Дмитрий Дашко - Прощай, гвардия!
Можете мне поверить, прусский монарх понимал толк в людях.
Женщины сплетничали: «Я нахожу его довольно рассудительным для француза. Он уклончив, вежлив, красноречив, всегда говорит изящно и изы сканно. Короче, это единственный из всех знакомых мне французов, которого я нахожу сносным и занимательным. Но вместе с тем он показался мне похожим на старый добрый рейнвейн: вино это никогда не теряет усвоенного от почвы вкуса и в то же время… отягчает голову и потому надоедает».
Мое вмешательство уже меняло историю, потому этот персонаж появился в России почти на два года раньше.
Мы должны знать больше о своих врагах.
Маркиз Иоахим Жак Тратта де ла Шетарди.
В 1734-м, когда Петербург и Версаль попытались посадить на польский престол своих кандидатов, молодой, красивый и остроумный француз в Берлине убеждал прусского короля Фридриха Вильгельма принять сторону Лещинского, пуская в ход ложь и правду, и добился определенного успеха. В драку король-солдат не полез, однако на время приютил бежавшего из осажденного Данцига-Гданьска Станислава Лещинского.
В той войне Россия и Франция разорвали дипломатические отношения. Между нами возникла невидимая, но прочная стена.
Спустя несколько лет ситуация была признана неправильной. Период холодной войны закончился, наступило потепление. Этим не преминули воспользоваться.
И вот, с большими задержками в пути, с заездом в Берлин, к старым друзьям и недругам, в сопровождении пышной свиты из почти восьмидесяти человек, маркиз ехал в Петербург, намереваясь показать русским, «что такое Франция». В специальных ящиках везли сто тысяч бутылок дорогого вина, из которых семнадцать тысяч было дорогим шампанским.
По дороге маркиза настиг нагоняй от Людовика, взбешенного почти двухмесячной остановкой де ла Шетарди в столице Пруссии.
Наконец, вот она – Россия. В Риге французского посланника встречали с торжественным салютом, церемония повторилась в Нарве. Потом в Петербурге.
Аудиенция у Анны Иоанновны привела де ла Шетарди в восторг. Его принимали с почетом. Обе цесаревны (Анна и Елизавета) весьма благосклонно отнеслись к французскому послу.
Версаль обещал признать императорский титул за русскими монархами, гарантировал посредничество между Россией и Швецией с учетом последних неприятных для обеих держав событий.
Но, как это бывает в искусстве дипломатии, в каждой второй фразе была ложь.
Людовик желал разбить союз Петербурга и Вены, а еще – и это было самым главным в возложенной на Шетарди миссии – посадить на российский трон ту, кто из благодарности поведет Россию в фарватере, обозначенном с берегов Сены.
«Надо сойтись с принцессой Елизаветой на короткую ногу», думал маркиз, сидя поближе к горячей печке и подальше от замерзшего окна.
Зима была зверски холодной, особенно для француза, привыкшего нежиться под лучами теплого южно-европейского солнышка.
Весело трещали дрова. Над крышей особняка струился белесый дымок.
«Елизавета – женщина бурная, страстная. Она крутит романы десятками, но за этим фривольным поведением кроется что-то еще. Не может такого быть, чтобы она не мечтала о престоле. Для нее это все – власть, богатство. Пиры и балы, которые она так обожает. Если ее подтолкнуть…»
Шетарди бросил взгляд на бокал, наполненный красным как кровь благородным напитком. Со дна поднимались и лопались на поверхности пузырьки.
«Эх, если бы мне удалось вскружить ей голову так, как кружит это вино. Неужели ей не надоело прикидываться недалекой курицей? Разумеется, это вполне понятная тактика выживания при тетушке, которая в любой момент, если учует исходящую опасность, загонит ее в самый далекий монастырь или выдаст за побирушку-принца из нищего германского княжества. Но сколько можно терпеть?»
Божественно!
Шетарди с сожалением отставил опустевший бокал, убрал бутылку.
Если не знать меры, порок может взять над ним силу. Тогда прости-прощай карьера, Россия, Петербург… Людовик пошлет в такую глушь, по сравнению с которой Сибирь покажется многолюдным местом. Отдаленных колоний у Франции хватает.
Все средства хороши: лесть, интриги и деньги. Особенно деньги. Шетарди знал их власть.
«Дам, сколько она попросит. Даже в два раза больше. Миллион… что там миллион, не жалко. Не надо скупиться. Все вложения вернутся с многократной прибылью. Россия – страна огромных возможностей и богатств. Надо их только взять. А еще лучше сделать так, чтобы они сами упали в руки. Ничего сложного в этом нет. Главное – поставить на правильную карту. Цесаревна и есть та самая карта, ради которой не жалко и миллиона, тем более, что деньги не свои. Король Людовик и кардинал Флери с удовольствием раскошелятся ради того, чтобы внешняя политика России переменилась.
Правительство Анны на такие крутые перемены не способно. Хитрая лиса Остерман осторожничает, водит шашни с Веной. Сближение с Францией не в его интересах.
Нужна свежая, молодая кровь. Горячая, как это вино.
В гвардии Елизавету любят и пойдут за ней. Но пока рано. Надо дождаться, когда преставится императрица. Осталось немного, буквально чуть-чуть. Тогда мои старания вознаградятся сторицей. Лишь бы представился удобный момент. И еще… как же она хороша, эта русская принцесса! Ах, как грациозен ее стан, какие у нее лучистые и манящие глаза!»
Шетарди лег в нагретую услужливыми лакеями постель и заснул праведным сном ребенка, не знающего забот.
Ему снились узенькие, залитые солнцем улочки Парижа.
Два солдата в белых маскхалатах привели ко мне молодого краснощекого и порядком замерзшего мужчину. Его обнаружили сидящим на дереве. Интерес у меня вызвали два предмета, найденные при нем, – подзорная труба и французский паспорт.
– Шевалье де Бресси? – удивленно спросил я.
Задержанный кивнул, растирая бледные руки.
Солдаты из жалости накинули на него овчинный полушубок. Сам шевалье не счел нужным позаботиться о нормальной зимней одежде и поперся в лес в довольно легкомысленном для наших краев наряде.
– По-моему, французов у нас еще не было, – обратился я к стоявшему поблизости Мюнхгаузену.
– Надо же с кого-то начинать, – философски заметил барон.
– Что прикажете с вами делать, шевалье? – Я перевел взгляд на француза.
– Отпустите меня, мсье. Я ничего предосудительного не делал.
Ложь шевалье удавалась плохо.
– В России есть хорошая поговорка: «Любопытной Варваре на базаре нос оторвали». Разумеется, вы не Варвара, а потомок разрушивших Рим варваров. У нас здесь не базар, и нос отрывать тоже ни к чему. На таком морозе сам отвалится. Но шпионить за нами я не позволю.
– Что вы говорите, мсье?! – делано возмутился шевалье. – Я просто охотился.
– А, так вы еще и браконьер! – обрадовался я. – Разве вам не известно, что охота вблизи Петербурга запрещена?
– Впервые слышу, – скорчил мину де Бресси. – Я не могу знать все законы вашей страны.
– Логично, – согласился я. – Однако незнание не освобождает вас от ответственности. Кажется, я догадываюсь, каким образом вы можете искупить свою вину. С этим знакомы? – Я показал шевалье на лыжи.
– Конечно, – с некоторым презрением сказал он.
– Отлично. Мужчина вы вроде здоровый, по деревьям лазаете не хуже белки, наверное, и бегать умеете. Мы дадим вам лыжи и укажем направление. Во-о-он в ту сторону. Примерно через полчаса я пошлю по вашему следу команду. Если вы уйдете от нее, считайте, вам повезло. Если нет – придется отправить вас в Тайную канцелярию Ушакову для долгой и содержательной беседы. После дыбы состояние вашего здоровья может сильно пошатнуться. К тому же она замечательно развязывает языки.
– Не имеете права! Я подданный Франции, – возмутился гордый галл.
– Что поделать, кругом такая глухомань! Знаете, сколько людей ежегодно входит в эти леса и не может выйти? Не вижу причин, которые могут помешать заблудиться в этих краях французскому браконьеру, – с выражением полной искренности сказал я. – Императрица, несомненно, отправит маркизу Шетарди свои соболезнования.
Шевалье закусил губы от злости:
– Это оскорбление! Я вызову вас на дуэль.
– Перебьетесь, – сказал я, вызвав одобрительный смех окружавших нас офицеров. – Я не собираюсь пачкать руки об какого-то шпиона, де Бресси. Это унизительно для русского офицера.
Француз побагровел. Я, не обращая внимания на его красное лицо, продолжил:
– Подумайте над моим предложением, месье. У вас есть шанс спасти шкуру. Воспользуйтесь им.
– Обязательно, – зло бросил француз. – А потом мы встретимся с вами в Петербурге и я насажу вас на свою шпагу, будто куропатку на вертел.
– Господин майор, не чересчур ли сурово вы с ним обошлись? – спросил Мюнхгаузен, после того как шевалье убежал на лыжах, а вслед за ним с улюлюканьем и свистом понеслась специально отобранная команда.
– В самый раз. Пусть злее будет, чтобы наши за ним дольше побегали. Им же польза выйдет, – хмыкнул я.
