Виктор Шайди - Иероним
Пытливый луч выхватил из темноты небольшую, свободную от всяких обломков площадку. В центре сидел и ждал рыжий зверек. Я снял оттягивающий спину рюкзак и, набрав немного веток, разжег костер. Веселое пламя, потрескивая сухими сучьями, осветило жутковатое логово: торчащее железо и желтизна многочисленных костей. Разгоревшийся костерок требовал подпитки, пришлось пойти разворошить гнездо.
Нехорошо рыться в могилах и останках, но в теперешнем положении не до морали.
Оставив котенка охранять рюкзак, потихоньку начал разбирать гнездо, вытаскивая сухие ветки. Отдельно складывал сучья около стены, отдельно, небольшой горкой, попадающиеся кости.
Наверное, хозяин гнезда был очень старый и давно обитал в пещере, раз попадаются обломки щитов, обрывки кольчуги и доспехов. Внимательно осматривая каждый кусок железа, относил в самый дальний угол балкона. Изредка подбрасывая в огонь сухие сучья, продолжал работу.
Потихоньку понимал – становлюсь частью бреда, вера в реальность происходящего продолжала крепнуть.
Сколько предстоит пробыть в пещере – неизвестно, а любопытство и какой-то детский интерес покопаться в рухляди требовали удовлетворения. Может, найду что-нибудь полезное в теперешнем положении.
Пара золотых монет, попробованных на зуб, быстро отогнала усталость и подстегнула работу. Еще не один современный человек не отказался немного разбогатеть.
Военные – средний класс с маленькой зарплатой. Периодически государство бросало кость и тут же ущемляло в чем-нибудь другом. Профессия из почетной превратилась в унижающую. Беспомощность перед законом, бесправие и лишь возможность получения бесплатного высшего образования продолжала манить в военные училища глупых юношей, заражая странным и малооплачиваемым чувством патриотизма, которое взращивалось и тщательно культивировалось старыми полковниками. После выпуска попадая в реальность, многие сразу разочаровывались. Некоторые, такие, как я, старались стойко переносить тяготы и лишения службы, предписывающиеся уставом.
Возможность немного подзаработать сильно воодушевила.
Зная, сколько могут стоить редкие монеты, да еще и золотые, старался тщательно разбирать и сортировать находки. Куча из веток продолжала расти – и из железа и костей тоже. Доспехи, хоть их давно до дыр проела ржа, явно представляли собой историческую ценность. Немного разобрав завал, нашел еще две золотые и три серебряные монеты – а ведь не перебрал и пятой части гнезда!
Вера в лучшее – всегда жива.
Воображение рисовало счастливую картину возвращения в расположение части и возможность в отпуске заработать на продаже монет. Работа продолжалась. Попадалось и ржавое, погнутое, сломанное оружие. Хоть интерес и горел неугасимым пламенем золотой лихорадки, но усталость брала свое. Вернувшись к костру, застал мирно сидящего на рюкзаке спутника.
– Ну что, поедим? – обратился к рыжему.
Котенок утвердительно кивнул и спрыгнул с рюкзака.
– А ты молодец, ничего не тронул.
Зверек пренебрежительно фыркнул, повернувшись спиной.
Да, точно понимает, вот и обиделся.
Поступок зверька окончательно убедил меня, что спутник очень не прост. Отрезав несколько кусочков мяса, насадил на тонкие ржавые останки, напоминавшие меч, и пристроил над костром. Крупный кусок положил перед котенком.
– Ешь, давай мириться.
Зверек с урчанием принялся за еду.
На моей ладони лежали золотые кружочки, приятно блестя в свете пламени. Суровые профили королей давно минувших лет завораживали.
Останусь здесь и полностью разберу гнездо. Время особого значения не имеет. Если и были поиски, то прекратились. Не будет командование отрывать силы из-за одного пропавшего лейтенанта.
Зима пушистым снегом должна перекрыть ущелье, и вероятность встретить в пути бандитов уменьшится. Куча манила, обещая богатство и пополнение скудных запасов так необходимого теплого тряпья. Во мне боролись прагматизм и желание поскорей вернуться. Победила жажда наживы.
Согласитесь, возможность найти клад выпадает не каждому, и глупо было ею не воспользоваться.
Готовился ужин, и, немного покопавшись в гнезде, я нашел под ветками почти истлевший кожаный мешок, набитый тяжелым хламом. Подтащив поближе к огню, разрезал ножом. Из мешка выпал объемный, завернутый в промасленное тряпье сверток, грушеобразная закрытая пробкой тыква, почти сгнивший большой моток веревки и ржавый крюк. Котенок деловито подошел и обнюхал находку. Заинтересовавшись свертком, зацепил когтями промасленную тряпку, пытаясь развернуть.
– Не спеши, потом посмотрим.
Меня больше интересовало содержимое тяжелой тыквы, явно смахивающей на сосуд. Ненужный мешок, крюк и веревку отбросил на кучу ржавого железа. Откупорив тыкву, понюхал – опыт в питии незнакомых жидкостей был. Ноздри уловили едва чувствовавшийся запах виноградного вина, наверное, колоссальной выдержки. Немного отхлебнул.
Все-таки жизнь ничему не учит.
Приятная, с легким ненавязчивым вкусом влага прокатилась по горлу и слегка согрела желудок. Запах жарившегося мяса лишь усилил аппетит. Котенок с укоризной посмотрел, продолжая попытки развернуть сверток. Небольшие, вооруженные маленькими когтями лапки проворно пытались содрать промасленную тряпку. Жесткая материя не поддавалась. Решив немного отложить ужин, закупорил тыкву и пришел на помощь неугомонному зверьку.
Рыжий, нахохлившись, отошел в сторонку и принялся пристально следить, а я размотал промасленное тряпье, и к ногам, звякая железом, упала свернутая чешуйчатая кольчуга. Мастерски сделанные чешуйки переливались зеленым в свете огня. Изнутри шедевр оружейников был подбит мягкой замшей. Судя по размеру, вполне могла подойти. Развязав штанину на поясе, снял спальник и надел кольчугу. Руки свободно вошли в рукава, плавно, второй кожей чешуйки скользнули по спине.
Мастер дело свое знал.
Вес не ощущался. Переплетенные колечки надежно покрывали грудь и спину, сбегали с плеч по рукам и заканчивались чуть ниже локтя, на предплечья шли рукава с тонкими утягивающими тесемками. Немного повозившись, зашнуровал их. Вверху кольчуга имела капюшон. Надел его на лысую голову. Замша мягко сдавила череп. Мелкие чешуйки закрывали горло и шею до затылка, от ушей переходя в кожаную шапочку, специально сделанную, чтобы шлем плотно прилегал к голове и не скользил. Ощупав голову, обнаружил небольшие отверстия напротив ушей – капюшон не мешал слышать. Внизу кольчуга немного не доходила до середины бедра, впереди и сзади имелись небольшие разрезы, обеспечивающие удобство при ходьбе. Мягкая кожа не давала железу соприкасаться с телом и сохраняла тепло.
Радости моей не было границ. Теперь не придется постоянно таскать на себе хламиду спальника. Вот бы и штаны какие-нибудь найти!..
Котенок, довольно фыркнув, снова забрался на рюкзак.
Присев у костра, я снял вертел с прожаренным мясом и принялся откусывать горячие кусочки, запивая найденным вином. Аромат жареного ударил в нос. Один кусок своеобразного шашлыка положил рядом на тряпочку и в небольшую, найденную в хламе миску налил немного вина. Мой спутник резво соскочил и принялся за еду, запивая вином.
Очень странный зверь! Никогда бы не подумал, кошки пьют вино. Хотя называть его кошкой тоже неверно.
В свете огня была хорошо видна собачья мордочка. Расстелив теплоизоляционный коврик, не снимая кольчуги, залез в спальный мешок. Автомат положил рядом. Мясо и вино сделали свое дело, и организм набирался сил, наполняясь тягучей истомой. Рыжий, окончив трапезу, довольно зевнул и устроился у меня под боком, протянув лапы к костру. Огонь приятно согревал, и я, не задумываясь о завтрашнем дне, провалился в долгожданные объятия сна.
Сон – одно из лучших лекарств от потрясений и невзгод. Мозг отдыхает от проблем, не поддающихся осмыслению. Лишь подсознание упорно ищет выход. Снилась Кер – более прекрасной и одновременно опасной девушки я не встречал. На фоне пережитого минуты общения с тельхинкой казались сказкой. Наш последний смертельный танец плыл перед глазами. Серебряная маска, улыбнувшаяся напоследок, не казалась такой зловещей. Манящая и вместе с тем смертельная грация гибкого тела – выше всех похвал. Стриптизерши продали бы душу дьяволу за такую пластику. Мы кружили в смертельном танце. Кинжалы – продолжение рук – едва касались друг друга. Сталь сверкала и пела свистом рассекаемого воздуха. Танец сосредоточенности и пластики, каждое прикосновение смертельно. Красота завораживала, качая на крыльях сна. Прощание в лучших традициях драмы запечатлело кровавый поцелуй под высокой грудью прекрасной тельхинки. Ее глаза светились обожанием и теплом, намертво отпечатавшись в моей памяти.
Интересно устроен человек – запоминает хорошее, а не ту первую встречу, когда лишился глаз.
