Сергей Антонов - Темные туннели. В интересах революции. Непогребенные

Вот и Михаил Андреевич тоже носил длинные волосы. Он то и дело аристократическим, исполненным достоинства жестом откидывал спадавшую на глаза седую прядь и беспрестанно улыбался. Странной была эта улыбка. Она исполнялась только губами, не поддерживалась ни мимикой, ни жестами. При этом поблекшие голубые глаза оставались холодными. Они жили отдельной жизнью. Создавалось впечатление, что тело любезнейшего на вид Михаила Андреевича использовало другое существо, наблюдавшее за окружающим миром через прорези в черепе.

Этот человек сразу насторожил Анатолия. Что ему здесь надо? Почему смотрит на ребят словно портной, собирающийся сшить каждому по костюму? Что за смотрины? А это странное замечание насчет Юго-Западной? Возможно, прибытие с отдаленной станции было частью легенды, сочиненной Никитой. В таком случае возникал резонный вопрос: когда Никита успел сказать об этом Михаилу Андреевичу?

Анатолий смотрел на ребят, которые с аппетитом поглощали свиную колбасу и запивали ее грибным чаем. У него самого аппетит пропал, ему стало не до еды. Это — ловушка? Никита привел группу в западню, и сейчас Анатолий на своей шкуре испытает все прелести жизни инакомыслящих при коммунизме? Их скрутят сразу на выходе из палатки? Мозг заработал в авральном режиме.

Нужен план отхода. Первое его звено было известно — по пуле в лоб Никите и Михаилу Андреевичу. Потом, воспользовавшись паникой, спрыгнуть на пути и с боем прорваться через блокпост. Если очень повезет — захватить дрезину. Так поступали его герои. Так поступил бы Че Гевара. Однако до свободного туннеля доберутся не все. На платформе полно военных, охота на диверсантов будет развернута в считанные секунды. Да и гражданские проявят бдительность, к которой их призывает товарищ Москвин. Интересно, что будет делать в момент боя ангел в красной косынке?

— Моя работа — знакомить всех, кто давно не бывал на станции, с нашими новыми достижениями. Я — лектор нашего комитета партии.

Заявление Михаила Андреевича было таким неожиданным, что Анатолий вздрогнул. Лектор! Всего лишь лектор или даже экскурсовод. Черт возьми! Анатолий ругал себя последними словами. Еще полминуты, и он бы стал палить во все стороны. Когда Никита успел сказать о том, что они прибыли с Юго-Задной? Да все тогда же! Когда командир диверсионной группы пялился на смазливую комсомолочку!

Испытывая сильное желание отхлестать себя ушами по щекам, Анатолий переключился на речь Михаила Андреевича.

— Ограниченное время вашего пребывания на нашей станции не позволяет мне показать все, что сделано здесь для восстановления ведущей роли Коммунистической партии в нынешней сложнейшей политической и экономической ситуации для улучшения жизни коммунистического сообщества Метро. Конечно, Проспект Маркса только небольшая часть Интерстанционала, но мы стремимся стать образцом для подражания. Несколько дней назад, товарищи, мы отмечали знаменательное событие. В западном вестибюле станции открыт детский сад. Дети — цветы жизни, и мы собираемся взращивать эти цветы в новой, прекрасной оранжерее. Отныне малыши близлежащих станций будут воспитываться в одном месте, под присмотром опытных педагогов. У них больше не будет родителей, а точнее родителями будут все, кто стоит под нашими славными знаменами. Мы вместе воспитаем подрастающее поколение в духе…

Паника — вот к чему могут привести поспешные выводы. Михаил Андреевич продолжал говорить, и с каждым его новым словом Анатолий все больше убеждался, что перед ним настоящий лектор. А то, что у оратора немного странная внешность, еще не повод пускать ему пулю в лоб. Профессия Михаила Андреевича прекрасно сочеталась с тем, что несколькими минутами раньше было занесено в список подозрительных примет: хороший костюм, начищенные туфли, аристократические жесты и оценивающий взгляд. Все очень просто: по профессиональной привычке лектор изучал аудиторию, перед которой ему предстояло выступать.

Толя глубоко вздохнул и медленно выдохнул воздух, чтобы успокоиться. Вроде бы можно позволить себе расслабиться и просто послушать рассказ о жизни людей загадочной Красной линии.

Многое из того, о чем с пафосом говорил Михаил Андреевич, вызывало только улыбку. Разделять его уверенность в том, что уже через год все линии Метро станут красными добровольно, воочию убедившись в экономических успехах коммунистов, было бы смешно и нелепо. Зато идея о взаимопомощи станций пришлась Анатолию по душе. Не об этом ли писал Кропоткин в «Записках революционера»? Что, как не взаимопомощь, приведет к развитию чувства справедливости с его неизбежными спутниками — чувствами равенства и равноправия? Да, у коммунистов есть вожаки, и пока они находятся в привилегированном положении. На данном этапе иначе нельзя. А вскоре, судя по словам Михаила Андреевича, они станут скорее людьми почина, чем руководителями.

Когда выступление было закончено, Анатолий вместе с другими поаплодировал лектору: если тот и врал, то врал отменно.

Выходя наружу, он пожалел о том, что даже не притронулся к угощению. Судя по пустым мискам и довольным лицам его подчиненных, красные умели не только говорить. Прежде чем спуститься вслед за остальными в туннель, Анатолий бросил прощальный взгляд на книжную палатку. Девушка раскладывала книги на полке и не смотрела в его сторону.

Избежав проверок документов и других формальностей, отряд миновал блокпост, в точности повторявший архитектурные особенности своего собрата на другой стороне. Темнота туннеля, приближение к цели, а еще больше очередное появление незнакомца с фонариком разбудили в душе дремавшее чувство тревоги. Впереди шагал Никита.

Теперь он выглядел как человек, знающий себе цену и ничуть не обеспокоенный возможным возмездием за предательство. Он вел себя так, будто шел на прогулку… А ведь он рисковал ничуть не меньше, чем каждый из диверсантов, если не больше!

«Нет, — снова отогнал тревожные мысли Толя. — Просто идет человек по хорошо знакомому туннелю. Уверенно себя тут чувствует: сколько уже тут хожено. Ориентируется человек: и про подземку многое знает, и с историей знаком — чего стоит только его рассказ о душах птиц на Охотном ряду. Разве плохо, когда твой проводник — знающий человек?»

Толя смотрел на Никиту, и однозначного ответа на этот вопрос у него не было.

Когда станция Проспект Маркса осталась далеко позади, лучи фонариков уткнулись в прикрепленный к потолку большой пластиковый щит с надписью «Внимание! Зона особого контроля. Вход на станцию имени Дзержинского категорически воспрещается. Транзит — только по предъявлении документов».

Анатолий нахмурился. Какой там транзит? Да и вход на станцию им не потребуется. Небольшая платформа, дверь с кодовым замком, закладка мины, установка таймера и, как говорится, по домам. Если всем им повезет…

Через пятьдесят метров после щита Никита провел группу в подсобку. Там было оставлено все, что могло стеснять движения, и проведено последнее, короткое совещание. Дальнейший путь продолжался с потушенными фонариками. Из-за отсутствия света туннель выглядел во сто раз враждебнее, чем прежде. Давящую на уши недобрую тишину нарушал лишь хруст щебня под ногами. Черт побери, как медленно тянется время!

Хочется уже побыстрее заняться делом. Даже не выполнить приказ, а просто разорвать в клочья и эту мертвую тишину, и тягостную неопределенность. Анатолий в буквальном смысле ощущал, что напряженные до предела нервы стали похожими на вибрирующие от натяжения струны. И тут…

Он даже не сразу определил характер звука. За спиной у него… кто-то смеялся. «Господи, товарищ Кропоткин, пусть мне это показалось», — пробормотал про себя Толя.

Просто маленькая галлюцинация, а? Небольшой сдвиг по фазе. Смеяться в такую минуту не мог никто. И все же…

Серега, его верный, надежный, непробиваемый Серега, вовсю щерил свои ровные желтые зубы. Он держал автомат за конец ствола, приклад волочился по земле. Под строгим взглядом командира Сергей поднес ладони к лицу, пытаясь стереть улыбку от уха до уха, но от этого только сильнее зашелся в смехе:

— Толян! Мы пс-с-с… Никогда не думал, что туннель напоминает? У женщин? Хах-х-х-х… Вот в таком мы сейчас трудном положении…

После этих слов Сергея одолел такой приступ хохота, что плечи его задрожали, а на глазах выступили слезы. К нему неожиданно присоединился Колька. Он даже не пытался говорить, а просто смотрел на стену и тупо ржал. Вслед за ним эпидемия смеха сразила Гришу. Он хохотал так, что согнулся пополам. Анатолий набрал полную грудь воздуха и влепил Сереге оплеуху. Она не привела его в чувство, а лишь вызвала новый прилив безудержного веселья. Анатолий понял, что полностью утратил контроль над положением. Хохотали все. Макса безумно веселил ствол автомата, Гриша вовсю потешался над своими ботинками, Артура смех сразил настолько, что он упал на землю и корчился, прижимая руки к животу. Меньше чем через минуту диверсионная группа превратилась в стадо хохочущих идиотов.