Андрей Захаров - Перекресток времен. Дилогия (СИ)
— Водитель, говоришь… Отдайте его мне, товарищи лейтенанты. Если не брешет и бронетранспортер целый, он мою пушечку возить будет, — подойдя к командирам, попросил Левченко. Затем, повернувшись к немцу, спросил: — Как зовут тебя, поросенок немецкий? Имя, имя назови?
— А? Майн нейм? Я, я! Ханс Штольке. Хамбург. Де майн фрау инд цвай киндер верен. Кляйне киндер! Их бин ермен мен. Нихт шиссен, герр официр, нихт шиссен!
— Ганс Штольке его зовут. Он из Гамбурга. Там у него жена и двое детей остались. Дети еще маленькие. Он бедный человек. Еще раз просит не расстреливать.
— С такой-то рожей, и бедный! Ладно, старший сержант, бери его себе. Была у тебя тяга конная, теперь будет бронетранспортерная. Да и переодень его в красноармейскую форму, а то наши ненароком пристрелят, — разрешил Попов.
Все вокруг улыбнулись. Немец тоже неуверенно заулыбался, правда, ничего не понял.
Левченко, хлопнув в ладоши, потер их, даже крякнул от удовольствия.
— Тишко, теперь ты мне за этого Ганса головой отвечаешь. Найди ему гимнастерку побольше, пилотку нашу дай. Всюду ходи за ним, даже на горшок.
Андрей взял немца за рукав и указал ему на «Ханомаг»:
— Ганс, ком, арбайтен. Мотор.
Немец аж подпрыгнул, встал по стойке «смирно» и гаркнул со свинячьей радостью на лице:
— Яволь, герр официр!
— Тишко, отведи немца к двигателю, пускай все проверит. А я с товарищем лейтенантом внутри посмотрю. Пойдем, лейтенант, осмотрим трофеи.
К ним подъехали две подводы. С одной соскочил красноармеец, подбежав к Попову, доложил:
— Товарищ лейтенант, полк на связи. Но плохо слышно.
— Хорошо. Я к рации. Тезка, командуй тут сам.
Развернувшись, Попов вместе с прибывшим бойцом побежал за поворот.
К «Ханомагу» начали подходить красноармейцы и складывать в кучу оружие, амуницию, боеприпасы и другое, так необходимое на войне имущество. Несколько человек пронесли на холм двоих наших убитых бойцов из засадной группы. К подводам подвели шестерых раненых, затем четыре бойца на плащпалатках по очереди притащили двоих тяжелораненых. От поворота красноармейцы доставили на холм еще двоих убитых. В братскую могилу положили и Блудова.
Григоров с Левченко залезли в бронетранспортер.
— Вот, командир, тебе новый бинокль. Немецкий, хороший, оптика лучше нашего будет. Давай этих завоевателей разоружим да выбросим отсюда. Наше теперь это хозяйство.
Андрей подошел к немецкому офицеру. Это был светловолосый мужчина лет тридцати с холеным лицом. Его голова была прострелена навылет, в правой глазнице зияла кровавая дыра, а ползатылка не было. Рядом с ним, тоже с дыркой в глазнице и разбитой головой, распластался пулеметчик. Дно десантного отделения было покрыто уже подсохшей кровью. Сняв с убитых ремни с подсумками и кобурой, затем, немного брезгуя, с осторожностью подхватив немцев за руки и ноги, выкинули тех через десантный проем в корме на дорогу. Перед этим Левченко проверил их карманы и забрал документы. Когда другие немцы придут, своих сами хоронить будут. Не гостями к нам пожаловали, а захватчиками. Здесь не до сантиментов.
Левченко поднял офицерский ремень и вытащил из кобуры пистолет:
— Вальтер. Хорошая машинка. Бери, лейтенант. Пригодится. Чем больше у тебя оружия и патронов будет, тем больше проживешь и этих гадов на тот свет отправишь. А я себе парабеллум возьму, тоже вещь неплохая, но побольше размерчиком. Это мы сюда удачно зашли…
Кругом, куда ни посмотри, были различного размера ящики и мешки. С патронами, с гранатами, с консервами, один ящик даже с коньяком. Осматривая какой-то мешок, Андрей вытащил из него настоящую саблю в ножнах, обмотанную плечевой портупеей:
— Васильевич, смотри, сабля! Как раз для тебя подарок.
— Это не сабля, лейтенант, а шашка. Причем офицерская, драгунская. Наша, еще царская. Видишь, герб царский, гарда небольшая с защитной дужкой и ножны деревянные, кожей обтянутые, кольца с выпуклой стороны. Портупея плечевая. Шашку на плечевой носят, а саблю на поясной. Саблей только рубят, а шашкой можно и рубить, и колоть, и подрезать. Наверное, какой-то музей, гад, ограбил. Спасибо, лейтенант, за подарок. Но я же пластун. А нам шашки не положены. Возьми ее себе. Я тебя потом научу, как ею владеть.
— Спасибо, Васильевич. Но не знаю, получится у меня или нет. А вон, смотри, немецкая снайперка. — Андрей взял в руки карабин «Маузер-98» с оптическим прицелом. — Ну хоть от этого подарка не откажись.
— А что, и возьму. Теперь у меня две снайперки будет. Теперь я в два раза больше немцев бить буду.
К «Ханомагу» подошел боец с немецким пулеметом на плече и винтовкой за спиной. Андрей его узнал, тот прикрывал орудие Левченко.
— Товарищ старший сержант, куда мне теперь податься? Наш взводный сказал, чтобы я с вами постоянно был.
— Как звать, боец?
— Красноармеец Громыхало. Виктор. Второй взвод третьей стрелковой роты.
— Молодец, красноармеец Громыхало. Хорошо из пулемета стреляешь. Фамилия у тебя подходящая. Значит, теперь будешь не пехотинцем, а артиллеристом. А пока назначаю тебя пулеметчиком на этой машинке. Залазь сюда и готовь свое оружие.
Громыхало важно обошел бронетранспортер, поставил в десантное отделение пулемет и залез сам. Григоров вылез на дорогу. К нему подбежал боец, увешанный оружием, нашим и немецким:
— Товарищ лейтенант, разрешите доложить. Там, на дороге, грузовик почти целый стоит. Только борта пулями побиты. Я шофером раньше был. Попробовал его завести, двигатель работает, и колеса целые. В кузове много ящиков с патронами и гранатами. Вот бы его взять. Я по обочине сюда проехать могу.
— Молодец. Давай, действуй. Мы в него весь наш груз поместим.
Солдат, сбросив оружие в общую кучу, побежал к грузовику.
Красноармейцы уже перестали ходить по месту боя. Собрали все, что возможно. Они убрали разбитые мотоциклы с дороги, кстати, один оказался целым, пули посекли только пассажиров, затем побросали в кювет трупы немцев. Часть бойцов ушла на позицию первого орудия хоронить наших погибших. Кто-то остался возле бронетранспортера. Один из красноармейцев завел уцелевший мотоцикл и попытался на нем проехать до поворота. Оттуда скорым шагом появился Попов. Он подскочил к мотоциклу, сев сзади водителя, и приказал ехать к «Ханомагу».
— Андрей! Получен приказ из штаба полка. Срочно свернуться и идти за Дитятки. Там занять оборону на северной окраине села. Немцы захватили Горностайполь и переправу. Мы оказались отрезанными от Днепра. Остатки полка отступают в нашу сторону. Будем прорываться на север, в леса. Дальше связь оборвалась. Было слышно, что бой ведут. Так что давай в темпе грузиться и ходу отсюда.
— Подожди. Надо наших погибших похоронить и честь им отдать, — ответил Григоров.
Его поддержал Левченко:
— Да, товарищ лейтенант. Не по православному это. Погибших хоронить не отпевши. Не помянув. Грех ведь. Да и с утра не жравши… Голодный солдат — плохой солдат.
— Да я все понимаю, мужики! Но обстоятельства таковы, что медлить нельзя. Потом и отпевать, и поминать будем. И пообедаем. А сейчас надо выполнить приказ. А то нам потом самим по головушке попадет, — с сожалением в голосе ответил Попов. — А это что за чудо?
По обочине к ним приближался немецкий грузовик. Это был тентованный трехтонный «опель-блиц». За рулем сидел наш красноармеец. Следом за ним скакали разведчики.
— Наши нашли исправную машину. Туда все добро погрузить надо, — пояснил Григоров Попову, затем повернулся к Левченко: — Быстрее орудие из леса и цепляй его к бронетранспортеру.
— Красноармеец, — крикнул Попов стоявшему рядом бойцу, — пулей лети на тот холм и скажи всем, чтобы побыстрее заканчивали. Всем на шоссе. Уходим. Старший сержант, берите моих людей, пушку перетащить. Андрей, что твой немец? Заводи!
Левченко, выскочив из бронетранспортера, прихватив с собой несколько бойцов, побежал с ними к холму за орудием. Красноармейцы, подгоняемые Поповым, быстро забрасывали в подъехавший грузовик собранное оружие, боеприпасы и другое имущество. Немец вместе с не отстающим от него ни на шаг Тишко, уже переодетый в старую выцветшую красноармейскую гимнастерку, только брюки и сапоги свои, забрался в «Ханомаг», завел его и по команде Григорова, тоже севшего в бронетранспортер, проехал вперед с десяток метров. За пулеметом гордо стоял Громыхало.
Прибывшие разведчики доложили, что на одной из дорог, перед развилкой, стоит большая немецкая колонна. Бронетранспортеры, танки, грузовики с пехотой и с пушками. Но никаких действий не предпринимают. Даже охрану не выставили. Обедают. Война войной, а обед по расписанию. Немец — мужчина пунктуальный.
