой сумки, с которой он не расставался. С ней он прошел на свое место.
— Здравствуйте…
— Здравствуйте.
Машинально отметил — семья, не может же быть…
Отец, мать, ребенок — девочка, лет десять. Русские, судя по говору — как раз ленинградцы. Едут домой.
Старался не привлекать к себе внимания, уступил нижнюю полку, сам полез на верхнюю. К разговору вроде бы и не хотел прислушиваться, но уши то не заткнешь.
Сколько в ГДР получает научный работник и сколько у нас…
А вот там в Берлине даже телевизоры Шарп в свободной продаже стоят…
Квартиры у них — у каждой лоджия закрытая, еще в подвале кладовка — а у нас…
Зам декана себе командировку в Японию на симпозиума пробил, сволочь…
Надо ту дубленку все-таки купить, дешевле уже не будет…
Репетициями доберу…
Все это говорилось с какой-то обыденной, застарелой озлобленностью, причем совершенно не стеснялись тут же находящегося ребенка. Интересно, а какой вырастет эта девочка? Жадной, циничной мегерой?
Он слез с полки, пошел в тамбур, якобы покурить. Эти — притихли, как будто догадались, что он слушал.
Николай про себя усмехнулся — наверное, сейчас думают про себя, не стукач ли. Боятся…
И пусть — боятся…
Поезд громыхал на стыках, подходя к какой-то станции.
…
Он проголодался. Решил сходить в вагон-ресторан, он был за два вагона от
