Генрик Сенкевич - Огнем и мечом
Некоторое время всадники ехали в молчании по залитому ярким лунным светом шляху.
– Два волка дорогу перебежали! – вдруг сказала Елена.
– Вижу, – ответил Володыёвский. – А вон и третий.
Серая тень и вправду промелькнула впереди в сотне шагов от лошадей.
– Ой, четвертый! – вскрикнула княжна.
– Нет, это косуля; гляди, сударыня: еще одна и еще вот!
– Что за черт! – воскликнул Заглоба. – Косули гонятся за волками! Поистине свет вверх тормашками перевернулся.
– Поедем-ка побыстрее, – сказал Володыёвский, и в голосе его послышалась тревога. – Редзян! А ну, давай с барышней вперед!
Редзян с княжной умчались, а Заглоба, склонившись на скаку к уху Володыёвского, спросил:
– Что там еще, пан Михал?
– Плохо дело, – ответил маленький рыцарь. – Видал: зверь проснулся, из логова бежит среди ночи.
– Ой! С чего бы это?
– А с того, что его всполошили.
– Кто?
– Войско – казаки либо татары – идет от нас по правую руку.
– А может, это наши хоругви?
– Нет, зверь с востока бежит, от Пилявцев, верно, татары широкою прут лавой.
– Господи помилуй! Бежим скорее!
– Ничего иного и не остается делать. Эх, не было б с нами княжны, подкрались бы мы к чамбулу да прихватили парочку басурман, но с нею… Худо придется, ежели они нас заметят.
– Побойся бога, пан Михал! Давай, что ли, в лес свернем за волками?
– Нет, не стоит: не догонят сразу – поскачут наперехват, всю окрестность наводнят перед нами – как потом выбираться будем?
– Разрази их громы небесные! Этого только недоставало! А не ошибаешься ли ты, пан Михал? Волки обычно позади коша тянутся, а не впереди мчатся.
– Те, что в стороне, собираются со всей околицы и за кошем плетутся, а кто впереди, поджавши хвост удирают. Погляди направо: видишь, зарево меж деревьев!
– Господи Иисусе, царь иудейский!
– Тише, сударь!.. Будет когда конец этому лесу?
– Вот-вот кончится.
– А дальше поле?
– Поле. О Господи!
– Тихо!.. А за полем другой лес?
– До самого Матчина.
– Хорошо! Лишь бы на поле этом не настигли! Доберемся благополучно до второго леса – считай, мы дома. А теперь давай к нашим! Счастье, что княжна с Редзяном на Бурляевых лошадях.
Друзья пришпорили коней и нагнали едущих впереди Редзяна с Еленой.
– Это что за зарево справа? – спросила княжна.
– Не стану скрывать, любезная панна! – отвечал маленький рыцарь. – Татары это, верней всего, вот что.
– Иисусе, Мария!
– Не бойся, княжна! Головой клянусь, мы от них уйдем, а в Матчине наши хоругви.
– Быстрей, ради Бога, быстрее! – воскликнул Редзян.
И без лишних слов все четверо понеслись как ночные мороки дальше. Деревья стали редеть, лес кончался, и зарево несколько побледнело. Вдруг Елена обернулась к маленькому рыцарю.
– Любезные судари! Поклянитесь, что не отдадите меня живой! – сказала она.
– Не отдадим! – ответил Володыёвский. – Клянусь жизнью!
Не успел он договорить, перед ними показалась поляна, ровная как степь, с противоположного конца, примерно в четверти мили от путников, окаймленная черной полосой леса. Плешина эта, открытая на все стороны, серебрилась от лунного света: каждый бугорок на ней был виден как днем.
– Вот самое гиблое место! – шепнул Заглобе Володыёвский. – Если они в Черном Острове, обязательно на прогалину эту выйдут.
Заглоба ничего не ответил, только крепче упер пятки в бока лошади.
Они были уже посреди поляны, лес на противоположной стороне приближался, рисовался все отчетливее, как вдруг маленький рыцарь протянул руку к востоку.
– Гляди, – сказал он Заглобе, – видишь?
– Кусты вижу вдалеке, заросли…
– Кусты-то шевелятся. Погоняй коней, теперь уж они нас непременно заметят!
Ветер засвистал в ушах беглецов – спасительный лес с каждой секундою был ближе.
Вдруг с правого краю поляны, откуда надвигалась темная лавина, докатился сперва рокот, подобный гулу морских волн, а затем воздух всколыхнул многоголосый вопль.
– Увидели! – взревел Заглоба. – Псы! Нечестивцы! Дьяволы! Лиходеи! Волки!
Лес был так уже близко, что беглецы, казалось, ощущали свежее и холодное его дыханье.
Но и туча татар принимала все более явственные очертанья; темная ее масса вдруг начала ветвиться – словно гигантское чудище выпустило длинные свои щупальца и тянуло их к беглецам с невероятной быстротою. Чуткое ухо Володыёвского уже различало отдельные выкрики: «Алла! Алла!»
– У меня конь споткнулся! – крикнул Заглоба.
– Ничего! – ответил Володыёвский.
Но в голове у него один за другим молнией мелькали вопросы; что будет, если не выдержат лошади? Что будет, если которая-нибудь падет? Резвые татарские бахматы обладали железной выносливостью, но они шли от самого Проскурова и не успели отдохнуть после бешеной скачки между городом и первым лесом. Можно было, правда, пересесть на запасных, но и те устали. «Что будет?» – подумал Володыёвский, и сердце его забилось в тревоге – быть может, впервые в жизни: не за себя он боялся, а за Елену, которую за время долгого путешествия полюбил, как сестру родную. Ему хорошо было известно, что татары, пустившись в погоню, скоро не отстанут.
– И пусть гонятся, ее им не видать! – сказал он себе и стиснул зубы.
– У меня конь споткнулся! – во второй раз крикнул Заглоба.
– Ничего! – повторил Володыёвский.
Между тем они достигли леса. Тьма поглотила их. Но и отдельные татарские всадники были уже в нескольких сотнях шагов за спиною.
Однако теперь маленький рыцарь знал, что делать.
– Редзян! – крикнул он. – Сворачивай с барышней с большака на первую же тропку.
– Слушаюсь, ваша милость! – ответил Редзян.
Маленький рыцарь оборотился к Заглобе:
– Готовь пистолеты!
И схватился рукой за узду лошади своего товарища, заставляя ее замедлить бег.
– Что ты делаешь? – вскричал шляхтич.
– Ничего! Придержи лошадь.
Редзян с Еленой меж тем быстро отдалялись. Наконец они подскакали к месту, где большак круто сворачивал к Збаражу, а вперед отходила узкая лесная тропа, наполовину скрытая ветвями. Редзян направил туда коней, и минуту спустя они с Еленой скрылись во мраке между деревьев.
Володыёвский тотчас остановил свою лошадь и лошадь Заглобы.
– Боже милосердный! Что ты делаешь? – взревел шляхтич.
– Нужно задержать погоню. Иначе княжну не спасти.
– Мы погибнем!
– И пусть. Становись на обочину! Сюда! Сюда скорее!
Друзья притаились во тьме под деревьями. Татарские бахматы меж тем приближались – весь лес гудел от бешеного топота копыт, как в бурю.
– Вот и конец пришел! – сказал Заглоба и поднес к губам мех с вином.
Не скоро от него оторвавшись, он тряхнул головой и воскликнул:
– Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа! Я готов умереть!
– Погоди, погоди! – сказал Володыёвский. – Трое вперед вырвались – это мне и нужно.
И верно: на освещенной луною дороге показались три всадника: видно, под ними были самые резвые бахматы, на Украине прозываемые волкогонами, – от них не могли уйти даже волки. Далее, поотстав шагов на двести – триста, мчалось еще десятка полтора всадников, а там и вся плотно сбитая стая ордынцев.
Едва трое первых поравнялись с засадой, прогремели два выстрела, затем Володыёвский, как рысь, выпрыгнул на середину дороги и, прежде чем Заглоба успел опомниться и сообразить, что происходит, третий татарин упал, словно молнией пораженный. Все свершилось в мгновение ока.
– На конь! – крикнул маленький рыцарь.
Ему не пришлось повторять дважды: секунду спустя друзья мчались по шляху, как два волка, преследуемые остервенелой собачьей сворой. Тем временем подоспевшие басурманы обступили своих павших соплеменников и, убедившись, что загнанные волки способны загрызть насмерть, слегка попридержали коней, поджидая отставших.
– Видал, сударь! Я знал, что они остановятся! – сказал Володыёвский.
Но выиграли наши друзья всего несколько сот шагов: погоня прервалась ненадолго, только теперь татары держались кучно и поодиночке вперед не вырывались.
Лошади беглецов изнурены были долгою скачкой, и постепенно бег их замедлялся. Особенно устал конь под Заглобой – нелегко было нести на себе такую тушу – и опять стал спотыкаться; у старого шляхтича остатки волос поднялись дыбом при мысли, что будет, если падет лошадь.
– Пан Михал, дорогой, не бросай меня! – в отчаянии восклицал он.
– Не тревожься! – отвечал маленький рыцарь.
– Чтоб этого коня волки…
Он не договорил: первая стрела зажужжала над самым его ухом, а за ней, словно жуки и пчелы, зазвенели, засвистали, запели другие. Одна пролетела так близко, что едва не задела оперением уха Заглобы.
Володыёвский обернулся и дважды выстрелил в преследователей из пистолета.
Вдруг лошадь Заглобы споткнулась, да так, что чуть не зарылась храпом в землю.
– Господи помилуй, у меня конь падает! – не своим голосом завопил Заглоба.
