Алексей Шепелёв - Другая Грань. Часть 2. Дети Вейтары
— Нет! Нет! Не-е-е-е-ет!
Затянутая в черную бархатную перчатку кисть руки Наромарта легонько коснулась груди человека. Кеббан почувствовал мертвящий холод. Крик замерз на его устах, тело дрогнуло и обмякло, голова упала на левое плечо. Чёрный эльф на всякий случай нажал пальцами у правой ключицы, пытаясь ощутить биение подключичной артерии, но ничего не почувствовал. Кеббан был мертв.
Трансформировавшись обратно в летучую мышь, Наромарт покинул камеру. Больше здесь ему было делать нечего. Да и не только в тюрьме, но и в городе…
А благородного сета и Йеми рабы домны Ветилны принесли в носилках в харчевню чуть ли за полночь, пьяных, можно сказать, в хлам. Балис и Мирон смогли оценить долю слуг, вынужденных нежно кантовать бесчувственные тела хозяев от дверей до ложа. Кроме того, совершенно неожиданно им пришлось ещё и устраивать на ночлег крупную ящерицу, присланную, как объяснил один из рабов "в подарок домне Анье". Хорошо ещё, к подарку прилагался украшенный бисером кожаный ошейник и поводок. Мысленно выматерившись, Мирон легонько потянул зверюгу на цепочке за собой. Та оказалась сообразительной, и пошла за ним на задних лапах, как-то особенно грустно моргая огромными золотистыми глазами. Нижниченко даже стало её немного жалко: рептилия ведь была ни в чём не виновата. Но и возится с ней тоже удовольствия не доставляло. В итоге, он не нашел ничего лучше, чем затолкнуть необычный подарок в комнату Наромарта. Во-первых, эльфу требовалось меньше времени на сон, а, во-вторых, кому, как не ему разбираться с нелюдями?
Тот, кто придумал стягивание головы, достоин сам умереть от этой пытки. Всего-то делов: кожаный ремешок, да небольшая палочка, но в руках умелого палача это орудие способно творить чудеса, а палач, похоже, был умелым. Голова буквально разрывалась на части от боли.
— Итак, признайся в преступлениях, которые ты гнусно творил против божественного Императора, — привычно бубнил допросчик.
Йеми даже не мог разглядеть того, кто это произнёс: в глазах мелькали разноцветные пятна.
— Я — благородный лагат Маркус Простина Паулус, — выдавил из себя кагманец. Язык едва шевелился в пересохшем рту. — Я моррит, и ты не имеешь права пытать меня без разрешения на то Императора.
— Врёшь!!!
В порыве гнева допросчик вскочил с табурета и подбежал вперёд. Теперь Йеми его видел более-менее ясно: низенький толстячок в светло-голубой тоге с красной каймой и с багровым от гнева лицом.
— Ты врёшь, подлец! Ты никакой не лагат! Ты — шпион! Говори, кому ты служишь! Говори!
— Я — Маркус Простина Паулус, — механически повторил Йеми.
— Врёшь! — допросчик затопал толстенькими ножками. Со стороны, наверное, это выглядело смешно, вот только Йеми сейчас было не до смеха.
Палач, стоявший где-то за спиной, перерезал верёвку, и кагманец кулём упал на пол. Сильная рука ухватила его за плечо.
— Вставай, Йеми! — раздался над ухом странно знакомый голос.
Всё-таки, они узнали, кто он такой.
— Вставай! Слышишь, просыпайся.
— А…
Йеми с трудом разлепил глаза. Через стеклянное окно комнату заливал неяркий утренний свет. Сам кагманец лежал на широком ложе, а рядом, наклонившись, стоял Балис и тряс его за плечо.
Иссон милостивый, как же хорошо, что это был всего лишь сон. Только вот голова продолжала болеть так, словно Йеми всё ещё оставался в имперских застенках.
— Вставай! Нам нужно ехать в Плошт, — настойчиво произнёс Балис. Глядя на свежевыбритое лицо пришельца из иного мира, кагманец вдруг испытал острый приступ зависти. Он вспомнил, почему у него болит голова, и понял, что за этим последует.
— Не могу, — просипел Йеми. — Я сейчас блевать буду.
— Не вздумай, — серьезно предупредил Гаяускас, — или сам потом будешь убирать. Хватит того, что мы с Мироном вас вчера по спальням разносили.
— И сам не хочу, — попытался пошутить кагманец, — а что делать-то?
— Вот, — морпех взял со стола небольшую плошку, — выпей — полегчает. И в следующий раз не нажирайся, как свинья.
— Как петух, — машинально поправил Йеми.
— Что?
— В Оксене говорят: "Пьян, как петух", потому что петухи, когда бросаются в драку, забывают обо всём на свете.
— Учту. А ты давай пей.
— Да что хоть там?
— Попробуй — и узнаешь.
С некоторой опаской кагманец принял из рук Балиса посудину и сделал маленький глоток.
Внутри всё словно взорвалось. Содержимое желудка метнулось вверх, и тут же осело вниз. Йеми прошибло потом. Крякнув так, что его, наверное, было слышно и на улице, кагманец тяжело задышал открытым ртом.
— Капустный рассол?
— Он самый.
— Уф…
Йеми маленькими глотками пил жидкость и чувствовал, как похмелье разжимает свои объятья. Когда плошка опустела, он чувствовал себя уже вполне приемлемо. Утерев рукавом лоснящиеся губы, поинтересовался:
— А почему в Плошт?
— Там Серёжа. Наромарт вчера выяснил у Кеббана.
— Молодец. Ладно, сейчас я буду готов. Олуса уже разбудили?
— Сейчас пойду.
— Ты, это… Рассола только ему не предлагай.
— Почему?
— Неблагородно. Капустный рассол — это для простолюдинов вроде нас. А для него лучше попроси у хозяина полкубка вина.
— Ох, и мороки же с вами, — проворчал морпех, покидая комнату.
Но оказалось, что мороки не так уж и много: благородный сет Олус Колина Планк поднялся с постели бодрым и свежим и от похмелья ни сколько не страдал. И даже перегаром от него не несло, лишь немного благородно попахивало дорогим вином.
Зато удивил Наромарт, притащивший в столовую ночную ящерицу чуть ли не под лапку, да ещё и со словами:
— Знакомьтесь, нашу новую спутницу зовут Рия.
— Доброе утро, — вполне отчетливо прошипела рептилия.
Мирон чуть не грохнулся с табурета, а Балис поперхнулся молоком. Зато Сашка воспринял говорящую ящерицу как нечто само собой разумеющееся:
— Ага, доброе. Садись завтракать.
Рия смущенно затопталась на месте.
— Нечки не допускают за один стол с людьми, даже со слугами.
— А у нас — допускают, — как ни в чём не бывало, заявил черный эльф, усаживаясь за стол. — И заводить особые порядки ради тебя мы не станем, не упрашивай.
Ящерица моргнула огромными золотистыми глазищами.
— Я вовсе не упрашиваю.
Но было видно, что она чувствует себя не в своей тарелке. Горло рептилии ходило ходуном, словно там прятался какой-то механизм. Робко присев на краешек табурета, она потянулась за хлебом.
Мирон с Балисом переглянулись. Последнее время им казалось, что они уже освоились в чужом мире, но у Вейтары, похоже, в загашнике имелось ещё немало сюрпризов. Конечно, Наромарту бы следовало предупредить их заранее, что подаренная ящерица — не просто животное, а разумное существо. Но сейчас указывать эльфу на его ошибку было бы неприлично: Рия и так робела перед людьми, а если начать в её присутствии этот разговор, то она и совсем потеряется. Словом, беседу с эльфом следовало отложить до более подходящего времени.
К тому же, следовало торопиться. Уже через четверть часа маленький отряд двинулся в путь. Анну-Селену посадили на коня благородного сета, а Рию — к Наромарту. Погода окончательно испортилась, нудно моросил мелкий дождь, но это оказалось им даже на пользу: путешественники плотно завернулись в плащи, а стража у ворот Тролля, едва увидев красный шарф благородного сета, и не вздумала проверять ни его самого, ни его свиту. Йеми не преминул отметить, что Туам и впрямь долговязый, ростом разве немного уступит Балису. Может, где и пригодится.
Когда стены Альдабры остались уже далеко, Анна-Селена попросила остановиться, а потом обратилась к вейте:
— Рия, теперь ты свободна. Можешь идти куда хочешь.
Повисло тяжелое молчание.
— Рия, ты что, не понимаешь? — удивилась маленькая вампирочка. — Ты свободна. Совсем. Я тебя отпускаю, иди.
— Куда я пойду? — переспросила ящерка.
— Как куда? Домой. У тебя ведь есть дом?
— У меня никогда не было дома, госпожа. Я родилась в неволе.
— Но теперь ты свободна, — только и промямлила пораженная девочка.
— В Империи не бывает свободных нечек. Если даже госпожа даст мне свободу, то любой человек в праве её отобрать. Мне некуда идти.
— Что же делать? — маленькая вампирочка только сейчас поняла, что она натворила. У домны Ветилны Рия жила, по крайней мере, сносно. А глупая попытка отблагодарить добрую ящерку принесла той одни неприятности.
— Не таскать же её с собой, — проворчал Йеми. — В Плоште у меня живёт хороший знакомый, жупан Дроко Малина, подаришь ему… Хотя, нет. Это к людям Дроко нормально относится, а вот к нечкам… Лучше не стоит…
У Рии снова часто-часто запульсировало горло: ящерка волновалась.
— Не надо её никому отдавать, — жалобно проговорила Анна-Селена. — Рия знала, кто я на самом деле, и никому не рассказала.
