Иван Алексеев - Завтрашний взрыв
— Ты, русич, постарайся сегодня ночью, на привале, все освоить и запомнить как можно лучше. А то потом в походе на сей арбе будешь доучиваться, так это гораздо хуже будет, она вся скрипит и трясется. Ежели что не так усвоишь, то будет тебе бабах! - Ом изобразил обеими руками в воздухе какой то жест значение которого Псырь не понял.
По-русски Ахмед говорил довольно хорошо, но, в отличие от визиря, с сильным акцентом. Они вошли в палатку, в которой не было ни шелков, ни ковров. Зато был дощатый стол нормальной высоты, то есть не такой, за которым возлежат, как принято у восточных народов, а именно тот, за которым сидят, как принято у народов западных. Возле стола стояли две простые скамьи и большой сундук, окованный железом.
— Присаживайся, достопочтенный Псырь! — Ахмед указал на скамью, а сам принялся отпирать два тяжелых замка на сундуке. — Доводилось ли тебе нести ратную службу?
— Нет, что ты! — поспешно ответил Псырь. — Сроду не служил! Никогда не поднимал руку на доблестных воинов великого хана!
— Да я сейчас не об этом, — досадливо перебил его Ахмед. — Мне просто надо понять, какими воинскими навыками ты обладаешь.
— На кулаках бился да на ножах резался! — с гордостью провозгласил Псырь, не уточняя, однако, что на кулаках и на ножах он бился обычно среди прочих подручных своего бывшего хозяина Никифора, когда они втроем-вшестером наваливались на одного неугодного Никифору беззащитного односельчанина.
— Это хорошо, — кивнул Ахмед. — Тогда тебя легче будет научить владеть кинжалом, наносить внезапные удары из-под полы. Но это не главное. Главное — вот оно!
С этими словами турецкий военспец извлек из недр сундука черный чугунный шар размером с большую репу и осторожно положил его на стол, утвердив, чтобы тот не катился, в специальном углублении, выдолбленном в столешнице. На вершине шара находилась небольшая пипка в палец толщиной, из которой торчала короткая веревка.
— Знаешь ли ты, о Псырь, что за предмет сейчас находится перед твоим взором? Нет? Это ручная бомба, иначе называемая гранатой. Впервые слышишь сии слова? Так вот, — Ахмед ласково и нежно, как ребенка, погладил легким касанием руки черную массивную сферу, — она начинена порохом. И если поджечь вот этот фитиль, то взрывом сей бомбы разнесет все на куски на десять шагов вокруг!
Псырь, до этого с интересом разглядывавший незнакомый предмет и даже навалившийся грудью на стол, чтобы лучше видеть, изменился в лице, отпрянул, едва не упав со скамьи.
— Не бойся, уважаемый! — в словах Ахмеда не было насмешки.
По-видимому, он уже привык к подобной реакции своих достойных учеников.
— Видишь, я же до сих пор живой и здоровый. И тебя научу, как с бомбой обращаться, чтобы самому после выполнения задания остаться целым и невредимым и жить долгие годы в богатстве и почете. А на куски твоя бомба должна разнести вовсе не тебя, а вражеского полководца, или, скажем, кремлевские ворота, или пороховую башню. — Убедившись, что после слов о почете и богатстве Псырь вновь воспрянул духом, Ахмед продолжил вкрадчиво: — Давай теперь рассмотрим с тобой устройство бомбы и способ приведения ее в действие.
Как только Псырь вышел из шатра, визирь достал из-под подушки простую железную шкатулку, небольшую, но чрезвычайно тяжелую, ибо стенки и крышка ее были чуть ли не в палец толщиной. Отперев сложнейший замок ключиком, висевшим у него на шее на шелковом шнурке, визирь достал из шкатулки свиток, развернул его на инкрустированном столике. На свитке затейливой арабской вязью были записаны ценнейшие сведения: имена завербованных визирем русских агентов, их приметы и особенности характера, места, куда они направлялись, и суть порученного задания. Вынув из выдвижного ящика стола принадлежности для письма, визирь принялся заносить на тончайший дорогущий пергамент информацию о Псыре. Внезапно за пологом шатра послышалось какое-то движение и раздался голос начальника охраны, просившего дозволения войти.
— Я занят! Я же приказал меня не беспокоить!— раздраженно откликнулся визирь.
— Прости мое неповиновение, господин, но к тебе посланец самого хана с приглашением немедленно явиться в его шатер!
— Ну, хорошо, скажи, что уже иду, — нехотя согласился представитель великого султана при ордынском войске.
Тем не менее он вначале тщательно записал все необходимые сведения, запер свиток в шкатулку и лишь после этого в сопровождении двух телохранителей прошествовал в ханский шатер. Догадываясь о предмете предстоящего разговора, он захватил с собой свернутую в трубку большую карту Московии, на которую собственноручно каждый день наносил оперативную обстановку на театре военных действий, основываясь на сообщениях передовых дозоров и донесениях своих лазутчиков и агентов.
Хан Девлет-Гирей ожидал визиря в гордом одиночестве, нетерпеливо расхаживая взад-вперед по мягким персидским коврам, время от времени пиная попадавшиеся на пути подушки.
— Ну, наконец-то, дорогой Буслам-паша! — вовсе не гневным, а даже чуть льстивым голосом вымолвил хан и гостеприимным жестом указал на уставленный сладостями и напитками столик. — Не желаешь ли отведать шербету?
Формально Девлет-Гирей был самостоятельным правителем суверенного Крымского ханства, но реально он попросту являлся ставленником или, вернее, наместником турецкого султана, то есть провинциальным чиновником в дотационном субъекте Османской империи, и, естественно, заискивал перед визирем, непосредственно приближенным к султанскому двору.
— Благодарю, о великий хан! — В обращении с Девлет-Гиреем визирь соблюдал форму, но в его тоне совсем не чувствовалось почтения, соответствующего произносимым словам. — Позволь просить тебя вначале сообщить о деле, ради которого ты оказал мне честь, пригласив в свой шатер.
— Меня, достопочтенный Буслам-паша, беспокоит наша остановка и изменение направления движения моего непобедимого войска. Отсюда, где мы сейчас стоим, теряя время, моя быстроногая конница достигла бы стен Москвы за один дневной переход! А ты советуешь мне идти в обход, по длинной дороге.
— Позволь, о великий хан, просить тебя бесстрашного воина, которому недосуг вникать во всевозможные мелочи, взглянуть на эту карту, чтобы наглядно убедиться в мудрости отданных тобой приказаний. — Визирь, мельком взглянув на стол и сплошь уставленный блюдами и сосудами, не спрашивая разрешения, развернул карту прямо на ханском ложе, покрытом шелковым одеялом, придавив ее края подголовными валиками из малинового бархата.
Хан воззрился на карту с презрением невежи, плохо понимающего начертанные на ней знаки и письмена.
— Мои деды и прадеды веками... — напыщенно начал он, но визирь бесцеремонно его оборвал:
— Взгляни сюда внимательно, о мудрейший из воинов, храбрейший из мудрецов. Вот здесь сейчас находится твое войско. — Буслам-паша водил по карте небольшой указкой из желтоватого нефрита с закругленным, тщательно отполированным кончиком. — Вот это Москва. Сия линия — Муравский шлях, самая короткая дорога к стольному граду русичей, по которой твои великие деды и прадеды совершали свои героические походы. Но, видишь, здесь, на полпути, линию перекрывает прямоугольник... то есть вот этот большой синий знак. Сей знак отмечает русскую рать — земское войско, которое успело собраться и выйти против тебя, поскольку твои воины слишком долго топтались на Засечной черте, не в силах справиться с невесть откуда взявшейся горсткой русских самоубийц.
— Между прочим, достопочтенный Буслам-паша, не кто иной, как ты, уверял меня, что на Засечной черте нет русских войск! — злорадно вставил хан.
— А их там и не было, великий хан! — тут же парировал визирь. — Там, в опустевших, оставленных русскими полками острогах, засело несколько сотен мужиков и станичников, непонятно почему обрекших себя на верную смерть. Откуда ж я мог знать, что твои непобедимые степные наездники целых три дня и три ночи будут сражаться с этими пограничниками и деревенскими ополченцами, которых и было-то один против тысячи!
— Ладно, ладно, достопочтенный визирь, — Примирительно промолвил хан. — Давай не будем вспоминать о сем досадном недоразумении, а сосредоточимся на главной цели похода!
— Слушаюсь и повинуюсь, великий хан! Так вот, это земское войско русских, которое, согласно весточке, переданной мне сегодня утром от наших русских друзей, поджидает тебя на Муравском шляхе. Возглавляет сие войско воевода Иван Бельский. Но обрати внимание на еще один такой же знак, нарисованный севернее, то есть над верхним краем первого прямоугольника. Это — опричное войско, которое готово выступить на помощь земским полкам. Его поведет лично русский царь. Поэтому наш самый верный друг, боярский сын Кудеяр Тишенков, который тайным письмом сообщил мне сии бесценные сведения, советует нам незамедлительно свернуть с Муравского шляха на Свиной и выйти к Москве там, где русские нас не ждут.