Александр Конторович - Чёрная пехота. Штрафник из будущего
— Здравствуйте, Александр Сергеевич. — Рукопожатие оказалось жестким, никакой административной рыхлостью мужик явно не страдал.
— Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант!
— Михайловский рассказал?
— Он.
— Умный человек, жаль, что мы с ним раньше не пересекались. Это могло бы помочь нам избежать некоторых… гм… проколов в работе.
— Да, служба у него поставлена правильно. Дело свое знает хорошо. И душой болеет за каждого.
— Давно знакомы?
— С Афгана еще. Там он, правда, всего сержантом был.
— Знаю. И про то, как он свою службу пробивал на всех уровнях, тоже наслышан. Такая энергия и напор в наше время — случай нечастый. Начинал-то он вообще с нуля, сколько их там было-то, человек пять всего? Меня предупреждали, что человек он жесткий, говорить с ним надо прямо, без увиливаний и экивоков. Правда, о том, что вы с ним знакомы, мало кому известно. Я, например, только недавно и узнал об этом. Да вы присаживайтесь, — кивнул он в сторону небольшого столика. — Маша чаю заварила, он у нее хорошо получается.
Мы присели. Чай действительно был хорош. Духовитый, в меру крепкий и горячий — самое то. Прихлебывая, я рассматривал собеседника. Крепко сбитый мужик, моего роста, на кабинетного сидельца не похож вовсе. Глаза зоркие, внимательные, фиксируют любое мое движение. Интересный персонаж! Встреть я его на улице, ни за что не признал бы в нем генерала. Хотя что я знаю о данном управлении? Может быть, у них тут напряги не слабее наших вылезают? Тогда как раз и понятно, отчего на данном хозяйстве сидит такой вот мужик. Судя по всему, человек он жесткий, без сантиментов. Даже странно, что вот просто так, приехал к Димке за жизнь поговорить, совета спросить. Не вяжется это с внешним обликом, я себе по-другому его представлял. Кстати, информация у него, как говорится, из первых рук. Я-то помню, как Димка свою службу создавал. Их действительно на тот момент было пять человек. И сидели они в маленькой комнатушке, где-то на Рязанском проспекте. Никто их особо всерьез не воспринимал, считали кем-то вроде ошалевших программистов. А вот поди ж ты, выросла контора-то! Ну ладно, чаю попили, можно и быка за рога брать.
— Хороший у вашей Маши чай выходит, товарищ генерал-лейтенант! Однако же вы ведь меня не за этим, наверное, пригласили? Еще какие-то вопросы у вас есть?
Яковлев допил чай, поставил чашку на столик. Взял из вазочки сушку и откусил.
— Есть, конечно. Только вот не знаю даже, с чего начинать.
— Это почему же так? Сначала и начинайте.
— С пятьдесят второго года?
— А хоть бы и так. Я в ваших делах все равно ни уха, ни рыла, а так хоть в курсе буду. А то вы меня вот сейчас спросите о чем-то, а я и не знаю ничего. И буду голову ломать — чего вы от меня услышать хотите?
— Хм… Ладно, давайте попробуем. Ну, дневник Манзырева вы уже видели, не так ли?
— Я его и написал, вы же именно это услышать хотели?
— Да. Именно этого и хотел.
Генерал поднялся и, взяв с длинного стола диктофон, положил между нами.
— Не возражаете?
— Ради бога, товарищ генерал-лейтенант! Вы меня за лоха ушастого не держите, ладно? А то без моего согласия нас тут и не пишут и не снимают?
— Хм… — Он нажал клавишу на диктофоне. — Можете повторить ваши последние слова?
— Да. Дневник Манзырева написан мною.
— Что означает отметка А1? И где о ней упоминается?
— Тайник в подвале разрушенного дома. В деревне Хлобыстино. Дом справа от дороги, на удалении около двухсот метров. Метка стоит на карте. Описание тайника и схему минирования должна была сообщить сержант Барсова. Об этом прямо написано в дневнике. На карте этих особенностей нет, есть только пометка на обороте — «Оперативная документация штаба армии». В дневнике упоминается о том, что в данном тайнике заложена особо важная и ценная информация, полученная при захвате генерала Крайцхагеля. Указано на то, что тайник заминирован и будет уничтожен при попытке вскрытия.
— Почему вами была применена столь сложная система кодирования информации?
— Для того чтобы командование озаботилось эвакуацией указанного сержанта. В первую очередь. Ибо без нее расшифровка меток невозможна.
— Все так, — кивнул головой Яковлев. — Именно этих фрагментов дневника и не было в фотокопиях, переданных мною генералу Михайловскому. То есть прочесть это вы не могли нигде.
— И что же из этого следует?
— То, что все наши предположения оказались правильными. И факт спонтанного переноса сознания мы теперь можем считать достоверно доказанным. Это значит также и то, что вся наша деятельность с момента создания управления была правильной и оправданной.
Яковлев снова поднялся и прошелся по кабинету. Показал рукой, чтобы я оставался на месте. Подошел к шкафу, достал из него бутылку коньяка и пару стопок. Сел в кресло, расставил стопки на столе и щедро в них плеснул. Мы молча чокнулись. Коньяк был весьма неплох, это я отметил.
— Да… — Он покрутил в руках стопку, поставил ее на стол. — Признаться, я и сам до последнего момента сомневался…
— В чем же, товарищ генерал-лейтенант?
— Давайте без чинов, Александр Сергеевич?
— Давайте.
— Видите ли, с момента создания управления в нем работали исключительно, э-э-э… увлеченные этой идеей люди. Не скрою, мы дали стране очень многое, но главная цель… она все время была где-то впереди, на горизонте, так сказать. Все наши попытки решить данную проблему были, мягко говоря, не совсем удачными. Однозначного подтверждения возможности переноса сознания мы так и не получили, да… И вот я сижу лицом к лицу с человеком, который и явился причиной создания нашего учреждения. Это, знаете ли, не так уж и легко переварить. Во всяком случае, сразу.
— Так, может… — я кивнул на бутылку на столике, — еще по одной?
Яковлев хмыкнул. Разлил коньяк, мы чокнулись, он отпил немного и принялся вертеть стопку в руках.
— Да, вы правы, действительно отпускает… Так вот, на чем я остановился? В общем, мы топтались на месте. Наши специалисты разработали несколько различных теорий, объясняющих явление. Мы предприняли ряд попыток, но… короче, не вышло ничего.
— Это у вас, а на Западе?
— Вы и об этом знаете? Ну да, вам же Михайловский рассказал… нет, у них тоже ничего не получилось.
— Так почему же, извините за прямоту, ваше управление не разогнали до сих пор?
— Ну, разогнать нас не так уж и просто, знаете ли. Эффект от нашей работы… это нечто… даже и не знаю, как лучше сказать? Про Институт мозга слышать приходилось?
— Это тот, что в Питере? Жуткая контора.
— Слышали, значит? Так вот — это наш филиал.
— Охреносоветь… Ох, извините, товарищ… Блин! Извините, Виктор Петрович. Просто не ожидал…
— Ну и помимо этого мы много чего для страны сделали. Попутно, так сказать… — Видно было, что мое удивление ему польстило. — Да, наша работа хоть и не афишируется, однако же стоит всех затраченных на нее средств. Как правило, авторами идей выступают другие, с нами никак не связанные учреждения. Или вообще отдельные лица. Да…
— Серьезно. Я даже и не слышал о вас никогда.
— Не вы один. Информация о нашем существовании вообще недоступна никому, ниже уровня заместителя директора ФСБ. А уж про решаемые нами задачи — и вовсе. Однако же мы несколько отвлеклись. Александр Сергеевич, я уполномочен предложить вам вернуться на службу. К нам в управление.
— А в качестве кого, простите? Как я понял, антитерроризмом вы ведь не занимаетесь? Или я что-то не знаю?
— Не знаете. Вы будете очень удивлены, узнав круг задач, которые мы тут решаем. Вам ведь до подполковника два месяца оставалось, не так ли?
— Так.
— Ну, можете считать, что вы это звание уже получили. Год службы у нас идет за три — это, чтобы вы представляли себе, на что идете. Ну и тарифная сетка у нас тоже на уровне, так сказать.
— Это, как я понял, пряник. А кнут каков?
— Зря вы так… То, что Благов дров наломал, еще не значит, что мы тут все такие. Я, кстати, еще не извинился перед вами за его художества. — Яковлев встал, одернул пиджак и официальным тоном произнес: — От лица управления, Александр Сергеевич, приношу вам извинения за действия моих сотрудников.
Я тоже поднялся. Кивнул.
— Спасибо, товарищ генерал-лейтенант. Извинения принимаются. Благодарю вас.
Мы снова сели. Яковлев что-то нажал под столиком, и в дверях нарисовалась секретарша.
— Машенька, нам еще чаю, пожалуйста.
— Да, Виктор Петрович, сей же час сделаю.
И она исчезла за дверью.
— Так вот, Александр Сергеевич, что скажете по поводу моего предложения?
— Время на раздумье у меня есть?
— Есть. Не очень много, я вам потом все объясню.
— Интересно это у вас, — я покачал головой. — Мне, в принципе, и на гражданке неплохо. Я вот и не думал уже, что снова в систему назад вернусь.
