Вторжение - Даниил Сергеевич Калинин
— Возвращайтесь к обозу! Если будет метель, помогите финнам построить возы кругом и укрыться! Если же пурга пройдет стороной, идите по нашему следу, мы найдем место для стоянки!
Не доехав до нас с Лермонтом пару десятков шагов, Прохор, десятский голова московских рейтар, только кивнул — после чего, вскинув над головой руку, развернул десяток и погнал его назад, к обозу. Мы же с шотландцем наконец устремились вслед за Йоло, перейдя на легкую рысь — все-таки лошади немного отдохнули…
Удивительно, но спустя всего минут пять конского бега небо над головой начало разъясниваться — а уже густо поваливший снег в одно мгновение сменился мелким и редко падающим снежком. Первые солнечные лучи словно прорвались сквозь пелену туч, радуя сердце — хоть и нисколько при этом не грея! Но как только встречный ветер поутих — тут же стало полегче… А вскоре впереди завиднелась и фигурка одинокого всадника, неспешно следующего по зимнику — и, о чудо, небольшая березовая рощица примерно в полукилометре от нас!
Мы с Лермонтом молча поднажали, догоняя Тапани — и еще несколько минут спустя наконец-то поравнялись с победно улыбающимся финном.
— Все-таки справедливость существует! — засиял горец. — После всего, что мы пережили, нам просто должно было повезти. Скорее же вперед, к роще, где мы сможем развести костры, вдоволь наесться горячей пищи — и хоть немного отдохнуть!
Я невольно усмехнулся над заявлением хайлендера, хотя абсолютно полностью разделяю его восторг. Но особенно меня восхитил Йоло:
— Степан, остроте твоего зрения позавидует и орел! Я вообще ничего не видел впереди, а ты как-то умудрился разглядеть рощу!
Финн улыбнулся щербатым ртом:
— Говорю же, я с детства охочусь…
Когда первый восторг при виде колока поутих, я поймал себя на мысли, что уже очень устал. Да и судя по осунувшимся лицам моих товарищей, им многодневный путь по заснеженным дорогам южной Руси также дается непросто; а уж резко усилившийся с ночи мороз и вовсе выматывает рейтар. Особенно тяжело горцу — финн хотя бы знаком с холодами и снежными зимами, да и я как бы «вырос» в здешних местах. Правда, под «вырос» — это, конечно, весьма условно… Ну и потом, ночевать на снегу в середине декабря в той жизни мне точно не доводилось!
Совершенно некстати вернулись неясные волнения на счет будущего обучения порубежников. Послушаются ли Ляпунова служивые, соберутся ли в крепости должным числом? И послушаются ли они нас, когда мы попытаемся переучить их на рейтар⁈ Кто мне только уже не сказал, что елецкие ой как чужаков не жалуют! А с ними заодно и ливенские, и лебедянские, и воронежские… Причем когда я говорю о «чужаках», то речь идет о московских воеводах и служивых, а не о наемниках-немцах! И под «не жалуют» кстати, можно вспомнить такой вот «рядовой» эпизод, как разгром царской рати под стенами Ельца во время восстания Болотникова, которое, в сущности, от Ельца-то и развернулось победной поступью! «Елец — всем ворам отец» — эта поговорка родилась именно в семнадцатом веке, и касаемо событий именно Смуты… И ведь не объяснишь местным служивым, привычным выживать в степном порубежье, что я вроде бы как и свой! Нет, авторитет заслужить делами — вот только хватит ли на это время⁈
Между тем, за тревожными думами зимник подступил практически к самому колоку, не дотянув до рощи лишь с сотню шагов и завернув в сторону у густых кустов шиповника. На последних, кстати, еще виднеются кровавые капли не опавших ягод; можно будет бросить их в кипяток, и тогда получится какой-никакой взвар, как местные его именуют… От шиповника в сторону рощи ведет довольно-таки широкая, натоптанная тропа — ну а как еще? Ведь удобное же место для стоянки… Замерев ненадолго у развилки, я решительно послал лошадь вперед, по тропе — но тут за спиной раздался несколько встревоженный голос Тапани:
— А ведь по тропе совсем недавно прошли. Где-то с десяток лошадей, точнее сказать не ручаюсь.
Я тут же осадил коня, напряженно вглядываясь в сторону рощи — но среди берез ничего не увидел. Хотя колок, как кажется, просматривается практически насквозь… Между тем, Лермонт осторожно предположил:
— Быть может, там остановились встречающие нас служивые?
Я согласно кивнул головой, но с места не двинулся:
— Быть может. Но почему тогда мы их не видим? Да и следов костров что-то не видать, и дозора… Тапани, а может, это следы, ведущие из рощи?
Но прежде, чем финн мне что-либо ответил, моя кобыла тревожно фыркнула, словно бы почуяв чужаков. Это стало последней каплей:
— Бургиньоты на головы, и проверьте пистоли. Главное, чтобы порох не отсырел и не слежался… А заодно уж посмотрите, как выходят клинки из ножен.
— Может, попытаемся уйти отсюда, пока не поздно?
Вопрос Тапани показался мне вполне справедливым — но я отрицательно мотнул головой:
— Они наверняка увидели нас, заметили наши приготовления. Попробуем уйти — бросятся в погоню, и тогда придется принимать бой на зимнике. Где нас могут обойти и окружить, где их численное превосходство может оказаться решающим… Степан, ведь ты сказал — следы копыт примерно десяти лошадей?
Йоло неуверенно покачал головой:
— Быть может, и дюжины…
Джок, не привыкший избегать боя, с усмешкой заметил:
— Ну, хотя бы не полсотни! Смотри, Йоло: сейчас в нашу сторону ведет лишь узкая тропа, на которой противнику не развернуться. Свернуть с нее на снег? Ну, верхом пройти можно, но только шагом, потеряв скорость и подставившись под наши пули. На тропе же мы и вовсе перещелкаем воров одного за другим!
Я согласно кивнул:
— Лермонт понял мою мысль. Так что попробуем проехать немного вперед — но слишком близко к деревьям подбираться не будем. По крайней мере, за сотню шагов местные фитильные мушкеты наши кирасы не пробьют, а так у нас на брата как раз по четыре пистоля. Хоть десяток, хоть дюжину перестреляем на подходе!
В этот раз финн лишь молча кивнул, в то время как шотландец легонько пришпорил свою лошадь, посылая ее вперед. Я неспешно двинулся следом, взяв поводья в левую руку, а в правой зажав уже готовый к бою пистолет…
Не отрывая глаз от колока, я считаю шаги, разделяющие нас от стены деревьев. Около сотни изначально, потом девяносто, восемьдесят, семьдесят… Дальше приближаться к роще просто опасно — но при этом враг, если он здесь находится, никак себя не проявляет! Может, мы просто ошиблись?
Но в тот самый миг, когда я уже был готов поверить, что здесь никого нет, и мы зря волновались, порыв ветра донес до меня откуда-то справа неожиданно резкий запах немытых тел и конского пота, а следом послышалось и приглушенное ржание.
— Проклятье, они где-то там!
Я указал в сторону от деревьев, и Тапани смачно ругнулся:
— Вот я слепой осел! Там же балка!
В следующий миг сверху послышался какой-то вибрирующий гул — и тут же ударившая мне в грудь стрела с массивным наконечником и широкой режущей кромкой едва не выбила меня из седла! Еще одна свистнула рядом с головой финна, разминувшись с его лицом всего на пару вершков, одна врезалась в бургиньот свирепо зарычавшего Джока. Несколько стрел-срезней, чье название само собой всплыло в моей голове, отвесно упали в снег — но очередной срезень задел переднюю ногу лошади Йоло… Из широкой резанной раны во все стороны густо полетели кровавые брызги, кобыла отчаянно завизжала — и начала заваливаться на бок. Бешено ругаясь на родном наречении, финн едва успел выпрыгнуть из седла и откатиться в сторону до того, как оказался бы придавлен тяжелой тушей животного…
В тоже время справа раздался неожиданно громкий визг и крик, и из скрытой от наших глаз балки (в колоке наверняка есть ручей, во время половодья превращающийся в полноценную речку и размывший почву) на довольно приличной скорости начали вылетать наездники в шапках малахаях и стеганых… халатах? Впрочем, в университете я учился вполне старательно — и тут же вспомнил термин «хатангу дегель»: мягкий доспех монголов, получивший самое широкое распространение у степняков Золотой орды и ее осколков…
— Татары!!! Джок, Тапани, стреляем прямо сейчас, иначе они засыплют нас стрелами! На расстояние не смотрите, на них нет брони!!! Приготовились… Цельсь… Огонь!!!
Первый выстрел
