Котенок. Книга 2 - Андрей Анатольевич Федин
Откинулся на спинку стула.
Алина покачала головой и ткнула пальцем в мой дипломат.
— Сомневаюсь, что кто-то из этих девчонок будет с тобой катать машинки… по вечерам, — сказала она.
Я пожал плечами. Вздохнул.
Посмотрел на Волкову.
— Возможно, что и не будут, — сказал я. — Возможно, они будут вести себя, как взрослые — в их понимании. Вот только разница в возрасте между мной и этими девочками даже больше, чем у тебя и детсадовцев. Я тоже могу катать машинки и читать детские книжки. Но не уверен, что хочу это делать.
Мы с Алиной смотрели друг другу в глаза.
Молчали.
Мне почудилось, что глаза Алины влажно блеснули.
— И что теперь делать… им? — спросила Волкова.
Я развёл руками.
— Ты пойми, Алина. Проблема не в этих девочках. С ними-то как раз всё в порядке.
Волкова моргнула.
Я снова прикоснулся к своему виску.
— Беда творится с моей головой. Вот здесь. Проблема в этом.
Поправил очки.
— Мне в реальности всего шестнадцать лет, — сказал я. — Но тот сон не прошёл бесследно. Я теперь не только помню наизусть школьные учебники. Но и считаю себя шестидесятилетним старпёром.
Алина опустила глаза.
Я не отвёл взгляда от лица своей соседки по парте.
— Это психическое расстройство, не иначе, — заявил я. — С такой проблемой к психиатру нужно идти. Чтобы доктор укротил моё разыгравшееся воображение и вернул меня к реальности.
Добавил:
— Но я к нему не пойду. Как и в милицию. Не хочу прослыть сумасшедшим. Решу свои проблемы сам: так или иначе, но разберусь с ними. А этим девочкам…
Постучал по дипломату.
—…Им просто не повезло с кумиром. Понимаешь, о чём я говорю, Волкова?
Алина кивнула.
— Котёнок, которого они придумали, существует только на сцене Дворца культуры и в их воображении. А я — совсем другой человек. Не забывай об этом, Волкова.
Выбрался из-за парты.
— Я не тот, кому все эти школьницы писали свои записки. И даже не тот, кем выгляжу и кем был раньше. Вот такие вот дела, Волкова.
* * *
С посланиями поклонниц я разобрался дома, пока подогревал на плите суп. К восьмому уроку количество «записочек» увеличилось до семи штук. «Это не мешки писем, которые приносил Алине Солнечной почтальон», — подумал я, окинув взглядом разложенные на столе бумажки. Отметил и то, что с любовными «записками» в прошлой жизни не сталкивался — лишь с теми, в которых просили «списать домашку». Получал я в своей прошлой жизни и оформленные в виде множества букв признания в любви. Но поначалу те имели вид стандартных писем (с почтовыми марками на конвертах). Потом превратились в текстовые сообщения на экране телефона. А позже — стали записями в социальных сетях. И всё это было уже после окончания школы. Моё прошлое обучение в десятом классе прошло под лозунгом «В СССР секса нет!» — так было даже в Первомайске (я и поцеловался с девчонкой впервые только на первом курсе института).
Я поправил очки, вытер о полотенце мокрые руки. Первым делом заглянул в конверт. Нашёл там один единственный лист бумаги с предложением «дружбы» от своей бывшей одноклассницы, которая теперь училась в ПТУ. Я вспомнил лицо этой девицы — признал его симпатичным. Выудил из памяти и факт, что раньше эта девочка не обращала на меня внимания. Она и в этом письме адресовала своё предложение не мне, а Котёнку (будто позабыла моё настоящее имя). Я отбросил конверт с коротким письмом в сторону. Заглянул в пахучий треугольник, полученный от дежурного. Там тоже увидел призыв «дружить», прочёл восторженные отзывы о своём пении — улыбнулся. Подумал, что «похвалы и Котёнку приятны». Задумался. Но не обнаружил в своих воспоминаниях внешность девчонки из девятого «Б» класса — автора «пахучего» послания, украшенного узором из множества синих чернильных сердечек.
А вот одна из «мелких» записок меня наверняка порадовала бы — в прошлой жизни. Та самая, которую мне передали в классе перед первым уроком. Подписана она была одним лишь именем: «Наташа». Вот только фамилия к нему и не требовалась. Потому что в десятом «А» сложилась нетипичная ситуация: в нём училась лишь одна девица с таким именем — Наташа Кравцова. «Ты так и не научился танцевать», — прочёл я послание комсорга класса. Поправил очки. Прочёл короткое сообщение снова. Пожал плечами, мысленно передразнил автора: «Грузите апельсины бочками». Сообразил: в свои прошлые шестнадцать лет я бы не удержался и сегодня же уточнил у Кравцовой смысл её послания. Позвонил бы ей (номер Наташиного домашнего телефона я выяснил ещё в девятом классе). Но теперь я лишь отодвинул её послание к «пахучему» треугольнику и одну за другой прочёл остальные записки.
Собрал бумажки в кучу, бросил их на край стола и покачал головой.
— Детский сад, — пробормотал я. — Ни одного стоящего предложения. Ни тебе приглашения придти вечером на сеновал. Ни фотокарточек в стиле «ню». Они даже свои руки и сердца для меня зажали!
Я встал, чтобы помешать суп, и промурлыкал:
— Ты возьми моё сердце на память. Пусть согреет оно твои руки…
* * *
Во вторник мы с Кукушкиной придумали развлечение. Ещё спускаясь по ступеням мы с Леной выдвинули предположения, сколько надписей со словом «Котёнок» увидим по дороге в школу. Я победил. Потому что озвучил именно то количество надписей, которое мы увидели и вчера — семиклассница предположила, что их станет почти на пять больше. Мои предположения подтвердились: новые признания для котёнка на нашем маршруте не появились (ни на асфальте, ни на стенах в подъезде). Даже исчезло одно вчерашнее послание — то, которое мы видели на школьном заборе. Поутихли и «страсти» с «записочками»: во вторник я не получил ни одного предложения «дружить». Вот только в покое меня не оставили. У входа в школу и в школьном коридоре и во вторник до меня (со всех сторон) по-прежнему доносились бодрые девичьи приветствия: «Привет, Котёнок!»
В среду спор выиграла Кукушкина: она предположила, что признаний в любви Котёнку на нашем пути встретится на одно больше, чем вчера — я сделал ставку на «уменьшение». К своему удивлению, снова увидел надпись на школьном заборе (в том же месте, где она красовалась в понедельник), выведенную тем же «скачущим» почерком. «Записочками» меня в этот день снова не побаловали. Однако в среду девицы вновь терли моё плечо и выясняли мои планы на субботу. На этот раз они спрашивали не только о том, спою ли я на субботнем концерте. Девчонки интересовались моими планами и на вечер после концерта. С этим вопросом ко мне обратились не только школьницы из параллельных классов. Но и девицы из девятого «А» и девятого «В». И даже три мои одноклассницы намекнули, что прогулялись бы со мной в субботу вечером «по городу» — в том числе и Лидочка Сергеева.
* * *
В четверг утром я распахнул дверь своей квартиры — уже прикидывал, какое количество надписей «загадаю» сегодня. Склонялся к мнению, что интерес поклонниц к Котёнку поостыл: с прошлой субботы прошло много времени. Потому решил, что «поставлю» на уменьшение количества надписей. Об этом и собирался сообщить соседке. Но не сообщил. Потому что выглянул на лестничную площадку — Лену Кукушкину там не увидел. Взглянул на часы — узнал, что сегодня не задержался. Отметил, что в это время Лена обычно уже дожидалась меня около своей квартиры: так было с того самого дня, когда она принесла мне белого котёнка. Мелькнула мысль о том, что остановились часы. Но секундная стрелка на циферблате исправно наворачивала круги.
Я озадаченно поправил очки, шагнул к перилам, взглянул вниз: на ступени. Но и там не обнаружил свою соседку-семиклассницу. Удивлённо хмыкнул. Пожал плечами. На всякий случай погрохотал дипломатом, когда запирал дверь. Задержался около квартиры Кукушкиных, прислушался. Не услышал голосов или шагов. Через окно в подъезд проникал свет поднявшегося над соседним домом солнца, отражался в выпуклом стекле дверного глазка соседской двери. Увидел я в том стекле и своё отражение: искажённое, будто в зеркале из «комнаты смеха». Уже шагнул было к лестнице. Но всё же вновь остановился. Обернулся и нажал на круглую кнопку дверного звонка — в квартире соседей раздалась громкая, требовательная трель.
Тут же щёлкнул замок — дверь в квартиру Кукушкиных приоткрылась.
Я увидел знакомую белую полосу пробора на голове соседки-семиклассницы и тонкие косички.
Лена стояла на пороге уже в верхней одежде, сжимала в руке портфель.
— Опаздываешь! — сказал я.
Уловил появившиеся из квартиры соседей
