Мракобой - Дино Динаев
Все-таки голова у меня крепче, удовлетворенно понял Дауман.
— Тревога! Всем занять посты согласно боевому расписанию! — рявкнул он. — И отключите эту чертову сирену, пока мы все не оглохли!
Он не сразу понял дискомфорт. Лодка колыхалась словно гигантская колыбель. Внутри царила приятная невесомость. Они освободились!
Дауман с невыносимой легкостью бытия отдал новую команду:
— Всплываем на перископную глубину! Поднять перископ!
Приникнув к окулярам, он увидел корму удаляющегося эсминца.
— Классифицировать цель!
— Русский эсминец, сэр! — доложил акустик.
Оклемавшийся Фейн определил по оперативной карте:
— Эдуард Суровый! Но это не точно!
Дауман сам знал, что неточно. В море у русских выходит «Суровый», а уже в походе название перекрашивают на «Добрый». Варвары, чего про них сказать.
— Боже, храни Америку! Нас спасли русские варвары! — провозгласил Дауман.
Незначительное локальное событие стало тем поворотным пунктом, что через 2 дня навсегда изменит историю человечества.
5. Следователь Вершинин
4 ноября. 89 год Конфликта. Москва. 1-я Тверская-Ямская, 19. Гостиница «Шератон».
Вечер начинался отвратительно.
На ресепшн дежурила Инесса, чей фейс мне хотелось лицезреть меньше всего.
— В номере вас ждёт сюрприз! — приятно улыбнулась крыса.
Кожа ее была абсолютно белого цвета, а рот безнадежно испорчен ярко-красной помадой. Неумением пользоваться косметикой Инесса могла поспорить разве что с Алкоголиковой.
— У вас есть дети? — поинтересовался я.
— Пошел вон! — зло зашипела она.
Бездетная, как и Алкоголикова. Бог решил пожалеть нас, мужиков.
Я поднялся наверх. В коридоре встреченный мною «пинальщик» радостно осклабился. Нечаянная радость мне не понравилась.
Дверь 401-го номера была приоткрыта. Из номера громко неслось:
— Русгвардия в воде не тонет!
И так далее. Гимн «пинальщиков».
Я вздохнул перед неизбежным и толкнул дверь.
Крыса была права. Сюрприз был еще тот.
Мне показалось, что в номере человек 10. Наверное, из-за развешенных на вервие поперек номера трусов бегемотских размеров.
Я вошел и оглядел разгромленный номер. На столе пустые бутылки и безжалостно опустошенные консервные банки. На диване и креслах любовно разложены «тельники», галифе, маскхалаты. К стене прислонен автомат. На мои домашние тапочки специально поставлены изрядных размеров гавнодавы.
— Кель смен? — озадаченно спросил я.
Мне никто не ответил. Гвалт раздавался из спальни, а и в душевой кто-то плескался. Возможно, что и срал одновременно, мне не было видно сколько там человек.
Я подошел к надрывающейся звуковой колонке и выключил гимн. Это подействовало. Забухали шаги. Из спальни вышел лобастый парень в трениках с голым торсом. Русский ниндзя. Парень был веселый.
— А вот и мы! — протянул он.
— И сколько вас? — поинтересовался я.
— Ну зачем так не вежливо? — парень сделал вид, что обиделся. — Мы «вежливые люди»!
Я показал удостоверение.
— Кто вы такие и какого хрена делаете в моем номере в таком количестве?
При виде ксивы парень оставался спокоен. Он был прекрасно осведомлен, в чьем номере и почему находится.
— Прапорщик Багреев! — представился парень. — Со мною сержант Дашков и ефрейтор Егошин! Согласно предписанию проживаем в этом номере!
— В гостинице полно свободных номеров! — возмутился я.
— Уплотнили согласно предписанию!
— Какому предписанию?
— О предписании можете спросить у моего непосредственного начальства лейтенанта Сопельникова!
Понятно, откуда ноги растут.
Профессор Данлопп.
Его трудно было не заметить.
В обеденном зале он оказался единственным в своей гражданке среди роты военных. Костюм василькового цвета сидел на нем как влитой. С точки зрения любой женщины, незнакомец был обалденно красив и своим мужским шармом, и ухоженностью напоминал главного героя сериала «Семенов», любимца всех женщин страны. Да что страны, бери выше, империи.
Я же как всегда оказался на грани провала. Ресторан на пару сотен посадочных мест, заполненный едва ли наполовину, оказался занят полностью. Причём лишь для одного, для меня. Пинальщики лишь криво скалились на вопрос «Свободен?», точно я спрашивал нечто непотребное, типа родители не пьющие ли, и не писается ли они по ночам. Один вообще задвинул ногой стул, издав скрежет, на который, однако никто не среагировал.
Гражданский спокойно лицезрел экзекуцию, терпеливо ожидая пока я до него доберусь.
— Свободно? — без особой надежды поинтересовался я.
Незнакомец сделал приглашающий жест.
Я с шумом поставил поднос с нехитрым харчем, уселся сам. Только тут в уши ввинтился шум жующего сообщества. От нервов я на некоторое время выключился.
— Трудный день? — понимающе произнес гражданин.
Глаза его смотрели весело. Он был в расцвете мужской силы, не приемлющего отказ дамы априори. Ухоженное гладкое лицо. Уверенность. Хронический оптимизм. Идеальная фигура. Пиджак зверски притален как у подростка. Сильные пальцы с ухоженными ногтями.
Не наш человек, заподозрил я.
— Вы кто? — невежливо осведомился я, надоело быть вежливым.
— О, простите! — сосед церемонно наклонил голову. — Стэнли Дуглас Данлопп, профессор Гессенского университета, Президент немецкого философского общества.
Опа, ошарашенно подумал я. Немецкий шпион в самом закрытом городе на земле!
Я забыл про еду.
— Вы, наверное, удивлены, как я здесь оказался? — поинтересовался профессор. — Простите, не расслышал вашего имени!
Я торопливо представился. Нехай в БНД[7] знают наших.
Данлопп достал из кармана пиджака запаянный в файл бумагу. Судя по натруженным сгибам ее раскрывали и демонстрировали неисчислимое число раз.
— Это бумага рекордсмен! — подтвердил профессор. — Вы не представляете, герр Вершинин, сколько раз на дню мне приходится ее доставать! Если бы она была меньше размером я бы повесил ее вместо бейджика не пиджак.
Я развернул знаменитый триптих. Канцелярия Главного военного коменданта! Ого!
— Это что? Подпись самого генерала Ярославского? — недоверчиво спросил я.
Когда мое начальство хотело «пробить» еще одного следователя, их к Ярославскому близко не подпустили. Зарубили на дальних подступах из адъютантов. А тут такое.
— Как вам удалось заполучить ее?
— Новые веяния! — пожал он плечами.
— И что вы потеряли в наших чертогах, пан философ? — поинтересовался я.
Данлопп удивился, что я его так назвал. Гоголя он не читал, да и не знал, то это. Пресвященная Европа, мать ее ети.
— Можете называть меня Стэн! — предложил профессор.
— Жак! — мрачно представился я. — И чем же вы занимаетесь?
— Счастьем! — просто ответил тот. — Вот вы, например, счастливы, Жак?
— Сомневаюсь! — буркнул я. — У меня в номере поселили животное стадо, а в столовой скоро перестанут обслуживать. Вернее, не так. Обслуживать не перестанут, но каждый раз будут проделывать это с такой миной, что есть расхочется. А когда я пойду с подносом, то меня постараются уронить. Я старый, координация уже не та, и я не уверен, что в конце концов пинальщикам это не удастся.
— Это проблема! — серьезно согласился профессор. — Я
