Андрей Завадский - Утро псового лая. День вторжения-1 (том 1-2)
Митчелл не сразу обратил внимание на конверт из плотной бумаги, который он все это время держал в руке. Конгрессмен открыл его и вытряхнул на сидение несколько моментальных фотоснимков, сделанных "Полароидом". Стоило только Митчеллу сосредоточить взгляд на одной из фотографий, в груди его похолодело, а в глазах вдруг потемнело.
Запечатленные неизвестным фотографом сцены показались бы слишком откровенными даже для "Плейбоя", и разве что самый грязный порножурнал рискнул бы напечатать эти снимки, чтобы потешить воображение законченных извращенцев. На фотографиях был изображен сам Митчелл, явно отлично проводивший время в обществе сразу трех девчушек, каждой из которых было, в лучшем случае, лет по двенадцать. Все четверо были, разумеется, обнажены, а чтобы ни у кого из возможных зрителей не возникло сомнения в происходящем, снимки были сделаны с близкого расстояния, так, чтобы было видно, как плоть входит в плоть.
Митчелл рассеянно перекладывал картонные квадратики, и руки его вдруг начали дрожать, как у древнего старика. На последнем снимке девочек сменил мальчик на вид лет десяти, стоявший в позе, вульгарно именуемой "раком". Разумеется, сзади к нему пристроился сам Митчелл, лицо которого было прекрасно различимо, благо в том месте, где конгрессмен предавался явно противозаконным утехам, с освещением проблем не было.
Телефонный звонок заставил конгрессмена вздрогнуть, словно рядом разовралась граната. Митчелл смог найти трубку радиотелефона только через минуту, вывернув все карманы.
-- Конгрессмен Митчелл, - мужской голос, отлично слышимый, точно собеседник сидел сейчас в машине Эдварда, был не знаком конгрессмену. - Полагаю, вы видели фотографии, а если нет, то можете полюбоваться на них прямо сейчас. - Говоривший не проявлял эмоций, произнося слова ровно и спокойно, точно робот. - Как вы понимаете, негативов у нас нет, но есть видеозапись ваших развлечений со всеми подробностями. Не думаю, что вы посмеете усомниться в моих словах, видя перед собой такие доказательства. И полагаю, вы понимаете, чем вам грозит публикация таких снимков в любой газете.
-- Кто вы, - конгрессмен говорил с трудом, голос его срывался на хрип. - Что вам нужно?
-- Кто я, не имеет значения, - ответил незнакомец. - А нужно нам лишь ваше содействие в важном деле. С минуты на минуту вам позвонит Джонатан Хаскин, который еще раз повторит свое предложение, от коего вы отказались столь поспешно. Объясните коллеге, что вы поспешили с выводами, и сейчас готовы стать на его сторону. Этого будет довольно. Завтра в Конгрессе выступит президент, и вы должны будете одним из первых высказаться в поддержку его идеи, что бы президент ни предложил. Когда голосование завершится, и решение будет принято, мы пошлем вам по почте видеозапись, о которой я говорил, и больше никогда не напомним вам о том, что произошло сегодня. Мы не шантажисты, конгрессмен, просто порой приходится вести грязную игру из самых благих побуждений.
Незнакомец давно отключился, а Митчелл так и сидел, держа в ладони телефонную трубку. И очередной звонок оказался таким неожиданным, что конгрессмен, вздрогнув, выронил телефон, едва не разбив его.
-- Эдвард, - это был Джонатан Хаскин. Техасский конгрессмен, судя по глоссу, пребывал в отлично расположении, был бодр и весел. - Прости, если отрываю тебя от важных дел, но я подумал, что ты, возможно, погорячился тогда, в "Реддингсе". Может быть, друг мой, ты изменишь решение, пока не поздно?
-- Да, я поспешил с выводами, - спокойно, словно ничего не происходило, ответил Митчелл. Он понимал, что противиться той таинственной силе, которую в данный момент олицетворял этот ковбой Хаскин, было превыше его возможностей, по крайней мере, сейчас. - Я думаю, нам нужно выступить в защиту грузинского народа, и появление в этой стране нескольких тысяч американских солдат обеспечит мир и стабильность надолго. Полагаю, Джонатан, я сумею убедить в этом и некоторых наших коллег.
-- Я рад, друг мой, что ты так считаешь, - радостно ответил Хаскин. - Ты не представляешь, какое благое дело делаешь, принимая такое решение. Клянусь, потомки тебя не забудут, а грузины при жизни поставят тебе памятник.
-- Да, да, разумеется, - рассеянно ответил Митчелл. Перед глазами, будто наяву, стояли прокляты фотоснимки. - Конечно, это замечательно.
Конгрессмен не сомневался, что американские солдаты теперь уже непременно появятся в Грузии, но ему оставалось лишь гадать, кто и зачем затеял все это. Но кто бы это ни был, его способности не шли ни в какое сравнение даже с возможностями спецслужб, если и не по техническому уровню, то по цинизму и решительности точно. Эдвард отчетливо понимал - эти люди, подцепившие самого конгрессмена на такой крепкий крючок, не остановятся, и не ему, не в одиночку, пытаться что-то изменить.
Кому-то было жизненно необходимо нагнетать напряженность на Кавказе, и так никогда не отличавшемся спокойствием. И эта сила, вдвойне могущественная, ибо никто, кажется, даже не подозревал о ее существовании, похоже, умела добиваться своего. И при мысли о том, что он, Эдвард Митчелл, оказался лишь одной из пешек в руках этой силы, не считающейся ни с чем, конгрессмен почувствовал безотчетный ужас.
Глава 11 Игроки и пешки
Санкт-Петербург, Россия - Вашингтон, США - Тикрит, Ирак
27 апреля
-- Аккуратнее, - прораб, наблюдавший, как работяги в спецовках и ярко-оранжевых пластиковых касках, негромко матерясь и натужно покряхтывая, перегружают большой деревянный ящик из фургона длинномерного тягача на электрокар, давал отрывистые команды.
Сейчас этот рано располневший мужик с одутловатым лицом анонимного алкоголика был похож на генерала, обозревающего поле почти выигранной битвы. В глазах прораба сверкала гордость за мастерство своих подчиненных, хотя для виду он и покрикивал на них:
-- Нежнее кантуйте, вашу мать и бабушку так и разтак! Не мешки с цементом разгружаете, - солидно добавил он. - Высокие технологии!
-- Да иди ты, Михалыч, куда подальше, - водитель электрокара высунулся из кабины, махнув рукой. - Все сделают в лучшем виде, не парься.
-- Знаю я, как они с похмелья работают, - сплюнул под ноги прораб Михалыч. - Вечно с перепою, как только на ногах держатся? Немецкое оборудование привезли, а они с бодуна его разгружают, а? - Михалыч обличающее взглянул на водителя электрокара, точно это именно он поил бригаду минувшим вечером. - Черт знает, кто сегодня понаехал, а этим синякам хоть бы что! Это разве дело?
Рабочие, не обращая особого внимания на своего начальника, матерившегося больше для проформы, продолжали перетаскивать тяжелые, в одиночку не поднимешь, ящики, борта которых были испещрены маркировочными знаками и предупреждениями сразу на трех языках. Все они были трезвы, если не считать пары бутылок пива на пятерых, так, ради поднятия настроения, во время перекура.
Они знали, что за дорогостоящее оборудование, прибывшее прямым рейсом из Германии, с них не просто голову снимут, но будут делать это долго и с удовольствием, а потому работали аккуратно, как только могли. Тем более, сегодня на стройку действительно прибыла целая команда представительных мужчин в строгих костюмах, часть из которых говорила по-русски с большим трудом. Тяжело работать, когда над душой стоит собственный шеф, но еще тяжелее, когда кругом толкутся незнакомые люди с повадками хозяев жизни. Поэтому рабочие не особо обижались и на прораба, который тоже нервничал под пристальными взглядами высокого начальства.
-- Готово, - один из работяг хлопнул ладонью по кабине электрокара, подав знак водителю. - Все погрузили. Двигай, давай, Санек!
Максим Громов, с некоторым интересом наблюдавший за ходом работы, лишний раз убедился, что смотреть, как работает другой человек, можно бесконечно. Тем более захватывало зрелище слаженной работы сразу нескольких сотен людей, каждый из которых был мастером своего дела. Собственно, поэтому за сохранность прибывшего издалека оборудования, до поры находившегося под толстыми досками упаковочных ящиков. Громов не сомневался.
-- Макс, у вас, русских, работа всегда сопровождается таким количеством мата? - усмехнувшись, спросил стоявший слева от Максима мужчина, как и Громов, довольно молодой, светловолосый и коротко, как стриженый. Он напоминал профессионального военного, офицера в звании лейтенанта, в лучшем случае, капитана, еще не развращенного армейским бардаком, не забывшего вбитую в училище дисциплину. И впечатление это не мог испортить даже дорогой костюм, на который любому капитану родной Российской Армии пришлось бы работать целый год.
На самом деле Гюнтер Хиршманн не был русским офицером, он вообще не служил в армии, хотя находился в отличной физической форме, на зависть иному кадровому вояке. Среди менеджеров среднего и высшего звена в Европе, вслед за заокеанской модой, стало вдруг популярным регулярно посещать спортивные залы. Считалось, что человек должен развиваться пропорционально, совершенствуя не только дух и интеллект, но и тело, что было вполне логично. Максим, на стройке оказавшийся, в общем-то, случайно, был вполне согласен с европейцам, сам регулярно отмечаясь в тренажерном зале и даже занимаясь дзюдо, хотя и не регулярно.
