Андрей Мартьянов - Мировой кризис
Далее плавание проходило безмятежно — вдоль берегов русской Прибалтики, оставляя за кормой порты Виндавы, Риги и Ревеля. Пассажиры «Эвертона» начали скучать, но сегодняшним утром за завтраком капитан объявил, что потерпеть осталось совсем недолго — вскоре на горизонте должен показаться Кронштадт и сразу за ним Санкт-Петербург, конечная точка маршрута.
— Давайте подумаем, что будем делать, если друг мадемуазель Чорваш нас не встретит. Номера в отеле забронированы, по завершении таможенных формальностей багаж отправят на этот же адрес… — Джералд повернулся к концессионерам. — Ева, вы ведь говорите по-русски?
— Немного. Но я уверена, что таможенники и портовые служащие знают по меньшей мере французский, а представители высшего света и подавно полагают его вторым родным. Господа, незачем беспокоиться — я бывала прежде в Петербурге, город мало чем отличается от других столиц Европы, Вены или Рима.
— Я тоже ездил в Россию три с лишним года назад, — поддержал Еву Монброн. — Железнодорожная компания брала крупный кредит в нашем банке… Ничего страшного, за исключением неслыханной бюрократии и местного гостеприимства: я две недели мучился несварением после всех обедов и приемов… Но я тогда останавливался в Москве и Киеве, ехал поездом через Варшаву. В Петербург, к сожалению, заглянуть не удалось.
— Пользуйся возможностью. Если получится уладить дела сравнительно быстро, мы проведем в столице неделю или десять дней.
Лоцман направил «Эвертон» не к Коммерческой гавани Васильевского острова, а к левобережью Невы, Гутуевскому острову и Таможенной набережной, где швартовались не только ходящие по расписанию суда, связывающие Петербург с княжеством Финляндским, Германией и балтийскими губерниями, но и заграничные гости, выполнявшие челночные рейсы, — торговцы со специально заказанным товаром, корабли небольших каботажных компаний да частные пароходы и яхты под вымпелами иных держав.
С Ливерпулем, конечно, не сравнишь — куда меньше толчеи, грохота и деловитой суматохи огромного порта, где работа не останавливается днем и ночью. Российская империя все-таки «сухопутное» государство, в отличие от Британии, существование которой без моря и морской торговли непредставимо и невозможно.
Больше часа ждали пограничных чиновников. Старший, представительный располневший господин в невысоком чине титулярного советника оказался любезен и предупредителен, хорошо знал английский и произвел самое положительное впечатление. Штампы в паспортах проставлены (Евангелина предъявила болгарский, с фальшивым именем — в противном случае о прибытии в Россию звезды первой величины газетчики узнали бы уже к вечеру и тогда прощай конспирация), пошлины за груз уплачены и таможенник в черной шинели, вежливо взяв под козырек, пожелал гостям и «его светлости графу Вулси» приятного времяпровождения в Петербурге.
Робер полез было в карман за бумажником, но передумал — вдруг обидится? Нехорошо начинать пребывание в чужой стране со скандала.
— И что делать дальше? — осведомился Тимоти. — В Нью-Йорке или Бостоне все просто: сходишь на берег, на тебя сразу налетит десяток кэбменов, выбираешь какой понравится и поехали… А тут? Я осмотрел пристань, ни одной повозки! Надо искать за территорией порта? Или как? Ева, Робер, вы здесь бывали, должны знать обычаи страны!
— Мы разве торопимся? — пожал плечами Монброн. — Я еще должен собрать чемодан… Доктор, поможете?
— Разумеется… И я полагаю, что в здании портового управления отыщется телеграф или контора, предоставляющая услуги прибывшим пассажирам. Логично?
Поход в контору не потребовался — спустя несколько минут по сходням «Эвертона» поднялись двое незнакомцев и потребовали у вахтенного матроса сообщить о своем прибытии мадемуазель Чорваш. Имя единственной особы дамского пола, находящейся на борту, матрос-ирландец не знал, но сразу понял, о ком идет речь, и доложил второму помощнику, каковой и проводил визитеров на верхнюю палубу.
Сразу видно — туземцы: верховодил высокий, темноволосый с редкой проседью господин, похожий на разбойника из приключенческого романа. Прихрамывает, левый глаз перевязан черной шелковой лентой, на виске и скуле виден светлый косой шрам. Пышные усы, взгляд единственного серо-стального ока холодный и лениво-оценивающий, лицо узкое с высоким лбом и намечающимися залысинами. Опирается на трость железного дерева, заметна военная выправка. Одет, однако, статским манером — на улице пускай и тепло, не меньше пятидесяти по Фаренгейту, но усатый предпочел роскошную шубу бобрового меха, под которой скрывался мышасто-серый костюм в темную полоску с серебристым галстуком.
Если одноглазому можно дать на вид тридцать три или тридцать пять лет, то его сопровождающий выглядел несколько моложе и проще: застегнутое на все пуговицы пальто, каракулевая шапка пирожком, гладко выбрит. Физиономия добродушная и располагающая к себе, если улыбается, то видно, что два зуба справа и сверху выбиты. И уж конечно это несомненный простолюдин — совсем иная манера держаться.
Еву застали в кают-компании, мадемуазель и лорд Вулси пили чай, пока остальные собирались. Джералд слегка оторопел, увидев вопиющее нарушение этикета — гость расцеловал поднявшуюся навстречу Евангелину «в уста» и лишь затем начались взаимные представления. Как раз объявились Робер, доктор и Тимоти с Ойгеном.
— Граф Алексей Барков, мой старинный приятель, — отрекомендовала порозовевшая Евангелина. — Надежный друг, во многом незаурядный и благороднейший человек… Прошу знакомиться, господа, — его светлость Джералд Слоу, лорд Вулси…
— Как же, наслышан, — кивнул Барков, демонстрируя безупречный французский. — Но не о вас лично, милорд, а о вашем батюшке, сэре Артуре — он ведь по ведомству иностранных дел служил? Я состоял в делегации военного министерства России в Лондоне, встречались — еще в царствование короля Эдуарда… Весьма, весьма рад. Добро пожаловать.
То, что остальные члены концессии к аристократическому сословию не относились (разве что Монброн — приставку «де» к фамилии его отец получил жалованной грамотой Наполеона III за заслуги перед Францией на коммерческом поприще), на графа Баркова никакого впечатления не произвело — он был одинаково любезен со всеми. Чуть смущенного Прохора назвал своим секретарем и сообщил, что Прохор Ильич человек во многом незаменимый.
— Покорнейше прошу простить, — низко гудел граф, — принять у себя не смогу. Я в Петербурге живу на квартире, стесненно.
— Это вовсе не обязательно, — ответила Ева. — Алексей, у нас заказаны номера в гостинице, но мы не знаем, как туда попасть.
— Да-да, вот, — отвечавший за бытовые трудности Монброн протянул телеграмму с подтверждением брони. — Отель называется «Виктория», на улице… Сложно прочитать русское название. Kaz… Kazans…
— Ах, на Казанской, двадцать девятый дом, — мгновенно разобрал Барков. — Это недалеко, почти самый центр города, ближе к Коломне. Очень хорошая гостиница, с традициями. И куда дешевле, чем «Европейская» или новооткрытая «Астория». Великие князья останавливаются. По Бедекеру выбирали? Недурственно… Затруднения с багажом? Вот как? Прохор!
— Что, Алексей Григорьич?
— Господин Робер тебе расскажет как поступить с вещами, займешься… Груз из трюмов по таможенной квитанции переправишь на Николаевский вокзал. И смотри, чтоб наши молодцы не растащили чего по дороге! Головой отвечаешь!
Дела с Монброном Прохор сладил быстро — по-французски камердинер говорил пускай и с кошмарным тверским прононсом, но уж точно не хуже, чем барин. Одиннадцать чемоданов в отель, ящики по назначению, на железнодорожные склады.
— Извозчики ждут, — сообщил Барков. — Нарочно взял три пролетки, гильдейские, а не лихачи. Едемте, господа?
— Конечно, — согласился Джералд, машинально взглянув на часы. — Скоро три пополудни, а еще надо устроиться, распаковаться. Сегодня будем отдыхать.
— Полиция, — напомнил Монброн. — Таможенник сказал, что паспорта надо зарегистрировать в полицейском участке.
— Чепуха какая, — поморщившись, отмахнулся Барков. — Этим займутся служащие гостиницы, управление Казанской части в двух шагах…
— Ну что ж, спасибо надежному «Эвертону», — лорд Вулси неожиданно охнул. — Робер, я запамятовал — отнеси этот конверт капитану Мак-Мёрфи, дополнительное вознаграждение команде…
* * *Следующим днем — ясным, солнечным и теплым — Джералд с Евангелиной отправили прочих концессионеров осматривать «достопримечательности», а сами поехали с деловым визитом на Петербургскую сторону, где находилась штаб-квартира его сиятельства графа. Предстоял серьезный разговор.
Извозчик, кликнутый швейцаром «Виктории», заметил, что седоки — иностранцы, и нарочно повез неторопливо, вывернув с Казанской на Невский проспект и далее к набережной и бело-желтому зданию морского министерства с высоким шпилем.
