Вернор Виндж - Дети неба
Джоанна остановилась в калитке, не обращая внимания на наблюдающие за ней толпы. Ткнула рукой в Ритл, стараясь как можно лучше изобразить стайный жест предупреждения:
– Стой! Тебе туда нельзя, Ритл. Мне безопасно, а тебе нет.
Самое меньшее – что Ритл просто не вернется из этого приключения.
Синглет продолжал идти, игнорируя бульканье Радиста и самнорские слова Джоанны. Джо никогда бы не подумала, что именно Ритл так податлива на зов сирен Хора. Но Ритл будто заставляла себя идти вперед. Радист не двинулся с места, но был очень встревожен. Ритл игнорировала и его, и Джоанну. Все ее внимание было устремлено вперед, к Хору. И двигалась она все медленнее и медленнее, будто мыслезвук Хора создавал физическое препятствие. И наконец она остановилась точно на границе Резервации, подняла лапу, будто пытаясь сделать еще шаг, застыла в нерешительности, попробовала еще раз… ее трясло от усилий.
И наконец Ритл сказала по-самнорски громко и очень четко:
– Черт, блин! Блин и еще раз блин!
Потом она бросилась вперед и постучала мордой по земле за воротами, на территории Хора. Джоанне это напомнило ребенка в игре, обозначающего, что добрался до нужной точки. И, закрепив свою победу, Ритл метнулась обратно в Резервацию.
Джоанна помахала двойке, потом повернулась и вышла на открытое место. У нее за спиной охранники быстро закрыли калитку.
Обычно, чтобы добраться до вершины центрального пика, требовался час. Дорога шла зигзагом по западной грани, по ней можно было даже идти, а не карабкаться. Поверхность пирамиды была разнообразна – от необработанного гранита до резного кварца и яшмы. Медного, золотого, серебряного покрытия могло набраться с гектар, но это покрытие встречалось пятнами и полосами на элементах фрактального узора. Эту пирамиду Магнат изучал уже семь лет (с воздуха и из собственного дворца). Если не считать рекурсивной природы пирамиды, он не находил в ней системы, хотя видно было, что она становится все больше и прочнее. Исходная, которую видел Ремасритлфеер, по сравнению с ней смотрелась бы кучкой грязи.
Дорога виляла из стороны в сторону, устремляясь вверх, и с нее многое можно было увидеть. Дом Магната и то, что было пристройкой Хранителя, превосходили размером любой дворец севера, но даже подножие Пирамиды поднималось выше этих строений. Летное поле лежало к западу от дворцов. Видны были пруды с детенышами наездников, хотя полная сеть прудов не считалась с границей Резервации. Современный Хор был весьма терпим к «говорящим каракатицам». Это было справедливо, поскольку именно детеныши наездников были тем связующим звеном, без которого ничего бы этого не было.
Над полем разворачивался один из кораблей Магната, держа после взлета курс на север. Это был личный шатл, приземлявшийся на каждой из дальних Резерваций. С другой стороны подлетал ежедневный рейс из Диких Княжеств, собираясь приземлиться. Большая часть грузов шла водным путем и караванами, но радиосвязь и эти воздушные корабли позволяли Магнату синхронизировать рынки.
За летным полем протянулись серые ряды первых тропических фабрик Магната. Сейчас они покрывали практически каждый квадратный метр Западной Стороны. А за западным краем Резервации виднелись дикие фабрики Хора. Эти на живую нитку сшитые халупы все время разрушались и восстанавливались. И когда уже казалось, что этот мартышкин труд ничем не кончится, вдруг фабрика выплевывала продукцию, сделанную тяп-ляп, кривую и перекошенную, в основном мусор… но бывало – как с зеркалами и вообще стеклянными изделиями – лучше, чем у Магната.
Джо была уже на третьем крутом спуске перед подъемом, на высоте сотни метров над Резервацией. Толпа была здесь так же густа, как всюду, Стальные Когти кишели на сети мелких троп, ответвлявшихся от главной, по которой шла Джоанна. Вокруг нее они оставляли свободное пространство, но не то чтобы соблюдали четкую границу. То и дело они ее задевали, проходя мимо. По ней колотили звуки Хора, бульканье, шипение и гогот, обрывки межстайной речи, смешанные с имитацией грома и дождя. За всем этим шумом ощущалось что-то более громкое, отдававшееся гулом в груди и в голове, – то, что мог человек ощутить от мыслезвука.
В основном эти создания не обращали на нее внимания, но некоторые адресовали ей то писк, то гоготание. Сказать они могли только: «Привет, Джоанна!» – но иногда бывало и больше – слова, которые могли дойти по длинной цепочке издалека, могли быть реминисценцией путешествия с флотом плотов. Примерно каждый пятый говоривший отличался северной плотностью шерсти, но попадались и совсем безволосые тропиканцы, утверждавшие, что помнят фрагментарий Резчицы.
Иногда при виде необычайно большого, покрытого мехом тела или черно-белого узора шерсти она вспоминала Странника. Дважды она гналась за такими сквозь толпу, не обращая внимания на тех, кого сталкивала с пути, лишь бы подобраться поближе к знакомому облику. И оба раза она убеждалась, что видит его впервые. Но все же части Странника могли здесь быть, выжившие в виде синглетов. Отдельные черты его поведения она находила иногда у элементов Хора.
Последний спуск-подъем составлял всего лишь двадцать метров, но прямые солнечные лучи и чистое небо разогрели воздух до температуры парового котла. Пот лил с Джоанны ручьями, будто ей и вправду пришлось лезть по стене. Дойдя до вершины, она была готова уже остановиться и хлебнуть из фляжки воды. Джоанна прислонилась к золоченому столбику ограды узкой площадки. Если в пирамиде была какая-то логика, то это открытое место должно быть чем-то вроде святая святых. Для Джоанны это был лишь маленький клочок грязи, и поднимавшиеся к вершине Стальные Когти обычно ее избегали.
Ослепшая видеокамера находилась с другой стороны от вершины и, естественно, была сбита. Джоанна перешла лужайку и подняла устройство – полностью аналоговое, спроектированное «Внеполосным». Оно было таким простым, что фабрики Магната могли бы делать его миллионами, если бы Хор был достаточно этими устройствами заворожен – или кто-нибудь другой ими восхищался и имел на что их выменять.
Джоанна подняла камеру, стерла грязь с объектива. Вдруг коробочка заговорила с ней по-самнорски.
– Долго ты, – сказал новый голос Магната. Голос Гери по-прежнему Магнату нравился (он называл его «красивым»), но он принял к сведению, что у людей такой голос создает неверное впечатление. – Ты нормально себя чувствуешь? Мне пришлось снизить темп некоторых работ в порту. Такие солнечные дни даже тропиканцам не очень нравятся.
– Тем, у кого слишком много бледной кожи. Вот у нас, людей, кожа всюду темная – для жаркой солнечной погоды отлично.
– Вот как. Верно. Понимаешь, иногда Хор не слишком о себе заботится. Вот интересно мне… – Магнат загудел про себя – несомненно, очередная сумасшедшая идея. Потом, снова переключившись в режим начальника, сказал: – Но это к делу не относится. Нам нужна та камера, что у тебя в руках. И на этот раз закрепи ее как следует, чтобы не сшибли!
– Слушай, Маг, если ты хочешь, чтобы она была выше всего, что здесь есть, то ее всегда могут случайно сбросить. – Джоанна установила камеру и поправила треногу. На самом деле конструкция была прочной и утяжеленной внизу. И нужно было столкновение с крупным элементом – или согласованные усилия группы, – чтобы ее опрокинуть.
Но здесь сердце Хора. И наверняка много здесь происходит странных действий – быть может, церемоний.
Джоанна с усилием сдвинула треногу и камеру ближе к краю парапета, чтобы ничто ей вид не загораживало. При этом вокруг нее сгрудилась дюжина тропиканцев, но никто из них не возражал – они только толкали друг друга. Совершенно было не похоже на координированные действия настоящей стаи, но было понятно, что они пытаются помочь двигать треногу, дергая ее так и этак, фактически переставляя ее на каменный парапет.
Она их отогнала и окончательную установку сделала сама, на этот раз проверив, что тренога заклинена между золочеными столбиками ограды. Может быть, Магнат следил за ней в подзорные трубы и с помощью камеры.
– Ты поосторожнее. Если они подумают, что ты ломаешь Пирамиду…
Джоанна, работая над треногой, поглядывала на толпу с той же мыслью.
– Никто пока не возражает. Ты же знаешь, что у Хора ко мне особое отношение.
Может быть, это так и есть. Во всяком случае, приятно было подразнить Магната.
Магнат ответил ворчливо, но на межстайном, а потом перешел на самнорский:
– Я не возражаю, если мои работники рискуют жизнью. Но я хочу, чтобы они при этом понимали, что делают! А теперь, раз ты здесь, не направишь ли камеру так, чтобы она давала полезную информацию? Мне хочется видеть северную дорогу.
– Я тебе советник, а не работник! – возразила она, но все же направила камеру на северо-запад. «Дорога» представляла собой систему просек, меняющихся с каждой декадой, но тянулась она почти на тысячу километров в глубь непроходимых джунглей бассейна Шкуры. На первый взгляд Хор был хаотической сатурналией, как всегда заявляли северные стаи, но на самом деле в нем творилось что-то более сложное, чем нескончаемое веселье. Для существования побережья необходим был обширный тыл на суше. И с помощью вот таких камер – и удаленных Резерваций – Магнат начал выяснять, как что происходит.
