Господин изобретатель. Часть II (СИ) - Подшивалов Анатолий Анатольевич
– Это здесь, иди за мной – показывал дорогу полковник, видно, бывший здесь не первый раз, – просто с улицы не заметно. Двор, впрочем, был ярко освещен, летом здесь явно стояли столики под деревьями в тенистом саду. Войдя в помещение, где было тепло и уютно, мы сдали гардеробщику шинели и прошли в зал. Публики было немного, сегодня же Чистый четверг, все по домам сидят и предаются душеспасительным мыслям, очищаясь перед Светлым Христовым Воскресеньем. Из офицеров были мы двое, но, нет, там, в углу, явно генеральские эполеты золотом блестят. Может, «превосходительства» тоже награды обмывают. По соображениям офицерской этики надо было бы спросить у старших по званию разрешения присутствовать, но Агеев не стал с этим заморачиваться и просто потащил меня к такому же столику в другой половине зала. Рядом чинно сидели какие-то господа во фраках, дам не было вовсе, то есть вообще. Полковник заметил, что высшая аристократия в общем зале не сидит, а больше прячется от публики по отдельным кабинетам, там и вход отдельный. Но мы не графы с князьями, хотя, если я так же буду делать карьеру семимильными шагами, он не удивится тому, что ему вскоре придется обращаться ко мне, «ваше сиятельство, господин граф». На эту «подколку» я ответил, что скорее я буду в ближайшем будущем именовать его «превосходительством», поскольку мне до графа гораздо дальше, чем ему – до генерала.
Пока Агеев лениво перелистывал меню и изучал винную карту (я отдал заказ на откуп ему), у столика бесшумно возник официант:
– Что ваши высокоблагородия изволят заказать? – спросил он, наклоняясь в поклоне, – осмелюсь предложить раков по-бордосски, свежайшие-с, все хвалят…
– Вот что, голубчик, раков мы у себя в деревне наловим, во Францию нам для этого ехать нечего, да и не из Бордо они, а здешние, чухонские, – осадил пыл халдея Агеев, – нам бы чего по-русски, стерлядки паровой отведать, например. А для начала, осетрины холодного копчения, балычок, тоненько порезать, сёмужки с лимоном и икорки, само собой, зернистой и огурчики свежие порезать. Вы что предпочитаете к рыбному столу, Александр Палыч, может бутылочку Шабли, нет ну его, не подходит для сегодняшнего торжественного случая. Притащи-ка нам, братец, бутылочку Клико, веселой вдовы, в ведерке со льдом, как положено.
– Ну нешто мы не понимаем, ваше высокоблагородие, господин полковник, может, изволите сами на стерлядок взглянуть, вам их и поймают тут же, – предложил официант, – вон у нас «акварий» возле фонтана. И правда, в большом аквариуме плавали разнообразные рыбы, а на дне, шевеля усами, сидели крупные раки (видимо, будущие «бордосские»). Выбрав стерлядок среднего размера, побойчее, мы вернулись к столику, где уже были сервированы закуски и стояло ведерко с шампанским. Официант подвинул нам стулья и спросил:
– Прикажете открыть?
– Да уж давай, братец, открывай.
Ловко открыв бутылку, официант продемонстрировал полковнику пробку и налил немного вина в бокал. Агеев сделал глоток, а затем кивнул головой, давай, мол наливай.
Шампанское и впрямь было хорошим, в меру охлажденным. Поскольку это был мой первый бокал шампанского в этом веке, я попытался его оценить. Доводилось мне пить в лучшие годы и Клико и Дом Периньон, но это как-то отличалось, и в лучшую сторону.
– Неплохой Резерв[41], – отметил полковник, отпив пару глотков, – что же, за нас, кавалеров орденов Империи Российской, и дай Бог, чтобы не последних.
Потом мы отдали должное закускам, а затем принесли стерлядок, отдельно блюдечко с порезанным лимоном и свежеотваренной некрупной картошки с зеленым (!) укропом. Стерлядка была приготовлена на пару с какими-то травами, а не просто так. Под нее хорошо прошел еще бокальчик брюта, после чего, Агеев, насытившись, произнес:
– Хорошо поесть и выпить, Саша, это еще то удовольствие, но ведь не в этом счастье..
– А в чем, Сергей? – ответил я, опасаясь, что полковник ответит: «в служении государю», тогда придется пить стоя за государя императора, бить бокалы и заказывать «Боже, царя храни», впрочем, оркестра здесь никакого нет. Были бы мы пьяны, то исполнили гимн «а капелла[42]», пусть тогда хоть кто-нибудь остался сидеть!
Затем, естественно, стрельба в потолок, битье зеркал и халдейских морд, все как в низкопробном советском кино про дебоши белых офицеров. Но, здесь аристократический ресторан, никто даже не говорит громко, тем более, не бузит, да и револьверов у нас с собой нет…
– Нет, Саша, счастье не в этом, а в том, когда тебя любят, когда тебя ждут и ты нужен. Я ведь женюсь, друг мой, и предлагаю тебе быть шафером на моей свадьбе, – прочувствованно сказал Агеев, разливая остатки шампанского. Завтра Страстная пятница, предложение делать нельзя, а вот сразу после Пасхи отправлюсь просить руки. Я уже однажды просил, но получил от ее мамаши отказ, что, вот будешь генералом, Сережа, тогда и приходи. Ну, я хоть и не генерал, но после награждения Георгием, думаю, долго в полковниках ходить не буду, тем более государь меня заметил, вот сегодня, когда Черевина подозвал, генерал-лейтенант ему про меня прямо дифирамбы пел, какой я храбрый и отважный был в Корпусе.[43]
– Сергей, это тот генерал-лейтенант с алкогольным носом в сизых прожилках и вислыми усами, что сопровождал императора, дойдя и до меня?
– Да, это генерал Черевин, друг Государя и начальник его охраны. Он в свое время уговорил перейти меня в Корпус Жандармов офицером для особых поручений. Я ведь не всегда был жандармом, на них ведь нигде не учат, и офицеры подбираются разные: кого вытурили из полка за проступки, а кто сам ушел, вроде меня. Я ведь в лейб-гвардии Ея величества кирасирский полк, что расквартирован в Гатчине, в знаменитые «синиие кирасиры», был назначен. Но быть гвардейским кирасиром весьма накладно, а семья наша средств не имела, отец умер, а вскоре и матушка, остались я и сестра, она на Бестужевских курсах сейчас учится, а как я поступил в жандармы, то вовсе прекратила со мной общаться, маленькая еще была, глупая, книжки революционные читает, дура. Я ей деньги посылаю, а они назад возвращаются, гордая, не берет «подачки от жандарма, у которого руки по локоть в крови борцов за народное счастье». Уж я просил приглядеть за ней своих знакомых по Корпусу, как бы с бомбистами-анархистами не связалась, но, пока, говорят, только книжки читает и разговоры разговаривает с такими же, как она.
– А с Наташей я, считай, с детства знаком, их имение рядом с нашей деревенькой, – рассказывал дальше Сергей, – и любим мы давно друг друга, она хоть и младше меня на 12 лет, но я для не просто друг и как бы старший брат. Вот прошлым летом, она согласилась стать моей женой и пошел я просить Наташиной руки у ее маменьки, графини. Ну и получил отказ: «Ты, говорит, Сережа, нам как родной, но был бы ты генералом, я бы еще подумала, а так, извини…».
– Так что, друг мой Саша, – продолжал Агеев, – конец нашим холостым пирушкам, хотя мальчишник мы еще устроим, а ты пока холостой, отдавай должное Катюшиным прелестям, но и на барышень из приличных семейств поглядывай, ты ведь теперь потомственный дворянин и надворный советник в 23 года с двумя орденами, среди которых Владимир с мечами – это же редкость среди статских, война-то, вон когда закончилась, когда ты еще в гимназию ходил. Так что на твой орден смотрят, те кто понимает, конечно.
И правда, два прилично одетых господина за соседним столиком, упорно глядели на меня:
– Прошу простить покорно, вы Александр Павлович Степанов? – обратился ко мне один из них.
Да это газетчики из питерской «Недели»: Гайдебуров, редактор и второй – Меньшиков, вроде. Да, вот они представляются Агееву:
– Господин полковник, прошу еще раз извинить, мы не сразу признали вашего визави[44], – подошел к столу Гайдебуров, – позвольте представиться: Гайдебуров Павел Андреевич, редактор еженедельника «Неделя» и Меньшиков Михаил Осипович, секретарь редакции и постоянный корреспондент. Позвольте нам задать пару вопросов господину надворному советнику.
