Стивен Кинг - 11/22/63

Пока на экране Кеннеди и его жена шли по летному полю военно-воздушной базы «Эндрюс» в Вашингтоне, направляясь к сине-белому президентскому самолету, корреспондентка, которой, судя по голосу, так не терпелось справить малую нужду, что она могла надуть в штаны, тараторила о новом «мягком» стиле прически первой леди, ее «веселеньком» черном берете и плавных линиях костюма-двойки из юбки и жакета от Олега Кассини. Последний был любимым дизайнером Жаклин, но я знал, что в самолете миссис Кеннеди дожидался другой наряд. На этот раз от Коко Шанель. Из розовой шерсти, подчеркнутой черным воротничком. И разумеется, с розовой шляпкой-таблеткой. Этот наряд будет очень хорошо сочетаться с розами, которые ей подарят в Лав-Филде, но не так хорошо с кровью, которая выплеснется на ее юбку, чулки и туфли.

Я вернулся на Мерседес-стрит и читал книжки. Ждал, когда же упрямое прошлое свалит меня с ног желудочным гриппом... или мне на голову обрушится крыша... или под домом 2703 разверзнется земля, утаскивая меня в глубокий провал. Я почистил револьвер тридцать восьмого калибра, зарядил новыми патронами, разрядил, почистил снова. Очень надеялся, что внезапно навалится сон – как бы это помогло скоротать время, – но напрасно. Минуты еле тащились, с неохотой складываясь в часы, и каждый приближал Кеннеди к пересечению Хьюстон-стрит и улицы Вязов.

Сегодня никаких внезапных приступов сна, подумал я. Это произойдет завтра. Когда наступит критический момент, я просто отключусь. А открыв глаза, узнаю, что дело сделано и прошлое защитило себя.

Такое могло случиться. Я знал, что могло. Если бы случилось, мне пришлось бы выбирать: найти Сейди и жениться на ней или вернуться и начать все сначала. Думая об этом, я понимал, что на самом деле никакого решения принимать не придется. Мне бы не хватило сил, чтобы вернуться и пойти на второй круг. Так или иначе, все определится завтра. Последний шанс охотника.

В тот вечер Кеннеди, Джонсоны и Коннелли присутствовали на торжественном обеде, организованном в Хьюстоне Лигой латиноамериканских граждан. Гостей потчевали аргентинской кухней: ensalada rusa[161] и тушеное мясо, известное как guiso. После обеда Джеки произнесла речь – на испанском. Я привез из ресторана бургеры и картофель фри. Поел... точнее попытался. Пару раз укусил бургер, а потом все отправилось в мусорный бак, который стоял за домом.

Я дочитал оба романа Макдональда. Подумал о том, чтобы достать из багажника рукопись своего романа, но меня замутило даже от мысли о чтении собственного произведения. В итоге я уселся в продавленное кресло и не поднимался с него до темноты. Потом пошел в маленькую комнатушку, где спали Розетта Темплтон и Джун Освальд. Лег, сняв туфли, но в одежде, подложив под голову диванную подушку, которую принес из гостиной. Дверь оставил открытой, свет в гостиной не погасил. Смотрел на нарисованных мелками девочек в зеленых свитерах. Я знал, что впереди ночь, в сравнении с которой предыдущий долгий день покажется очень и очень коротким. Мне предстояло лежать без сна – со свешивающимися почти до пола ногами, – пока первый свет двадцать второго ноября не начнет просачиваться в окна.

Лежал я очень долго, терзаемый «что-если», «а-как-бы-все-вышло» и мыслями о Сейди. Мне так ее недоставало, я так хотел, чтобы она была рядом, что внутри все болело. В какой-то момент, вероятно, далеко за полночь (я перестал смотреть на часы, медленное движение стрелок вгоняло в депрессию), я провалился в сон, глубокий и без сновидений. Одному Богу известно, как долго я спал бы следующим утром, если бы меня не разбудили. Кто-то мягко тряс меня за плечо.

– Проснись, Джейк. Открой глаза.

Я сделал, как велено, хотя, увидев, кто сидит у кровати, поначалу решил, что мне все это снится. Но протянул руку, коснулся штанины ее вылинявших джинсов, почувствовал под ладонью материю. Волосы завязаны в узел на затылке, почти никакой косметики, на левой щеке – уродливый шрам. Сейди. Она меня нашла.

Глава 28

11.22.63 (Пятница)

Я сел и инстинктивно, не думая, обнял ее. Она обняла меня в ответ, очень крепко. Потом поцеловал, пробуя на вкус ее реальность – смешавшиеся запахи табака и «Эйвона». Запах помады проигрывал – нервничая, она чуть ли не всю ее облизала. Я вдыхал ароматы ее шампуня, дезодоранта, маслянистый запах пота. Но прежде всего ощущал ее тело, бедро, и грудь, и шрам на щеке. Рядом со мной сидела Сейди.

– Который час? – Мой надежный «Таймекс» остановился.

– Четверть девятого.

– Ты шутишь? Быть такого не может!

– Тем не менее. И я не удивлена в отличие от тебя. Как давно ты в последний раз спал, а не отрубался на пару часов?

Я все еще свыкался с тем, что Сейди здесь, в доме в Форт-Уорте, где раньше жили Марина и Ли. Как такое могло быть? Во имя Господа, как? Но это еще не все. Кеннеди в этот момент тоже в Форт-Уорте, произносит речь за завтраком, устроенным местной Торговой палатой в отеле «Техас».

– Мой чемодан в багажнике моего автомобиля. Мы поедем на «жуке» или твоем «шеви»? «Жук» больше подойдет. Его легче припарковать. И все равно придется заплатить за парковку немалые деньги. Парковщики уже на улицах, размахивают своими флагами. Я их видела.

– Сейди. – Я покачал головой, словно пытался разогнать застилающий разум туман, потом схватил туфли. В голове носились мысли, в огромном количестве, но все они кружились, словно подхваченные смерчем бумажки, и я не мог поймать ни одной.

– Я здесь.

Да. В этом и проблема.

– Ты не можешь ехать со мной. Это слишком опасно. Я думал, что все тебе объяснил, но, возможно, выразился недостаточно ясно. Когда ты пытаешься изменить прошлое, оно кусает тебя. И может загрызть, если дать ему шанс.

– Ты выразился достаточно ясно. Но ты не сможешь сделать это один. Надо трезво смотреть на ситуацию, Джейк. Ты набрал несколько фунтов, но по-прежнему худой как щепка. Ты хромаешь при ходьбе, и сильно. Тебе приходится останавливаться и отдыхать через каждые две сотни шагов. И что ты сделаешь, если придется бежать?

Я промолчал. Впрочем, я ее слушал. При этом заводил часы и устанавливал время.

– Но это еще не самое худшее. Ты... ой! Что ты делаешь?

Я ухватил ее за бедро.

– Убеждаюсь, что ты настоящая. До сих пор не могу в это поверить. – «Борту номер один» менее чем через три часа предстояло приземлиться в Лав-Филде. Там кто-то подарит Джеки Кеннеди розы. На другой из техасских остановок ей вручили букет желтых роз, но в Далласе она получит красные.

– Я настоящая, и я здесь. Послушай меня, Джейк. Самое худшее не в том, насколько ты далек от хорошей физической формы. Самое худшее – твои внезапные приступы сна. Разве ты не думал об этом?

Я думал об этом очень много.

– Если прошлое такое злобное, как ты говоришь, что, по-твоему, произойдет, если тебе удастся добраться до человека, на которого ты охотишься, прежде, чем он нажмет спусковой крючок?

Прошлое – не злобное, это неправильный термин, но я понимал, что она хотела сказать, и возразить было нечего.

– Ты просто не понимаешь, во что впутываешься.

– Прекрасно понимаю. И ты забываешь кое-что очень важное. – Она взяла меня за руки, заглянула в глаза. – Я не просто твоя любимая женщина, Джейк... если ты меня по-прежнему любишь...

– Именно поэтому я и боялся твоего внезапного появления.

– Ты говоришь, что какой-то человек собирается убить президента, и у меня есть основания верить тебе, отталкиваясь от других твоих прогнозов, которые сбылись. Ты наполовину убедил даже Дека. «Он знал, что Кеннеди приедет, до того, как об этом узнал сам Кеннеди, – сказал Дек. – И он знал, что Кеннеди приедет с миссис». Но ты ведешь себя так, будто ты единственный, кого это заботит. Отнюдь. Дека тоже заботит. Он бы приехал, если бы не лежал с высокой температурой. И меня заботит. Я не голосовала за него, но я американка, а потому он не просто президент, он мой президент. Мои слова не кажутся тебе слишком напыщенными?

– Нет.

– Хорошо. – Ее глаза сверкнули. – У меня нет ни малейшего желания позволить какому-то безумцу застрелить его, и я не собираюсь заснуть в самый неподходящий момент.

– Сейди...

– Дай мне закончить. Времени у нас не много, поэтому ты должен слушать внимательно. Ты слушаешь?

– Да, мэм.

– Хорошо. Тебе от меня не избавиться. Заруби это на носу – не избавиться. Я иду с тобой. Если ты не пустишь меня в свой «шеви», я поеду следом на «жуке».

– Господи Иисусе. – Я не знал, молюсь я или ругаюсь.

– Если мы когда-нибудь поженимся, я буду делать все, что ты скажешь, пока ты будешь относиться ко мне по-доброму. Меня так воспитали, и я верю, что в этом и заключается работа жены (О да, дитя шестидесятых, подумал я). Я готова оставить все, что я знаю, здесь и последовать за тобой в будущее. Потому что я люблю тебя и потому что верю тебе. Знаю, что будущее, о котором ты говоришь, действительно существует. Я, вероятно, никогда не предъявлю тебе другой ультиматум, но сейчас предъявляю. Или ты делаешь это со мной, или не делаешь вовсе.