Атташе - Евгений Адгурович Капба
В эту теорию укладывался и внезапно погасший свет — товарищи из ячейки отрубили его, дав шанс сообщнице совершить теракт.
У меня было два варианта подтвердить или опровергнуть гипотезу: найти или певицу, или тех трех типов из команды. Я оставил отметины, кажется, на каждом из них, так что шансы были — пусть и призрачные. Черта с два мне позволят шататься по кораблю и заглядывать в рожу каждому встречному-поперечному члену экипажа…
Переодевшись в цивильную сорочку и брюки, уложил форму и разбросанные по каюте вещи обратно в саквояж, документы и фото снова запихнул на свое место, в тайник у боковой стенки. В один карман брюк сунул складной нож, во второй — заряженный револьвер.
За стеной слышался громкий истеричный голос Барбары и напористый тон Весты — он вел расследование. Скоро этот усатый красавчик доберется и до меня, будет допрашивать. Точнее — опрашивать.
При всем своем грозном виде провести настоящий обыск или допросить с пристрастием он просто не имел права. Этим могут заниматься только официальные, государственные законники — даже в таком либертарианском раю, как Сипанга. Веста может пучить глаза и надувать щеки, но максимум, на что у него есть полномочия — это запереть нас в каютах. И то — нам выплатят компенсацию. Мы ведь имели билеты первого класса и оплатили все удобства. Желали бы сидеть в четырех стенах — купили бы места в трюме.
Я неплохо проводил время на диване, попивая содовую и разглядывая бумажную версию моей основной легенды — пачку бумаг с именами, фамилиями и возможными местами обитания эмигрантов, которых стоило попытаться вернуть на родину. Гусев с Лосем и Пьянков-Питкевич с Манцевым тоже были здесь — размытые фото и пару абзацев о каждом среди еще пяти десятков таких же обиженных на Республику или старую Империю непризнанных гениев. Цорн, Сальватор, Доуэль, Вагнер, Моро и другие — чьи открытия граничили с магией и могли вывернуть мир наизнанку, все они в свое время отметились на Сипанге, и наверняка по их следу шли ребята куда серьезнее меня… Моей же целью был шамонит, ультралиддит и дурацкие трубочки с газом. Ни больше, ни меньше. Пообщаться со всеми этими фанатиками от науки было бы чертовски любопытно, так что я отчасти жалел, что на самом деле не являюсь имперским агентом-вербовщиком. Ну что такое шамонит, в конце концов, по сравнению с возможностью вживлять людям органы диких животных и рыб, даруя возможности таинственные и страшные? Что может быть увлекательнее, чем выяснять — вправду ли эти эксперименты были удачными или гора снова родила мышь, а современная наука — очередного шарлатана?
* * *
Раздался стук в дверь. Конечно, это был Веста. Вот кто являлся главным героем этого детектива! Он здесь был основным персонажем, а я — или свидетелем, или подозреваемым. В худшем случае — следующей жертвой.
— Сдайте оружие, поручик! — с порога сказал он.
— И не подумаю.
Джон Веста прищурился, подвинул себе кресло и сел напротив меня, с интересом поглядывая на бумаги, которые я держал в левой руке. Правая — в кармане — направляла револьвер ему в живот.
— Вот об этом я и говорю. У вас есть оружие, и вы умеете стрелять прямо из кармана, как некоторые криминальные элементы городских трущоб Империи. Вам ничего не стоило пристрелить Герлиха.
— И как я мог бы вас убедить, что невиновен? Разве что предъяви я вам свое оружие, вы не нашли бы там следов пороха, и барабан был бы полон. Да и калибр оказался бы куда больше, чем у той пукалки, которой продырявили бедолагу-тевтона.
— Тевтона? Вы были с ним знакомы? — он любил такие игры и получал настоящее удовольствие от процесса.
— Виделись в Зурбагане во время Фестиваля уличного искусства. Он, кажется, репортер какой-то протекторатской газеты…
— «Беобахтера», — сказал Веста, выжидающе глядя на меня.
Я и бровью не повел:
— Что-то правительственное? Я, наверное, отправлял туда свои путевые заметки пару раз… Впрочем, куда я их только не отправлял.
— А вы литератор?
— Местами. Кончайте игры, Веста. Вы сейчас будете говорить, что я имперский шпион, который убил протекторатского шпиона, намекая на то, что я такой болван, что прикончил его в первый же день, как только увидел? Околесица! Возникни у меня нужда его прикончить — я бы выбросил его за борт дней через пять, и дело с концом. Но зачем мне это делать? Протекторат и Новая Империя сейчас соблюдают режим наибольшего благоприятствования и не враждуют открыто — насколько я знаю. А из личных мотивов… Из личных мотивов я, пожалуй, прикончил бы Вильсонов — не люблю марафетчиков. Кстати, о Вильсонах! Давайте размен баш на баш — вы говорите мне, какой калибр у пули, что нашел Сартано в теле бедного герра Герлиха, и, если всё совпадет — я дам вам наводку на одну интересную шлейку для кобуры скрытого ношения.
Джон Веста откинулся на стуле:
— А вы довольно хороши в этом дерьме — для провинциального поручика-пограничника, конечно. Жизнь помотала?
— Помотала. Так какой калибр?
— 0,44.
Есть! У Барбары точно был «Дерринджер» под платьем! Неужели всё так просто? Какой у них мог быть мотив? С другой стороны — наркоманы! Взбрело даме в голову — и пристрелила ненавистного сатрапа и душителя свободы из цитадели мирового зла — Протектората. А папенька потом откупится. Кто там, интересно, папенька? Хватит у него денег для того, чтобы дело не всплыло наверх, и убийство так и осталось апоплексическим ударом? Но это всё — домыслы. Разбираться будет Веста. А потому я сказал:
— Если они не совсем идиоты, то объявят о пропаже «Дерринджера» сегодня или завтра. А если совсем — то вы можете найти его на правом бедре у некоей взбалмошной особы из соседней каюты. Это в принципе опасно — оставлять огнестрельное оружие в руках у людей, которые большую часть жизни проводят под воздействием дурманящих веществ…
Глаза сыщика округлились, и он хотел сказать что-то, но его прервал громкий женский крик с другого конца коридора. Веста вскочил с кресла, рявкнул:
— За мной! — и выбежал за
