Сергей Сезин - Река Снов
Зашел к Дарину. Тот был доволен как никогда. Вчера вечером ему наконец удалось продать тот самый 'максим' за полторы тысячи. В то время как он его обменял на что–то более дешевое. Оттого Дарин был чрезвычайно горд собою и даже пригласил отметить успех вечерком. Я сказал, что подойду, если ничего не помешает. Засим откланялся. Обед должен быть по расписанию, если нет войны.
Вернувшись в гостиницу, я было собрался идти в номер, но меня окликнул портье. Оказывается, меня приходил искать посыльный. Он оставил письмо, а портье переданы деньги на тот случай, если я соглашусь, чтобы вызвать мне такси. Я удивился тому, что кто–то ищет меня, но развернул письмо. Меня пригласили приехать в гостиницу 'Восточное подворье' оказать помощь больному, ибо наслышаны о моих талантах. Если я соглашусь, то они ждут меня в любое время. Портье оставлены деньги на такси для меня. Встретят меня в холле гостиницы. Писано явно аборигеном — они в торжественных и протокольных случаях очень любят писать кудрявыми почерками, а договор, напечатанный на машинке или в типографии, вызывает у них приступ уныния.
Я сказал портье, что согласен, и тот стал накручивать телефонный диск. Волна явно пошла от Семихвостова. Семихвостов, почувствовав себя здоровым, рьяно занялся делами. И, видимо, кому–то из купцов сказал, что вот, его очень быстро поставили на ноги. А далее информация нашла нужного человека. Возможен вариант, что Викторин рассказал какому–то приказчику, а тот уже сообщил 'больному' патрону. Удивляться тут можно только тому, что очень быстро.
По приезде оказалось, что я был прав. Семихвостов и его верный помощник пошли на встречу с купцом из графства Минден бер–Ноди, а приказчик бер–Ноди (или как на тамошнем языке приказчик называется) сообщил, что хозяин после ужина себя плохо чувствует и не может делами заниматься. Семихвостову сделка с бер–Ноди была нужна, вот он и посоветовал, к кому обратиться, упирая на скорость лечения и минимум неприятных ощущений. Слово 'быстро' для минденского купца оказалось очень важным. Вот меня и пригласили.
По виду сей купец не был похож на запойного. Был очень бледен и то и дело хватался за сердце. Поэтому я подробно стал расспрашивать его, что с ним случилось. Бер — Ноди был склонен к восточной витиеватости, и ему кое о чем не хотелось рассказывать подробнее. Но я настаивал и выяснил, что здесь чуть другая ситуация.
Бер–Ноди решил отпраздновать успех сделки, посетив бордель и воспользовавшись там услугами непременно трех фей любви. Поскольку он был уже не молод и самостоятельно на такой подвиг не способен, то воспользовался 'помощником'- известным магическим стимулятором 'белый кролик'. Магический грызун оправдал надежды купца ночью, но утром вызвал перебои в сердце (собственно, это часто бывает после 'кролика'). Поскольку почтенные отец и дед купца умерли именно от болезни сердца, то бер–Ноди испугался. Реальное расстройство наложилось на страхи, поэтому минденцу было сейчас " и кюхельбекерно, и тошно'.
С 'белым кроликом' и его жертвами я уже сталкивался. Вообще в Твери он запрещен, но многие его втихую провозили, поскольку спрос на него был. Поэтому два–три раза в год приходилось оказывать помощь жертвам больших запросов при малых возможностях. Дело это выгодное, поскольку пострадавшие просили не говорить, что это 'грызун' виноват, и готовы были за это приплатить. Я шел навстречу — из любви к кроликам (живым, естественно), да и деньги лишними не бывают. Ну а в Гуляй–Поле это вообще не актуально.
Далее я взялся за работу. Тут магических сил требовалось больше, поэтому на завтра пришлось запланировать пополнение Силы в храме. Я обработал купца, после чего попивал кофе с восточными сладостями и наблюдал, как слуги купца беспрерывно подносят ему сосуд для сбора мочи, вместе с которой из организма должны были уходить сердечные расстройства и остатки стимулятора. Потом периодически подновлял заклинание.
Изгнать зловредного грызуна удалось к закату. К этому моменту уже пару часов сердце бер–Ноди уже не беспокоило. Я провел магическое сканирование, убедился, что сейчас ничего не угрожает и сообщил купцу, что он может считать себя здоровым. Но женщины ему запрещены на неделю, чтобы организм отдохнул от перегрузки, а стимуляторы — пожизненно, если он не хочет, чтобы его сердце не выдержало. После чего потребовал с него пятьдесят рублей. Купец отсчитал мне их, и я отбыл на такси к себе. Встреча с Дарином отпала.
Дорогою я размышлял о купцах Семихвостове и бер–Ноди, и за кем останется верх в борьбе за право компенсировать расходы на мою помощь за счет другого участника сделки.
Но ехидство мое было наказано. Ибо я польстился на дармовой кофе (и на целых две чашки), за что сон пришел ко мне только под утро.
Проснулся я от стука в дверь. С трудом стряхнув сон, я взялся за револьвер и спросил, кто там. Это оказался портье. Я проковылял к двери и открыл ее. Портье, до невозможной степени перепуганный, захлебываясь словами, просил меня оказать милость и пойти помочь его матери. Они позвонила ему и рассказала что–то невразумительное про свою болезнь. Она в последнее время прихварывает, и он чрезвычайно опасается за ее здоровье. Поэтому он умолял помочь ей, очень извинялся за беспокойство и т.д. Я наскоро умылся и пошел.
Быть целителем — это значит вставать и идти на зов. А не пойти имеешь право только тогда, когда сам так болен, что не сможешь встать.
Матушка портье жила всего в двух кварталах от гостиницы. А далее была ситуация из серии 'и смех, и грех'. Помощь требовалась не ей, а ее коту. Разволновавшаяся мама так рассказала, а разволновавшийся сын так понял… Они смотрели на меня виноватыми глазами и рассыпались в извинениях.
Оказалось, их кот, играя с клубком ниток, доигрался, проглотив иголку, и теперь мама портье с минуты на минуту ждала смерти дорогого ей животного. Но живность не проявляла признаков прободения кишечника. Иголка застряла где–то в небе, судя по каким — то поперхиваниям кота. По моему указанию хозяйка взяла кота на руки, крепко прижала к себе, сын раскрыл ему пасть, и я заглянул внутрь. Ага, иголка с обрывком нитки воткнулась на переходе мягкого неба в твердое. Надо извлекать, но никаких инструментов у меня нет, ни хирургических, ни ветеринарных, ни слесарных. Надо Силой.
Кот магии не поддается, сталь иголки — почти не поддается, а вот шерстяная нитка — вполне. Потоком Воздуха я и потянул за нее, сказав, чтобы они крепко держали животное. Иголка вылетела из пасти и, сорвавшись с нитки, шлепнулась на пол. Кота отпустили, и он обиженно унесся под кровать. Далее я отказался от денег и потребовал в качестве платы право погладить кота. Портье вынул зверя из–под кровати и дал мне потискать. Красивый зверь. Пушистый и цвет оригинальный — на плоской морде черная 'маска', ушки, лапы и хвост черные тоже, а туловище цветом как топленое молоко.
Интересно, где разводят такую породу котов? Но женщина не знала. Котенка она подобрала на улице, пожалев жалобно мяукающее существо. Тогда он был просто черно–белым и далеко не пушистым. А дальше он рос и хорошел. Пожелав им всего хорошего, я пошел завтракать, еще раз отказавшись от денег.
А после завтрака надо обязательно в храм — пустота от расхода Силы уже неприятно ощущается.
Но я малость планы поменял и сначала пошел в храм. Ближайшим был храм Мардога. Великолепное каменное здание, увенчанное пирамидальной крышей и шпилем с огромным коловратом. Стены снаружи покрыты изображениями разных знаков Мардога и других его атрибутов: посоха с проросшей веткой, пучка из трех стрел, перевитых лентой. Они были изображены и в виде рельефов, в виде фресок, вплетены в витые решетки окон подвального этажа. А верующие за дополнительную плату могли сделать их изображение и установить внутри храма. Изображения из недрагоценных материалов находились недолго, не более трех дней, а вот драгоценные имели шанс вечно украшать стену. И их имена на изделии — тоже.
Я вошел внутрь, бросил монету в ящик для пожертвований и двинулся в главный зал храма. Зал был квадратный по форме и со всех сторон окружен колоннадой, поддерживающей балкон из резного дерева. Что изображала богатая резьба колонн и ограждения балкона — вы догадаетесь сами. Нависающий балкон как бы делил зал на две зоны — окраинную, затененную и скрытую, и центральную, открытую, всю залитую потоками света из верхних окон храма. Таящаяся в углах Тьма и льющийся сверху Свет… Утреннюю жертву уже принесли, поэтому посетители могли молиться, где хотят — хоть в полутьме под балконом, хоть в середине зала. Хоть стоя, хоть лежа, хоть вслух, хоть про себя.
Посетитель мог принести и специальную жертву от своего имени, но не лично. Жертву приносили специальные служители, делившиеся на два разряда в зависимости от того, какая жертва — кровавая или бескровная. У них были специальные названия, но в простоте их именовали левые жрецы и правые жрецы. Жрецы этого наименования не любили, но вежливо поправляли невежественного посетителя. Почему правые и левые — потому что к алтарю они подходили именно так. Вот только я вечно путаю, с какой стороны какой из них должен подходить.
