Петр Донцов - Николай I - Попаданец
Глава 25
Капитан Соколов закрыл дверь за капитаном Еремеевым и вернулся обратно в свой кабинет, где он недавно обсуждал подробности заседания столичной масонской ложи со своими двумя коллегами. Император Александр, сам в прошлом масон, с 1822 года запретил масонские ложи в империи, после того, как ударился в православие, что особенно не помешало их существованию. На основе этих лож возникло множество тайных обществ, основной целью которых было устранение крепостничества и установления более либеральных форм правления. Расследование деятельности этих обществ и занимало капитана Соколова в последний год. Так как эти общества существовали полулегально, но не тайно, то при небольшой сноровке и связях можно было легко в них проникнуть под видом либерально настроенного патриота, который желает вытащить родину из вековых оков рабства. Через пятьдесят лет, таких людей назовут провокаторами, но капитан Соколов и слова такого-то не знал, что впрочем, не меняло смысла его работы. А работа его как раз и состояла в сборе информации обо всех влиятельных сановниках империи и последующем ее анализе, а так же о планах и действиях тайных обществ и масонских лож.
За те несколько лет, что прошли со времени разговора с великим князем, группа капитана Соколова разрослась до двадцати человек, которые работали в обеих столицах, а также в Одессе, Киеве, Риге и Варшаве. За три года были собранны более тысячи досье на всех, сколь-нибудь значащих чиновников и офицеров в столице и в провинции, включая предводителей двух десятков лож и союзов. В поле зрения попадали и финансовые воротилы, и иностранные послы. Из всего этого клубка людей была устроена картотека в двух экземплярах. Один хранился на конспиративной квартире, точнее домике, на окраине Петербурга, где жил капитан Соколов, а другой, у его высочества во дворце.
Собранная картина позволяла судить о масштабах деятельности тайных обществ и об их влиянии. Сколь-нибудь значимых обществ было около десятка, но капитана наиболее беспокоили Южное и Северные общества. Южным обществом, что располагалось в Одессе, руководил полковник Пестель, и оно ратовало за освобождение крестьян и свержение монархии. Северным обществом, располагавшимся в Петербурге, руководил поручик Муравьев, и оно не было столь радикально. В основном общества состояли из молодых офицеров и этим они и были опасны, так как теоретически могли опираться на военную силу. У капитана были свои люди в десятке обществ и лож. Поэтому программы и планы этих организаций становились известны Николаю Павловичу на следующий день после их озвучивания.
Отношение к великому князю в среде офицеров было смешанное. С одной стороны он был братом императора и публично не высказывал либеральных взглядов. С другой стороны многие знали о его интересе к проектам г-на Сперанского и о его поддержке либеральных профессоров, которые оказались под угрозой увольнения из-за Аракчеевских притеснений. Все эти настроения также регулярно докладывались его высочеству.
Сегодня на стол капитана Соколова лег проект переустройства империи, составленный полковником Пестелем. Именно этот проект капитан и обсуждал с двумя членами группы. Главный вопрос, который их занимал; является ли этот проект частью заговора или это еще один бумажный продукт либеральных идей, столь популярных среди молодого офицерства. По всему выходило, что это только отвлеченный проект, но капитан считал, что заговор, это вопрос времени и попросил подчиненных усилить надзор за Пестелем и теми с кем он общается.
При их последней встрече Николай Павлович его удивил, попросив подумать, можно ли извлечь пользу из этих обществ, ежели император решится на освобождение крестьян. Кто согласится поддержать императора в его начинаниях, а для кого союз с монархией в принципе неприемлем.
Капитан взял чистый лист бумаги, обмакнул перо в чернила и начал писать докладную.
Глава 26
После Венского конгресса в 1815 году в Европе наступил период реакции. Мой брат Александр был одним из инициаторов создания «Священного Союза» между Россией, Австрией и Пруссией с целью удержать существующий порядок. В самой России началась пора «закручивания гаек». Как и всякое «закручивание гаек» в истории это было довольно бесполезное занятие. Проблем оно не решало, оно лишь их отсрочивало, чтобы потом клубок проблем рванул посильнее в виде бунта или революции. Новым фаворитом моего брата стал Алексей Андреевич Аракчеев, способный и исполнительный господин. Свое предназначение он видел в служении императору, и именно его исполнительность стала бичом России в послевоенные годы царствования моего брата.
Еще мой брат очень любил парады. Это видимо был семейный дефект детей Павла I, так как и другие мои братья: Константин и Михаил очень любили шагистику. Любил её и мой реципиент. Я же никогда не испытывал восторга от ровной шеренги солдат на плацу. Так, в армии стали цениться ровность фрунта и блеск сапог, а боевая подготовка отошла на задний план. В среднем солдат отстреливал десяток пуль в год, и это если в его части не очень воровали. Такая армия могла побеждать турок и гордиться собой, но по эффективности она начала отставать от европейских армий, прежде всего от Пруссии, где как раз была в разгаре военная реформа.
Одной из странных идей Александра, было создание военных поселений. На бумаге это выглядело заманчиво. Создать военные части, которые кормили бы себя сами за счет земледелия и ремесел. А в военное время эти формирования образовывали бы стратегический резерв. На практике это оказалось бесполезной и дорогостоящей затеей. Для образования поселений, отселили крестьян, которые поколениями жили на этих землях. В поселениях ввели драконовские меры жизни. Все было под контролем начальства, даже устройство личной жизни солдат-крестьян. В итоге в этих поселениях происходили частые бунты. Экономически они себя тоже не обеспечивали и легли дополнительным бременем на бюджет. Всего к концу царствования моего брата в поселениях жило более полумиллиона человек. Увы, император видимо не слышал о разделении труда и произвел на свет еще один мертворожденный проект. В итоге поселения лишь увеличили бюджетный дефицит.
Тем временем проблемы в обществе накапливались. Проблемы, которые предстояло решать мне.
Глава 27
Дверь кареты открылась, и из неё вышел молодой человек. «Возмужал паренек» – отметил про себя Павел Дмитриевич Киселев. И действительно, за четыре года прошедшие со времени их последней встречи, молодой человек возмужал, раздался в плечах, стал мужчиной, что ли. Вслух же он сказал, улыбнувшись:
— Рад вас видеть, ваше высочество, как доехали?
Николай Павлович, а это был именно он, сердечно поздоровался с начальником штаба II армии.
— Замечательно, — весело ответил он. — Такого солнца, как на юге у нас в Петербурге не увидишь. Видимо мне чаще надо вас навещать. И действительно, лицо великого князя чуть обветрилось и загорело.
— Пройдемте в дом, Николай Павлович, — пригласил полковник, и они зашли вовнутрь. Г-н Киселев был давним знакомым его высочества. Он был хорошо принят при дворе и был доверенным лицом императора и семьи Романовых. Еще в 1810 году он сопровождал в Россию прусскую королевскую семью, где впервые и познакомился с Александрой Федоровной, тогда еще принцессой Шарлоттой. Присутствовал он и в Берлине, во время помолвки великого князя. Поэтому он считался «своим» в императорской семье.
После обеда князь с хозяином вышли на веранду, выходившую в сад, где Николай Павлович и начал разговор, ради которого он приехал.
— Я читал ваш доклад государю о крестьянской реформе, и он меня чрезвычайно заинтересовал. Я даже обсуждал его с Михаилом Михайловичем Сперанским, и он нашел многие ваши идеи созвучными его собственным.
— Я не держу свои взгляды в секрете, и я думаю, что освобождение крестьян есть наиважнейшая задача, которая увеличит благосостояние отечества. Мы не должны забывать о том, что произошло во Франции, и посему обязаны сделать все, что бы революция не случилась в империи.
— Полностью с вами согласен Павел Дмитриевич. Но мне кажется, господин Аракчеев не разделяет ваших взглядов. Как продвигается дела комиссии?
Лицо Киселева помрачнело.
— К сожалению, проект мой был положен под сукно. Меня поблагодарили за мои усилия и беспокойство, но далее обсуждения моего проекта, ничего не произошло.
— Я думаю, Павел Дмитриевич, что время вашего проекта еще придет. Я бы не терял надежды.
— Что-то определенное, Николай Павлович?
— Нет, но многие, включая императора и меня, согласны с вашими идеями, а поэтому мы должны дожидаться подходящего времени и не терять надежды. Я уверен, что нам еще многое предстоит совершить на этом поприще.
