Олег Гончаров - Княжич
Сцепились они, точно кошки дикие. Чуть друг другу волосы не повыдирали. Насилу растащили их.
И не страшило их, что Ингварь под стены коростеньские подходил, что земля Древлянская огнем пылала. И что Грудич сам мог в ятвигском уделе голову сложить. Любовь да обман в тот миг важнее были.
Ярко пылали костры на стогне. Золотые отблески играли на черных бревенчатых стенах Большого крыльца, по которому шли Беляна с Игорем. Чуяла княгиня Древлянская тяжелое дыхание за своей спиной. И старалась догадаться, о чем с ней хочет говорить каган Киевский. Впрочем, о чем может захватчик с побежденным говорить?
Кагана Киевского шатало. Иногда казалось, что пол уходит из-под ног. Порой чудилось, что тот же пол норовит его по лицу ударить. А потом вдруг привиделось, будто не отблески огневые на стенах пляшут, а навки бесстыдные в пляс пустились. В объятия жаркие его манят. Улыбаются ласково. Зазывают к себе. Губами алыми непотребства нашептывают. Блаженства неземные сулят…
…и отхлынуло все…
А впереди княгиня Древлянская идет. Не идет даже, павой плывет. Лебедем. Бедрами покачивает. И чувствует каган, как в нем Блуд[38] просыпается…
«Вот ведь, как вино ромейское в теле взыграло», — подумал Игорь.
Не знал он, что не вино, а зелье, Путятой подсыпанное, ему ум за разум заводит. А если б знал? Несдобровать тогда болярину младшей дружины. Ох несдобровать…
— Куда ты меня ведешь, княгиня?
— Вот. Пришли уже. — Она открыла низкую дверцу. — Сюда проходи, — и вслед за каганом вышла на сторожевую башню, ласточкиным гнездом примостившуюся над крыльцом коростеньского детинца.
— Кто тут?! — Голос из темного угла башни заставил вздрогнуть и ее, и Игоря.
— Это ты, Гунар?
— Да, конунг. Меня ярл в сторожу поставил. А я приснул малость. Ты не знаешь, когда он мне смену пришлет?
— Ступай вниз. Выпей да поешь.
— Асмуд разозлится.
— Скажи, что я тебя отпустил.
— Хорошо, — и варяг скрылся за дверью.
Ночь накрыла землю Древлянскую. Ясная. Звездная.
Там, внизу, уже затихали уставшие люди. Выпито и съедено было немало. Да и зелье не пощадило никого. И варяги, и поляне, и русь валились с ног и засыпали. Они валились, как скошенное жито. Один за другим. Забыв об осторожности. О том, что они в чужой земле. О том, что совсем не желанные они в этом городе. Захватчики. Враги. Сон настигал их, брал в полон и уводил в бесконечные дали грез.
Только варяжская стража у городских ворот, отроки малой дружины, закупы[39] княжеские, несколько оставшихся в городе рядовичей[40] да еще княгиня Древлянская и каган Киевский не желали поддаваться сну.
Ключник Домовит тихонько поругивался на непрошеных гостей. А заодно покрикивал на холопов[41], которые принялись убирать столы со стогня, стараясь не слишком тревожить спящих.
Здесь, наверху, в дозорной башне, дышалось легко и свободно. Прохладный ветерок прогонял дремоту. И на мгновение Веляне показалось, что страх, который закрался в ее сердце, как только узнала она о Полянском нашествии, отступил.
Когда-то, много лет назад, еще совсем девчонкой, приехала княжна Чешская в Коростень, чтобы выйти замуж за княжича Мала. Так решили их отцы. А с отцами не спорят…
Сколько слез было пролито по дороге к Древлянской земле. Сколько горестных дум передумано. Как не хотелось ей покидать отеческое гнездо. Свою светелку. Своих подруг…
Сразу после свадебного пира Мал не повел ее в опочивальню. Он привел ее сюда. В дозорную башню коростеньского детинца. И тогда тоже была ночь. И звезды так же мерцали, равнодушно взирая на землю. И была луна. Большая-большая.
Беляна стояла, подставив лицо ночному ветру…
А Мал все говорил… говорил ей о том, что нельзя без любви. О том, что должны узнать они друг друга. О том, что у него другая есть…
А потом… потом ушел в ночь. Ее одну оставил. Если бы не Домовит, она бы и дороги в спальню не нашла. А вскоре и муж вернулся. Взглянул на нее зло. Отвернулся и уснул…
Вот тогда она плакать больше не стала. Поняла, что за счастье свое еще побороться придется…
Много времени прошло прежде, чем любовь к ним пришла.
И однажды… Мал осторожно коснулся ладонью ее щеки и сказал просто:
— Если бы ты знала, как я благодарен Доле и Ладе[42], что они мне дали именно тебя.
И она вдруг поняла, что тоже благодарна и Доле, и Ладе, и отцу…
И они вновь поднялись сюда. В башню дозорную коростеньского детинца…
Именно здесь они по-настоящему стали мужем и женой…
А потом еще часто сидели здесь по ночам. Обнявшись сидели. Дышали ветром и смотрели на звезды…
— Ты по дому скучаешь?
— Что? — не поняла княгиня.
— По дому скучаешь? — переспросил каган.
— Мой дом здесь.
— Так ты же родом из Чехии.
— Да, я родилась далеко отсюда. Только это было так давно… — Он словно узнал ее мысли. — Моим домом стала Древлянская земля. Иногда даже забываю, что я не древлянка. — Беляна взглянула на кагана.
Княгине показалось, что лицо Игоря измазано кровью. Это свет от догорающих на стогне костров окрасил его алым.
— Но ты, наверное, не о родине моей хотел поговорить? Не о прошлом?
— Нет, княгиня. Что было — видели, а что будет…
— Увидим, — сказала Беляна. — И что же будет?
— Ты умная, — то ли похвалил, то ли укорил каган. — И уже видишь, что войско мое в столице земли Древлянской. Ты нас гостями перед миром выставила. Но и сама понимаешь, что не гости мы вовсе. Словенская земля и кривичи, вятичи и радимичи, северяне и поляне, — все под мою руку встали. В Русь вошли. Настала пора и Древлянской земле Русью стать. Не хочу я силком вас к себе привязывать. Хватит огня. И крови хватит. Завтра на стогне при людях ты мне стремя поцелуешь.
— Я? — Княгиня почуяла, как холодок пробежал по спине. — Не по Прави это. Не я, а князь Древлянский должен такое решать. Вместе с людьми нашими согласиться, что под твоей рукой нам покойнее будет. Вот приедет Мал, ты с ним такой разговор заведешь…
— Не приедет.
Беляна почуяла, как дозорная башня под ногами качнулась. Как завертелось звездное небо над головой. Как Явь поплыла перед глазами…
Но сумела с собой совладать. Спросила, спокойствие сохраняя:
— Что с Малом?
— Его у ятвигов русь моя встретила. А в спину варяжская дружина с войском Полянским подперла. Не выбраться ему из того котла. — Игорь не стал скрывать улыбки. — Так что, считай, ты теперь владетельницей древлянской стала. С тобой мне и договариваться.
Отлегло от сердца. Значит, не убийц подлых, войско каган против Мала послал. Может, жив еще муж. Может, вернется. Помоги ему, Даждьбоже Пресветлый.
— И помощь моя тебе не помешает. Ты чужая здесь. Пришлая. Как узнают древляне, что князь сгинул, сразу вспомнят, что ты не их рода. Прогонят. И куда ты с дочерью? К дяде в Чехию? Так он отца твоего убил. Думаешь, что тебя пожалеет? И к тому же у него ляхи на голове плешь проели. А латины с моравами норовят землю отнять. Так что один тебе путь. В Русь…
Говорил, говорил, говорил каган Киевский, а у Беляны мысли совсем не здесь были. Мал перед глазами стоял.
Как он там? Может, ранен? Может, лежит, мечами изрубленный? Может быть, волки злые его тело изломанное рвут?
Нет. Не может. Жив он. Сердце чувствует, что жив. Даждьбоже Великий, неужели ты допустишь гибель внука своего? Помоги ему из беды выбраться…
А Игорь, молчанием княгини ободренный, продолжал ее уговаривать:
— Сама посуди, Древлянская земля рядом с Полянской. От границы до Киева всего день пути. Полюдье огнищане твои будут платить не великое. А дом твой под надежной защитой будет.
— Подожди, — словно во сне сказала Беляна. — Где ж это видано, чтоб не князь, а княгиня правила? И потом, у Мала наследник есть. Добрыня.
— Так княжич вместе с отцом на ятвигов пошел. Как знать, вернется ли…
В голос завыла княгиня Древлянская. Неужто и сын рядом с отцом лег? Нет. Нет. Нет! Не может быть такого! Совсем разум от горя потеряла.
Обнял ее Игорь. К груди прижал. А сам уговаривает:
— Не рви ты себе сердце. Жива дает, Марена забирает. Так исстари повелось. Не нами этот мир придуман, не нам его и переделывать, — и вдруг целовать ее начал в щеки, от слез соленые, губами жаркими стал ее губы искать. — Ты женой моей станешь, — шепчет. — Мы еще детишек нарожаем. Дочка твоя мне как родная будет.
— Есть же у тебя жена, — попыталась Беляна вырваться.
— Ну и что? — не выпускал ее Игорь. — Кагану можно хоть одну иметь, хоть тысячу. И все законными будут.
— Н-н-нет! — все же вырвалась княгиня. — Не бывать этому! Жив муж мой! И сын жив! Отойди от меня, постылый! Не будет по-твоему! Не смешается кровь наша! Ты! Полукровка самозваный! — и на кагана кинулась.
Старалась глаза выдрать, да только по щеке ногтем полоснула…
