В зоне особого внимания - Дмитрий Валерьевич Иванов
— Шустро ты с полковником, — восхитился Пашка.
— А почему бы самому, например, в вытрезвители не позвонить? Или в больницы? — спросила Соня, которая, оказывается, прислушивалась к нашему разговору.
— Её могли и менты забрать, а там не дадут человеку с улицы никакой информации, — поясняю я.
Звонок телефона, и голос полковника Жердакова сообщает, что пропажа нашлась! Причем в неожиданном месте.
— Она в Ачинске, в больнице лежит со сломанной рукой! Вернее, сначала её в отдел привезли за громкое исполнение матерных частушек на улице, а там уже вызвали скорую и отправили в городскую больницу, — недоумевая, пересказываю все услышанное своим гостям.
Если судить по словам Павла, то с момента пропажи, вернее, расставания его с девушкой прошло часа четыре всего! А ведь тут надо проехать сто семьдесят километров, умудриться сломать руку, и не заметив этого громко петь на улице, чтобы попасть в ментовку и оттуда в больницу! И всё за четыре часа! Точно, баба — огонь, как про неё Пашка сказал. Живут же люди на всю катушку! Не то что я.
— Толь, поехали, а? — с надеждой смотрит на меня дядька.
— И я с вами, — шустро заявила Соня. — Мне бы только домой заехать, переодеться.
Действительно, вечернее платье и туфли на каблуках не очень располагают к дальним поездкам, но у меня и самого ехать нет никакого желания. Может, ну её, эту Аллу! Сегодня законный выходной, и я настроился полентяйничать. Однако за меня уже все решили.
Собираюсь в дорогу. Поразмыслив, беру с собой бутылку шампанского, и пару коробок конфет из своих запасов. А ну как придётся взятки тамошним врачам давать? Подумав, добавляю в сумку ноль пять коньяка и пару палок копченой колбасы. Водка три бутылки лежит в машине на всякий случай.
Резина у меня хорошая, зимняя, дороги пустые, и часика через три мы уже сидим в приёмном покое Ачинской городской больницы.
— Травматология. Палата два ноль шесть. Только мы не пускаем сейчас, — сверившись со списком, отказывает нам немолодая медсестра на посту.
— Девушка, нам очень надо, — вкрадчиво прошу я, суя незаметно под столик дежурившего медработника палку копченой колбасы.
Не знаю, что сработало — колбаса или обращение «девушка», но нам даже халаты выдали!
— Ба, ребята! Как я рада вас видеть! Ой, голова трещит, есть что выпить? — обрадовалась нам Алла. — А как вы меня нашли тут? Толя, это, наверное, ты постарался?
— Нашли вот, — ворчу я. — А пить тебе противопоказано! Вон таблетку лучше попроси на посту.
— Да там только цитрамон, а он не помогает, — скуксилась больная.
— А вот твоей соседке Полине помог как-то, — усмехаюсь я, глядя на женщину с фингалом, лежащую у окна.
Кроме неё и Аллы, в палате ещё одна пациентка — бабка древнего вида, которая, надеюсь, спит, а не кони двинула. Лежит, не шевелится даже. А вот Полину я узнал сразу, хотя под лиловым гримом это сделать было трудно. Это моя давняя знакомая из далекого уже 1984-го года — психолог Полина, которая ехала на работу в Ачинск вместе со мной в одном купе. Но выглядит девушка уже не так аппетитно, как раньше, лежит на вытяжке — нога сломана. Ну, это ладно, а вот кто её фингалом подсветил? Муж? Вроде кольцо на руке имеется.
— А ты откуда меня знаешь? — удивилась Полина.
— Ну как же! Полина Полякова, все только и говорят о тебе, как о ведущем психологе Ачинского глинозёмного комбината. Что случилось-то, горюшко? Муж побил? Не помогли познания в психологии? — веселюсь я.
— Да я с горки, с санок, упала, когда каталась с сыном! Что ты! И не Полякова я, а Каверзнева уже давно. Мы знакомы? Не припомню.
— Поздравляю и с сыном, и с замужеством. Да не ломай голову! Четыре с половиной года назад виделись. Помнишь, к тебе кавказцы в купе приставали, а я заступился?
— А как ты вырос-то, мальчик! — обрадовалась Каверзнева. — И даже посимпатичнее стал… немного. А я вот тут лежу одна, муж уехал на новый год…
Молодая мать завозилась, пытаясь повернуться ко мне боком, что на вытяжке сделать было невозможно.
— А что муж тебя одну на Новый год бросил? Вот негодяй!
— Да он хороший! Новый год тут отмечаю, такая вот судьба, а муж с сыном уехали к родителям в Бородино ещё вчера утром. Не знаю, как там дела у них. Да сама виновата, — тараторит Полина.
Пока Пашка миловался с Аллой, выясняя, как она умудрилась попасть в больницу, я беседую со своей старой знакомой.
— Скучно тут, Толя, мелко для меня. Я ведь и защитилась уже в этом году. То есть в прошлом, — жалуется женщина. — «Управление рабочим коллективом» тема моей диссертации. Сейчас на телевидении работаю заводском.
— Телевидение — это хорошо, — рассеянно говорю я, прислушиваясь к разговору Аллы и Пашки.
Алла собралась ехать с нами обратно! И вообще, перелома у девушки, как выяснили местные врачи, нет. Она утром просто хотела побыстрее выйти из ментовки, поэтому и соврала про руку. У дежурного по отделению фамилия не Рентген, да и других хлопот полно, тот и поверил девушке-врачу, вызвав скорую. А вот местные кобели, увидев красноярскую коллегу-красотку, встали, как говорится, в стойку и три часа её мурыжили, обследуя. Вот только не остограммили, сволочи. Поэтому ей тут делать нечего.
— Мы у себя на комбинате недавно передачу делали про шарлатанов разных вроде Алана Чумака, — фоном донеслась до моего уха знакомая фамилия.
— Кого? А он уже выступает? — встрепенулся я.
— Кто? Чумак? Да лечит внушаемых в Москве, — скривилась Полина. — Эх, Анатолий, знал бы ты, как легко нашим людям головы задурить.
Но Анатолий как раз знал! И у меня стала созревать мысль — а как бы приспособить таланты моей старой знакомой к моим планам? «Интерфронт» — это хорошо, но борьбу за умы людей надо вести средствами массовой информации. У меня пока в активе только мутная девочка Лена — журналист из Хабаровска. Весной она будет свободна и готова
