Почтальон - Андрей Никонов
— Меня этим не испугать, — гордо сказала Абзякина, но на всякий случай спряталась за стопкой журналов.
— Мне Глафира сказала, что писем девять, — пояснил Сергей. — Поэтому и спрашиваю. Екимова на деньгах сидела, всегда всё копейку в копейку сдавала, не могла она в цифрах ошибиться.
— У Екимовой одни мужики в голове, — вылезла из-за писем Марфа. — Вы не замечали, а она сядет за арифмометром, в потолок уткнётся и мечтает. Тьфу, прошмандовка.
— Ты рот-то свой поганый закрой, — вступилась за подругу Зоя. — Мужика нет, вот и бесишься.
— А ну хватит, — негромко сказал Травин, и все замолчали. — На рабочем месте, товарищи, будем говорить о коллегах своих вежливо и только хорошее. Ясно? Марфа Ильинична, Зоя Львовна, возражений нет? Вот и отлично.
— Если письмо пришло, то оно в общей описи должно быть, я сейчас с заграничной корреспонденцией закончу, и ещё раз проверю, — сказала Зоя. — Общее количество мы во вторник сверяли, четырнадцать отправлений нашли не по тем адресам, а лишних или недостающих вроде не было. Сами знаете, почтальоны могут и потерять, и забыть где-то, но сами не скажут, пока человек не придёт и скандал не устроит, но сейчас такого почти нет, как учёт наладили. Может, действительно Глаша ошиблась? Последний месяц и правда где-то в облаках летала.
— Хорошо, — решил Травин, — я эти девять адресов в воскресенье обойду, людей опрошу, запишу, кто что получил, тогда и узнаем, что с этим таинственным письмом и было ли оно вообще. И с почтальоном мне надо поговорить, Марфа Ильинична, кто у нас эти адреса обслуживает?
— Так Нюрка же, — Марфа хлопнула журналом по столу, — комсомолка. Завтра она будет.
— А ты, Зоя, свяжись с Островом, с товарищем Зуровым, и предупреди, если они с отчётом задержатся, я к нему сам приеду на недельку, погощу.
В Остров Травин ездил в феврале, когда объезжал основные почтамты — Псковский округ сократили по сравнению с губернией, выделив Великие Луки с окрестностями и передав часть земель напрямую в область, но оставшаяся территория тоже была немаленькой. Сельское начальство работать не хотело ни в какую, не помогали ни угрозы, ни выговоры, деревня жила обособленным натуральным хозяйством, корреспонденция если только в коммуны шла, на фабрики и в военные части. Так что, кроме ближних к самому Пскову отделений, оставались города — Остров, Опочка, Новоржев и Порхов, где можно было поддерживать хоть какой-то порядок.
По дороге домой Травин решил пройти мимо дома, где жили Матюшины, вдруг наткнётся на кого из них, или в окно его увидят, но возле бывшей губернской гимназии встретил Варю. Сергей, завернув с Урицкого на Калинина, чуть было в неё не врезался.
— А, это ты, Серёжа, — мягко улыбнулась Лапина, — прекрасный вечер, правда? Твоя Лиза — умница, сегодня посредственно получила, потому что опекун у неё — сволочь и козёл вонючий, но завтра я ей оценку исправлю, похвали её.
— Обязательно, — Травин пригляделся, принюхался, хотя мог бы этого не делать, от Вари несло спиртным на метры вокруг. — Ты что тут стоишь?
На самом деле учительница только чудом на ногах держалась, уцепившись за фонарный столб.
— Встречаю весну, смотри, скворцы прилетели, перезимовали где-то и вернулись.
— Уже месяц как. Пойдём, провожу тебя до дома, — он подхватил Варю под руку.
— Нет, — она рванула рукав на себя, не устояла на ногах и почти упала, но Травин её подхватил. — Я не хочу домой, там пусто. Хочу туда, где люди. Пойдём в ресторан? Шиканём на последние, выпьем шампанского, оно такое вкусное с клубникой. Серёжа, ты такой милый мальчик, я хочу клубники. Почему у нас не растёт клубника зимой? Это так чудесно — алые ягоды на белом снегу, словно капли крови. Я хотела выпить вина, представляешь, всего чуть-чуть, но в нашей гимназии нет вина. Только водка. Отлично, я выпила водки. Но теперь я хочу шампанское.
— Ладно, — решил Сергей. Оставлять Лапину одну в таком состоянии под вечер было опасно, жила Варя в самом конце Алексеевской улицы, недалеко от вокзала, и не исключено, что именно на вокзал бы она и направилась, если бы не упала где-нибудь по дороге. А там, на желдорстанции, и людей много, и выпивки, и острых ощущений. — В ресторан — значит, в ресторан, но потом домой.
— Ты отнесёшь меня на руках? — Варя повисла на Травине. — Мой принц. Где конь, что умчит нас в сказочную страну?
Сергей покачал головой, свистнул, подзывая извозчика — по случаю весны пролётки переставили с полозьев на скрипучие колёса.
— Заведение рядом с Божьим человеком знаешь?
— Как не знать, товарищ барин, — ответил тот. — Мигом домчим за полтину.
Травин внимательно посмотрел на мужичка.
— Два двугривенных, — поправился тот. — Корм нынче дорогой, ты уж войди в положение, фининспектор проходу не даёт.
Варя, усевшись в пролётку, взмахнула руками, попыталась встать, повозка тронулась, и она упала прямо на Сергея.
— Как это чудесно, помнишь, Серёжа, у Ахматовой. Зажжённых рано фонарей шары висячие скрежещут, всё праздничнее, всё светлей снежинки, пролетая, блещут. Скоро снег растает, уйдёт, как наша любовь, исчезнет навсегда, — она обмякла, Травин было подумал, что уснула, но учительница просто так сдаваться не собиралась. — Снег вернётся зимой, мой милый, и всё вернётся. Вперёд, возничий, мчи что есть сил! Рожей вперёд смотри, куда пялишься.
— Барыня-то, кажись, уже нажрамшись, — вставил своё извозчик, пролётка как раз проезжала Великие ворота. — В зюзю они, значит. В баньку бы их, значит, чтобы потом в кабак, значит, а то непотребство в таких видах.
Травин на секунду задумался, резон в словах мужика был.
— Отставить кабак, — распорядился он, — бани около лесосплава знаешь, в Алексеевской слободе? Где Макар Пантелеймоныч банщиком?
— А то-ж, человек уважаемый.
— Заворачивай туда. Получишь свои два двугривенных, не беспокойся.
Бани делились перегородкой на мужскую и женскую часть условно, были те, кто ходил мыться семьями или разнополой компанией, но, если доплатить через кассу ещё два целковых, можно было снять маленькую комнату с отдельной мыльней. А если просто кассиру сунуть, то и одним вполне обходились. Травин так и сделал, закутал Варю в простыню, дал ей в руку кружку пива и ушёл искать Мухина.
— Через четверть часа подойду, вы пока распарьтесь чуток, — распорядился Фомич. Он легко проминал телеса толстяка, лежащего лицом вниз. — Только без глупостей, массаж, как его франкмассоны называют, это искусство телесного блаженства, а значит, другое блаженство нам не потребно. Приготовь барышню, веником чуток похлещи, чтобы кровь разогналась, но не