Рава Лориана - Тучи над страной Солнца

-- Но ведь и испанцы воюют по всем уголкам земли. Не вижу тут особой разницы.

-- Здесь идти или не идти на войну каждый решает сам. Если не считаешь, что это правильно -- можешь не наниматься в войска. Ибо каждый сам отвечает за свои поступки перед Богом и людьми, а не перед Тиранами.

"А если считаешь, что это правильно -- иди грабить и насильничать", -- подумала про себя Заря, -- "Занятная всё-таки у них логика". Минуту помолчав, Хосе добавил:

-- А всё-таки Мексика меня многому научила. Что там было до конкисты? Тирания. Сейчас, конечно, чуть лучше, хоть жертв на алтарях не приносят, но народ... народ не доволен, спит и видит, как бы поднять вооружённое восстание и в результате установить порядки, подобные тавантисуйским. Даже среди людей образованных люди с такими настроениями попадаются. И всё, опять тирания.

-- А где тирании нет?

-- Да вообще-то тирания везде более-менее, за исключением пустынь. Думаю, что Христос родился в пустыне не просто так, а потому что в ней царя нет. Но вообще-то никакие серьёзные изменения к лучшему в мире невозможны. Выбирать можно лишь меньшее из зол. Что лучше: погибнуть на алтаре, умереть от голода и болезней или пуль завоевателей, или допустить, чтобы всякие амаута проели тебе мозг так, чтобы ты сам пошёл умирать за Тиранию? Даже не осознавая, что ты для своих полководцев не более чем сор. Что уж такого хорошего, что инки смогли прогнать христиан? Ведь топоры инков были много тупее вражеских шпаг, и оттого они могли добыть победу, лишь завалив врага трупами. Интересно, что теперь полководцы Манко говорят своим воинам, встретясь с ними в аду? "Это была война"? И всё? Всё!

Заря не знала, что ответить. Она очень внимательно следила за речью Хосе, но всё равно почувствовала себя сбитой с толку. Как на карнавале он представал перед ней в разных масках: то страстно-жестоким, то наоборот, гуманно-жалостливым, то холодно равнодушным. Заря не могла поверить, чтобы он был искренен во всех трёх случаях, и оттого тщетно пыталась понять, где лицо, а где маска, но туман не рассеивался.

Когда Заря вернулась домой, её там ждал взволнованный брат Томас:

-- Мария, где ты была? Я так испугался, когда обнаружил, что тебя нет! -- встревоженно сказал он.

-- Я познакомилась с одним человеком по имени Хосе. Его также зовут "Идущий-в-брод-через-туман". Мы очень мило побеседовали. Я даже зашла к нему домой. Прости, Томас, надо было пригласить и тебя, но ты был так занят разговором с молодым священником, что я решила не прерывать вас. Ты очень на меня обижен?

-- Мария, так нельзя делать... он холостяк? И живёт один?

-- Да... а что? Ты знаешь про него что-то плохое?

-- Нет, Мария, я не знаю про него ничего, но это неправильно, когда девушка входит в дом к одинокому мужчине.

-- Неправильно? Почему? Я же не собиралась с ним блудить!

-- Это довольно сложно объяснить. Вот во многих христианских странах вся земля поделена между знатными. А если через земли должен проехать купеческий караван, и что-нибудь упадёт с телеги, то владелец этой земли считает себя в полном праве забрать это себе. Потому что это его земля. И точно также он считает себя вправе пользоваться женщинами, которые проживают на его землях. Потому что это его земля.

-- Однако мы в городе, а "воздух города делает человека свободным", -- процитировала Заря пословицу белых.

-- Да, это так, но... свой дом каждый считает точно также своей территорией, и потому, если женщина зашла в дом одинокого мужчины, то он порой чувствует себя вправе делать с ней всё, что угодно. Потому что это его дом.

-- Что, и убить может?

-- Нет, убить -- это навряд ли, всё таки живые души принадлежат Господу... а вот совершить насилие может. Конечно, не все и не всегда так делают, но женщину, вошедшую в такой дом будут в таком случае осуждать больше, чем мужчину, совершившего над ней насилие. А кроме того, это может заставить думать о ней дурно.

-- Томас, а как же ты... как же мне заходить к тебе?

-- Ко мне -- можно. Я ведь служитель божий, а значит, не считаюсь мужчиной.

-- Хорошо, Томас, я буду очень осторожной, -- сказала Заря и грустно добавила, -- Впрочем, Хорхе и без того считает меня чем-то вроде продажной девки...

Известием о том ограничении, которому вынуждены подчиняться женщины в христианском мире, Томас довольно сильно огорчил Зарю, зато другая добытая им новость её изрядно обнадёжила.

В священники рукоположили юношу, бывшего сыном одного из эмигрантов и родившегося уже в Испании. В честь святого Диего Перуанского он тоже взял себе имя "Диего". Юноша понравился Томасу своей искренней верой, а также большей строгостью к себе, нежели к другим. Как и Томас в своё время, юноша считал язычество не столько виной, сколько бедой "несчастного народа Тавантисуйю", к которому он при этом не питал никакой враждебности. В силу своей юности и неопытности он не мог быть серьёзным врагом, и Томас даже надеялся со временем обратить его в своего союзника.

Для Зари, прежде всего, было большим облегчением, что не придётся вести дело с опытным прохвостом вроде отца Андреаса. Таким вроде бы был до того опекавший эмигрантов отец Диего, но он скончался незадолго до приезда Зари. Его ученик раньше просто обожал его, но тут старший Диего допустил промашку, попытавшись соблазнить своего протеже. Юноша ужасно смутился, пытался даже жаловаться вышестоящему начальству, но не нашёл понимания. Кое-кто счёл его просто клеветником, другие стали говорить ему, что плоти надо давать уступку. Он, правда, не понял, чьей именно плоти, так самого его никак не тянуло "быть девкой", а с какой стати он должен был делать такую уступки своему наставнику, он так и не понял. Ведь они же не римские и греческие язычники, не видевшие в этом ничего дурного!

Сам Томас от такого был в шоке. Конечно, теперь, когда отец Диего всё равно мёртв, а поэтому юноше не грозила опасность, ситуация могла показаться не такой страшной, но САМ ФАКТ, что в такой страшной ситуации юноша оказался столь одинок и беспомощен, насторожила Томаса до крайности. Он вспомнил свой сон, где Сам Христос назвал Церковь "солью несолёною". Что же дСлжно делать совестливому христианину? Видно, что Господь не просто так попустил ему съездить в Тавантисуйю -- он ждёт от него, именно от него, каких-то шагов по исправлению ситуации.

Слушая это, Заря вздыхала. Конечно, домогательства развратного старика к юноше её ужаснули, но поверить в то, что христианскую религию можно как-то изменить, превратив во что-то более приличное, девушка не могла. Пусть в самом учении Иисуса не было ничего дурного, но христианство за века слишком плотно сплелось с таким институтом как Церковь, которая просто не будет чувствовать себя уверенно без контроля надо всеми сферами жизни, и потому ничего никому никогда исправить не даст. Заря, правда, знала, что есть христианские страны, где Святой Престол не властен, но, судя по тому, что рассказал Горный Ветер, там дела в плане нравственности обстояли едва ли не хуже, чем в Испании, где хоть изредка, хоть в порядке исключения, попадались такие честные и искренние люди как Томас.

На следующий день Томас привёл юного Диего в гости познакомиться с Зарёй. Ей юноша тоже понравился. Чем-то он напомнил ей Ветерка. Диего горячо мечтал о том, чтобы отправиться в следующий раз в Тавантисуйю вместе с Томасом, но тот слегка остудил пыл юноши:

-- Видишь ли, -- говорил брат Томас, -- когда я отправлялся туда, я горел тем же пылом. Но теперь понимаю, что к миссии был по-настоящему не готов. Мне тогда казалось, что достаточно знания языка кечуа, и горячей веры. Но этого оказалось недостаточно.

-- Что же ещё нужно? -- спросил Диего.

-- Прежде всего необходимо понимать мотивы других людей. Ведь если ты не понимаешь их мотивов, ты можешь осудить их не по делу, или наоборот, восхититься тем, что достойно осуждения, не так ли?

-- Я не вполне понимаю. Разве так уж трудно в поступках отличить добро от зла?

-- Бывает, что и трудно, -- ответил Томас, -- вот ты преклоняешься перед святым Диего Перуанским. Я тоже перед ним преклонялся до тех пор, пока не поговорил с одним из тех, кто его убивал.

-- Какой это, наверное, негодяй! -- с ненавистью вскричал юноша.

-- Напротив, среди своих соплеменников он один из самых уважаемых людей. Тогда он был юношей, сейчас -- старик.

-- Если бы я там оказался, -- гневным шёпотом пробормотал Диего, -- я бы его убил на месте, наверное. Насколько должны быть перевёрнуты понятия о добре и зле у язычников, чтобы среди них пользовались почётом и уважением вот такие!

-- Но это и в самом деле один из достойнейших людей, каких я когда-либо встречал! -- ответил брат Томас, -- а в случившемся во многом был виноват сам святой Диего. Видишь ли, он, похоже, считал, что главное -- окрестить людей, и заставить их ходить в церковь, чтобы исповедоваться и причащаться. Он при этом совершенно не обращал внимание на то, каково приходится его подопечным. Насколько им плохо. А может, считал их страдания достойным наказанием за языческую скверну.