Светлана Колесник - Русская фантастика – 2016 (сборник)

– Мужики, ставь баклажку! Ущербный совсем плох стал.

Швартовщики опустили бак на гранитную плитку, сняли перчатки и окружили Григория.

– Ладно, усатик, давай по-хорошему. Иди куда хочешь, и мы тебя не тронем. Только под ногами не путайся.

– Уйду, если вы извинитесь! – уперся Григорий.

– Перед этим мурлом еще извиняться?! Василь, объясни ему по-домашнему! Время идет!

– Давно бы объяснил, если б на травке стояли, а тут жестко: затылком приложится – боюсь, отчалит.

– Не боись, мы поймаем.

– Да-да, не боись! – подыграл Григорий. – Хочешь меня ударить? Так бей! Чего же ты?!

В следующее мгновение крепкий кулак швартовщика отправил Григория полежать на гранитные плиты. Посадка вышла мягкой: его слегка поддержали за плечи и голову, но поднимать не стали.

Он был в сознании. Увидел красную двойку на мокром граните и понял, что это отражается пятерка с его ошейника. «Суки, – подумал Григорий. – Дерьмо это, а не город». Пятерка помигала и превратилась в четверку. Ошейник противно загудел. Григорий попробовал сесть. Вторая попытка удалась. Над ним уже стояли охранники.

– Ребят, вы идите, дальше мы сами, – сказал один из них швартовщикам.

Только сейчас Григорий разглядел надпись на шевроне охранника: ДЕПОРТАЦИЯ.

Елена Первушина

Семь Я Инны Игнатовой

Я – семья

Во мне, как в спектре, живут семь «я»,

невыносимых, как семь зверей.

А самый синий

свистит в свирель!

А весной

Мне снится

что я –

восьмой!

Впервые Инна Игнатова встретилась с собой, когда ей было то ли пять, то ли шесть лет. Может быть, и четыре, точно она не помнила. Дело в том, что это произошло летом. На лето мама Инны всегда отправляла ее с тетей на дачу далеко на Карельский перешеек, почти у самой финской границы, в край клюквенных болот, маленьких озер с торфяной водой, от которой кожа купальщиков покрывалась скользким налетом («Это очень полезно», – говорила тетя), в край тонких кривых берез, сосен и елей, каждая из которых смотрелась королевой. Если ель росла на солнечном месте – на краю дороги или на невысоком холме, то у ног ее кишела куча «деток» – молоденьких елочек, с нежно-колкой хвоей. «Ни одна не вырастет, – говорила тетя. – Задушат друг друга, вот увидишь». Но увидеть Инна не успела бы при всем желании. Человеческой жизни на это не хватило бы.

Тетя, а с ней и Инна приезжали на дачу в начале июня, когда в доме пахло затхлостью и сыростью, а в лесу – обманно грибами, когда было еще холодно и по утрам случались заморозки. Потом был июль – месяц знойный («Наконец-то косточки распарит», – говорила тетя), месяц купаний и созревшей в саду малины, месяц страшных гроз и приятной прохлады, свежего острого запаха после дождя. Потом начинался август – месяц первых желтых, уставших от зноя листьев, месяц походов за грибами в лес и на болото за клюквой, месяц долгих скучных дождей, высокого ясного неба, ставшего как-то насыщенней и синей, чем в начале лета, потерявшего мягкую наивную голубизну. И также – месяц высокого черного неба с мириадами холодных звездных глаз.

Потом в один прекрасный день тетя собирала чемоданы, закрывала ставни, запирала дом, и они с Инной шли на автобусную остановку, долго тряслись в автобусе, а потом Инна вставала у косяка двери, мама измеряла ей рост, а девочка удивленно и испуганно смотрела на вещи в доме: вроде не изменились, а все-таки какие-то другие.

Год для нее был похож на восьмерку и делился на две окружности: в первую большую попадали детский сад, потом школа, потом институт, потом работа. Во второй, маленькой, царило бесконечное лето: медленно взбиралось к июлю и оттуда стремительно падало в август. Потом Инна, описав большую окружность от сентября до мая, вновь оказывалась в начале июня на сырой и отвыкшей за зиму от людей даче, шептала: «Ну что ты, видишь же, мы приехали», и все повторялось сначала.

Встреча, которая запомнилась ей на всю жизнь, произошла в августе. Инна играла в песочнице у ворот тетиного дома, возила кораблик по бурному морю песка, ловила рыбу и сдавала ее с рук на руки кукольному семейству, которое варило уху. Было уже прохладно, и на Инне была надета любимая вязаная кофточка с желтыми, прозрачными, похожими на леденцы пуговицами. Когда ей надоедало играть в рыбачку, она слезала с песчаной кучи и уходила к забору, где в тени была россыпь черничных кустов. Ягоды уже созрели, и Инна с удовольствием набивала ими рот, не забывала принести несколько ягод, чтобы угостить кукол, отчего их лица быстро покрылись синими пятнами, словно они в отсутствие Инны надавали друг другу тумаков.

Возвращаясь из одной такой черничной вылазки, Инна заметила, что больше не одна. У песочной кучи стояла другая девочка – высокая, тощая, с растрепанными короткими волосами. На правой щеке у девочки, возле самого подбородка, змеился короткий шрам. Но Инна лишь скользнула по нему глазами, гораздо больше ее привлекала одежда девочки: та была в узком облегающем серебристом комбинезоне, показавшемся Инне необычайно красивым.

Инна вздохнула от зависти и начала ритуал знакомства:

– Девочка, а как тебя зовут?

– Инга.

Инна снова завистливо вздохнула и причмокнула губами, смакуя имя незнакомки. Оно ей нравилось гораздо больше, чем ее собственное. Ее имя было ровным, как шоссе – Инна. А имя Инга имело в середине восхитительную горку или даже упругую доску трамплина, который был готов забросить его обладательницу в поднебесье.

Думая об этом, Инна машинально задала второй ритуальный вопрос:

– Сколько тебе лет?

И, даже не расслышав ответа, выдохнула третью фразу, самую главную:

– Давай дружить!

– Давай! – ответила девочка, и Инна тихо ахнула от счастья.

– Иди сюда, – быстро затараторила она. – Вот, смотри, мои куклы: Аня, Наташа и маленькая Светланка. Я ловлю для них рыбу и варю обед.

– Да ну, скукота, – презрительно скривилась Инга. – Давай лучше это будут мирные колонисты, а к ним приплывет корабль, и на них нападут пираты.

– Да-авай, – с сомнением в голосе протянула Инна.

Она никогда не играла так. Но почему бы не попробовать?

– Поднять паруса! Свистать всех наверх! – закричала Инга. – Ребята, на берегу вас ждут золото, ром и женщины! Покажем этим сухопутным черепахам, как мы умеем сажать их на ножи!

– А… мне что делать? – растерянно спросила Инна.

– А ты строй укрепление и расставляй пушки.

Укрепление можно было сделать из песка – тут Инна сообразила сразу. А вот пушки? Но Инга тут же ей подсказала:

– Вон те синие ягоды будут ядрами, а если их размазать, получится, как будто кого-то ранили.

Обе бросились в кусты черники собирать боеприпасы, и вскоре сражение закипело. Потом девочкам надоело бегать за новыми снарядами, и они принялись просто кидаться песком. Кажется, сражение закончилось тем, что Инна попала новой подруге в лицо. Та скривилась, но не заплакала, просто принялась вытряхивать песок из волос, а потом сказала:

– Ладно, хорошего понемножку. Пойдем, я тебе что-то покажу.

– А что?

– Увидишь! – Инга загадочно улыбнулась.

Инна засомневалась:

– Мне нужно у тети отпроситься.

– Да ну, мы быстро, это рядом. Тетя ничего не заметит. Ну, ты идешь? – И она решительно потянула новую подругу за руку.

Инна даже сделала несколько шагов, но тут из-за забора долетел голос тети:

– Инна, обедать!

– Ой! – выдохнула Инна. – Она ругаться будет. Ты потерпи, я сейчас.

Инга пробормотала в ответ что-то невнятное, но Инна уже бежала к калитке, приговаривая на ходу:

– Ты поиграй тут пока, только никуда не уходи, я быстро-быстро поем и приду.

Больше она Ингу никогда не видела. И только гораздо позже поняла, что лицо незнакомой девочки, если не считать шрама, было похоже на ее собственное как две капли воды.

Инне было лет семь, когда она начала видеть круги. Переливчатые многоцветные кольца неожиданно всплывали у нее перед глазами и быстро таяли, чтобы через месяц или два появиться снова. Инна как-то пожаловалась маме – та повела ее к врачу, врач прописал витамины и препараты железа, но не помогло. Инна со временем привыкла к кругам, тем более что вреда они ей не причиняли и были очень красивыми.

Однажды, когда ей было лет двенадцать, накануне Нового года, Инна решила погадать. Мама выскочила в магазин, прикупить забытого майонеза и еще чего-то по мелочи. Инна дорезала оливье, потом выключила свет по всей квартире, тихо повизгивая от возбуждения и азартного страха, нашла свечку под электросчетчиком, где мать хранила ее на случай «вылетевшей пробки», зажгла и поставила перед трюмо в своей комнате. И почти сразу же увидела круги: яркие, большие и многоцветные, как обычно. Инна тряхнула головой: на круги она уже насмотрелась, хотелось чего-то другого.

Словно повинуясь ее воле, круги померкли, и Инна увидела в зеркале комнату, очень похожую на ее собственную, но только ярко освещенную, и в этом свете Инна рассмотрела, что обои на стенах хоть и с тем же рисунком, но не желтые, а фиолетовые, на полу лежит голубой пушистый ковер, а вместо старой бабушкиной мебели, доставшейся Инне по наследству, в комнате стоит новенький красивый диван. Открылась дверь и вошла девочка, похожая на Инну, но только со светлыми волосами, заплетенными в косу. На ней было бледно-лиловое, словно воздушное, платье, как у феи, а длинная коса, какой никогда не было у Инны, была перехвачена куском елочной мишуры, который искрился и блестел, все время меняя цвета.