Физрук-8: назад в СССР - Валерий Александрович Гуров
— Ну что ж, — сказал рассудительно я, — если только поговорить, то можно и без ордера…
В стекляшках капитана Жихарева что-то блеснуло. Было видно, что он колеблется, и это внутреннее колебание неожиданно передалось его ледащему, с виду, телу. Неловко откачнувшись, он поспешно ухватился за никелированную ручку задней дверцы, будто боялся упасть.
— П-прошу!
Отказаться от такого приглашения, разумеется, было невозможно, поэтому я медленно, словно бы сохраняя стариковское достоинство, полез в кожаное нутро салона. Жихарев сел рядом с водителем, сердито хлопнув дверцей, и велел трогать. Переваливаясь, как гигантская утка, автомобиль пополз вдоль мощеной мокрым скользким гравием аллеи, чудом не задевая широкими бортами стволы деревьев. Я без всякого интереса смотрел по сторонам, лишь изредка поглядывая на крепкий стриженый затылок Жихарева
Даже если капитан врал, и меня все-таки арестовали, боятся мне, было совершенно нечего. Сейчас не тридцать седьмой год и даже не сорок девятый. Вот тогда меня арестовывали по-настоящему, без церемоний. Хлесткий удар по зубам. Завернутые назад, до хруста в суставах, руки. Мат в четыре этажа — эхом сквозь лестничные пролеты. А потом, изматывающий конвейер допросов, методический мордобой и, наконец, расстрел, который в последний момент почему-то отменили… Аллея кончилась и, диковинный в наших краях, автомобиль набрал скорость. За стеклами потянулись унылые, крытые толем, стрехи рабочего поселка. Скоро переезд, а после него, почти сразу, начнется черная стрела проспекта, и так до самой площади, где и стоит этот их модерновый особняк.
Не доехав до заветной площади каких-нибудь триста метров, лакированный мастодонт, почти не снижая скорости, резко свернул в переулок, где доживали свой век бывшие доходные дома. Когда-то в одном из них я снимал квартиру в три комнаты с ванной и прислугой, и всего за полста рублей в месяц. Теперь в этой квартире ютилось три семьи. Лепнина под потолком обвалилась, у амурчиков, поддерживающих перила балкона, озорные детишки — потомки победившего пролетариата — отбили не только крылышки, но и фиговые листочки, просторная ванная комната вся заставлена каким-то лоханями и завешана вечно не просыхающим бельем. А вот прежде…
Я ладонью, словно сигаретный дым, разогнал сгущающийся призрак минувшего. Мало ли, что тогда было — было, да бельем поросло. Меня начал беспокоить маршрут, которым меня везли два молчаливых стража. Почему сразу не к себе в столь памятные мне купеческие апартаменты, или теперь у них принято беседовать на конспиративных квартирах? А, может быть, они хотят меня завербовать, сделать штатным стукачом дачного поселка? Господи, это даже не смешно. Если бы мне лишь намекнули об этом, я бы разочаровался в наших доблестных органах окончательно. В любом случае, разъяснить эту сову требовалось немедленно.
— Товарищ капитан, — сказал я самым проникновенным голосом, на который способен, — вы случайно киднэпингом не промышляете?
Жихарев нервно обернулся.
— Чем?
— Похищением людей, — охотно объяснил я, — точнее, правда, будет — детей. По-английски…
Жихарев молча выслушал эту мою тираду, не отводя тревожного пуговичного взгляда.
— Нет, — ответил после некоторой паузы, почти испуганно. — Имейте терпение, Евграф Евграфович!
По имени отчеству, а не «гражданин Третьяковский» — хороший признак. Хотя, когда имеешь дело с органами, никакие признаки не следует считать надежными. Взвизгнув шинами, как будто мчался бог весть с какой скоростью, лимузин остановился. Жихарев проворно выбрался со своего места, отворил дверцу «пассажиру». Выставив вперед трость, чтобы капитан госбезопасности не попытался помочь «румяному старичку», я вышел наружу. Неторопливо осмотрелся. И в самом деле — доходный дом. Ступеньки, некогда ведущие вверх, к роскошной двери парадного, а теперь — на полметра ниже мостовой. На двери — утратившей былую роскошь под многими слоями казенной оливковой краски — скромная стеклянная табличка: ГОСПРОМСНАБ, или что-то в этом роде. Не конспиративная квартира, а целое фиктивное учреждение. Что же — масштаб. Впечатляет.
Жихарев уже спешил отворить дверь перед пока не арестованным, и все еще — не гражданином. Новые времена. Вежливость и предупредительность. За дверью — узкий вестибюль, вытертые мраморные ступени лестницы на второй этаж, а на втором этаже — казенный коридор, с выкрашенными все той же оливковой краской панелями. Сухой пыльный воздух. Два ряда обитых дерматином дверей. Некоторые распахнуты, простреливают коридор пулементыми очередями пишущих машинок. Капитан предупредительно двинулся вперед, указывая дорогу. Наконец, решительно открыл одну из дверей. Ничем от прочих не отличающуюся.
— Разрешите, товарищ майор?
Видимо, разрешение последовало. Шаг назад и в сторону, приглашающий жест, выдающий генетическую связь с предками — лакеями или половыми. Я, постукивая палочкой — въевшаяся в кровь привычка изображать старика — прошел в кабинет товарища майора. Ничего не неожиданного — шкафы, сейф, полированный, но ободранный стол, мягкие стулья. Сам майор — выправка, широкие плечи, ручища, проницательный, впрочем, умный взгляд. Седая щеточка усов. Залысины. Цивильный костюм, который изо всех сил старается не выглядеть кителем без погон. Майор поднялся из узкого для него кресла, протянул ладонь, заскорузлую, рабоче-крестьянскую.
— Зорин, Константин Павлович.
— Третьяковский, Евграф Евграфович.
— Прошу вас, садитесь, Евграф Евграфович, — откликнулся майор и уже другим тоном пробурчал подчиненному: — Ты пока свободен, капитан.
Жихарев хрустнул каблуками, испарился, не слышно притворив дверь. Я опустился на предложенный стул, сложил руки горкой на рукояти трости, вопросительно воззрился на майора.
— Может быть чайку? — осведомился тот.
— Не откажусь, — отозвался я и не удержался, ввернул: — Чайку мне в вашем учреждении еще не предлагали.
— Да, да, — рассеянно покивал майор. Поднял трубку одного из трех телефонов. — Раечка, принесите нам чаю. Спасибо.
— Пока суть да дело, Константин Павлович, я хотел бы знать, почему меня задержали?
Морщины на широком лбу майора прижались друг к дружке, словно детишки в грозу.
— Не задержали, а пригласили, Евграф Евграфович.
— Могли бы пригласить повесткой. Я гражданин законопослушный.
— По ряду причин — не могли, — сообщил майор. — Через некоторое время, вы узнаете — почему.
Я поерзал, поудобнее устраиваясь на стуле — мне стало интересно. Вновь бесшумно распахнулась дверь — вошла девушка, видимо, та самая Раечка. Я привычно охватил ее взглядом с головы до ног и привычно разочаровался — не похожа на мою покойную жену. Раечка выставила на стол две чашки на блюдцах, розетку с конфетами, благосклонно выслушала благодарность начальства, и ретировалась.
— Угощайтесь!
Кивнув, я подвинул чашку к себе, бесцельно поболтал ложечкой. Запах был хороший, значит,
