Александр Афанасьев - В огне
Казак стащил с себя черную шапочку, и Маритка вдруг увидела, что у него светлые, чуть вьющиеся волосы цвета ржи. Почему-то именно сейчас она начала воспринимать его как человека, а не как темную, враждебную силу.
– А домой зачем поволокла?
– Ну как… Вещь… Продать можно.
– И задорого, – поддакнул казак, – только против закона. Жарко тут…
– Не нравится, не ходите! Не ваша земля!
Казак покачал головой. Маритка поняла, что он очень молод.
– Как знаете, пани, – ответил он без злобы. – А что ж не стреляли?
– Не умею.
– Плохо. Много их там? – Казак мотнул головой в сторону деревни.
– Не знаю. – Маритка перешла на нормальный тон, она вдруг поняла, что стоящий перед ней человек, пусть так ужасно выглядящий, не злой, не жестокий и не собирается причинить зло ни ей, ни цепляющейся за ее ногу маленькой сестре. – Человек тридцать, даже больше, наверное. С оружием все. Они ксендза избили, я видела…
– Ксендза?
– Ну… Священника.
Казак покачал головой:
– Это плохо. А этого… знаете? Что вас ловил.
– Нет.
– К деревне можно скрытно подойти?
– Как?
– Ну… чтобы не видел никто.
– Нет, наверное… специально же так строили… – сказала Маритка и осеклась. Казак посмотрел на нее и все понял. И она тоже кое-что поняла.
Глаза зеленые… ведьмины.
Казак, не сводя с нее глаз, достал рацию:
– Седьмой, вызываю штаб. Господин сотник, тут двое гражданских сбежали… Да, мы… минус пять… Говорят, человек тридцать, все с оружием, священника избили… так точно. Есть.
Казак убрал рацию:
– Сейчас вас заберут. До завтра посидите при штабе.
И впрямь ведьмины глаза… Утонуть можно.
– Как тебя… зовут? – неожиданно для себя спросила Маритка.
– Тихон меня зовут, – просто ответил казак. – С Вешенской мы, с Дона. А тебя?
– Маритка… Лесневская. А это Ленка. Сестра моя…
– А мы от казаков хотели прятаться! – внезапно наябедничала Ленка. Молодой казак только улыбнулся.
– Нехорошо ябедничать. Сейчас за вами придут, при штабе покормят… мабуть, сготовили уже. Голодные?
– Скоро вы… с этими?
– Да, думаю… к ночи и разберемся…
– И вот еще. Ты… если надумаешь сюда шановну паненку какую привезти, так знай наперед – на круге запорю!
– Так дядя Митрий…
– Цыц! – старших обсуждать! Дядя Митрий отродясь без царя в голове живет, он младшим был, а я старшим, вот все розги мне и доставались. Зато я человеком вырос! Сравни, как он живет, и как мы. Тем более здесь девки есть, одна другой глаже, вон та же Манька тебе утирку расшила, а ты не взял.
– Да нужна она мне… Она в ширину больше, чем в высоту.
– Зато дочь наказного атамана, понимать должон! Впрочем, если не люба – неволить не буду. Девок много и без нее, да и мы не побираемся… Но с какой паненкой приедешь – запорю, вот тебе истинный крест.
А все-таки – хороша! Ведьма!
Темно-то как…
– Идут, – сказал снайпер.
Тихон приник к пулемету…
– Они видят нас! Через ночь видят!
Атаман банды, уже раненный рикошетом отскочившей пулей, упал на землю, прикрывшись убитой лошадью – лошадей в седле было немного, забрали всех. В небе, пьяно раскачиваясь, освещая все морозно-белым светом, догорала осветительная ракета. Рядом плюхнулся еще один бандит, пошевелился… жив.
– Где Ласло? – заорал атаман.
– У околицы вбили! Всех вбили!
Впереди трещали автоматные очереди, то одна, то другая обрывалась. Стреляли по заложникам – от отчаяния, понимая, что не пройти, и желая забрать с собой хоть кого-то. До леса было метров триста, но до него было так же далеко, как до луны, равнодушной луны, висящей в небе и освещающей всю картину побоища. От леса хлестал свинцом пулемет, хоть один, но хватало. Но страшно было не это – страшны были пули, летевшие из темноты совершенно без шума и не знающие промаха.
– Всем вместе надо! – заорал атаман, вскакивая. – Еще Польска не сгинэла!!!
И рухнул – с пробитой пулей головой.
Джинба иттай.
01 августа 2002 года
Тегеран
Расстреливали на стадионе. Покойный шахиншах распорядился выстроить стадион и создать команду для игры в футбол – развлечение неверных, им они отвлекают правоверных от своего фард айн[13] – джихада. К большому стадиону была пристроена гостиница, а внутри, под трибунами, располагался целый город, с раздевалками для команд, комнатами для спортивного персонала и персонала, обслуживающего стадион. Все это сейчас было сломано, разрушено, растоптано – в тесных коридорах и комнатах хозяйничали другие люди.
Пленников охраняли не военные – все же новая власть не рискнула ставить на охрану офицерского корпуса их бывших подчиненных, могло произойти всякое. Их охраняли муджахеддины, какая-то спешно сформированная гвардия – здоровые, вооруженные автоматами, на головах – повязки с изречениями из Корана, еще одной такой же повязкой обычно прикрыта нижняя часть лица – боятся, что придут русские и потом их опознают по материалам видеосъемки. Пленников выгрузили из машин, пинками прогнали по коридору и затолкали в какое-то темное, неосвещенное помещение. После чего дверь захлопнулась.
Они остались одни. Без света, без оружия.
– Кто старший по званию?! Кто старший по званию офицер?! – негромко спросил кто-то. – Давайте представимся!
В душной темноте кладовки один за другим раздавались голоса, называли имя и личное звание. Дошла очередь и до полковника.
– Полковник Реза Джавад! – сказал он.
Судя по тому, что он слышал до этого, никого старше по званию в комнате не было.
– Полковник, подойдите сюда! – крикнули из темноты.
Спотыкаясь о чьи-то ноги, полковник побрел вперед.
– Мы здесь. Садитесь у стены.
Стена была холодной и сырой. Контраст с установившейся в столице августовской жарой. Лиц собеседников видно не было.
– Я майор САВАК Али Бахонар, рядом со мной – майор Реза Мосальман. Вы полковник Джавад, вы вчера были на параде, верно?
– Верно… А вас там не было?
– Нет. Мы не обеспечивали это мероприятие. Что произошло на параде?
– Спросите у кого-нибудь другого, – буркнул полковник.
– Мы спрашиваем у вас, – голос незнакомца стал требовательным, – вы забыли о субординации, полковник?
– Да пошел ты, – от всей души воскликнул полковник Джавад, – сын собаки! Где ты был вчера? Где вы все вчера были, падаль! Это все из-за вас! Если бы вы взяли под контроль арсенал и доставили нам боеприпасы – ничего подобного бы не произошло. У меня на площади было восемьдесят танков! Восемьдесят танков, ты, сукин сын! И ни в одном из них не было ни единого снаряда! Зато там были такие, как ты, которые, вместо того чтобы контролировать этих долбаных мусликов, контролировали нас, военных. Угроза режиму, мать твою! Если бы мне вовремя доставили боекомплект, сейчас бы здесь сидели эти аллахакбары, а не я! Пошел вон, сын шакала, грязный маниук!
Кулак прилетел из темноты, но полковник уклонился и вмазал наугад в ответ, кулак вошел во что-то упругое, мягкое, ответный удар тоже достиг цели, но рядом уже был кто-то и еще, и еще… они пинали что-то невидимое в темноте с гулким хеканьем, с криками… потом кто-то потащил его за руки… а в темноте продолжалась драка.
– Вы в порядке, господин полковник?
Полковник сплюнул куда-то рядом – губа была разбита и грудь болела… но его и до этого сильно избили, а потом гвардейцы ехали к стадиону, пленников положили на пол машин и поставили на них ноги… хуже этого уже ничего не могло быть…
– Твари… – сказал кто-то, присев рядом, – только распоряжаться могут, грязные твари. Просрали страну…
Голос был знакомым.
– Ты кто?
– Не узнал? – мрачно усмехнулись из темноты. – Багаутдин я. Майор Качауи.
– Майор… Что вы здесь делаете?
– То же, что и все. Мы же придворная часть, твою мать… – Военные говорили по-русски, потому что все закончили русское училище. – Как только началось… командир послал две группы, приказ – прорваться в расположение русских, выяснить, что там происходит, и договориться о совместных действиях. Там, вообще-то, три группы были, но одну сожгли целиком при прорыве. По нашим казармам из «Шмелей» били.
– Из «Шмелей»? – недоверчиво спросил полковник. – Их же даже у нас не было.
– Или из чего-то подобного, я не видел. Ираки и всю его группу сожгли, но нам вырваться удалось… у казарм уже бой шел вовсю.
Майор Качауи был сородичем полковника – выросли в одной деревне на севере, на каспийском побережье. Отцы вместе ходили за рыбой на стареньком траулере. Потом Качауи перешел из армии в Гвардию Бессмертных с большим повышением, с тех пор они общались мало, потому что офицеры из Гвардии Бессмертных не имели права общаться с армейскими офицерами, с теми, мятеж которых им, возможно, придется подавлять.
