Второй шанс 6 (СИ) - Марченко Геннадий Борисович

Слышу крик Инги: «Максим!», и сердце сжимается, в голове моментально проносится мысль, как она будет без меня, я уже понимаю, что это не компьютерная игра. И шестое чувство – подарка ловца – уже воет сиреной, сигнализируя о смертельной опасности. Слышу визг колёсных пар, машинист пытается затормозить, но слишком поздно, между нами каких-то два десятка метров. В голове молнией проносится, что нужно бежать впереди поезда к краю платформы, он всё равно остановится. Однако это не мой случай, у нас начало платформы, не успеть. А дальше взгляд цепляется за выемку между рельсов, и я на автомате, чисто инстинктивно, плашкой падаю в неё лицом вниз, зажмуриваюсь и обхватываю затылок ладонями. Долю секунды спустя надо мной проносится первый вагон, меня обдаёт потоком горячего воздуха, от грохота закладывает уши. Запоздало вспоминаю, что падать надо было головой к приближающемуся электропоезду, чтобы ветром не задрало одежду, но теперь остаётся лишь молиться и уповать на провидение. Вот почему?! Почему в этой реальности со мной постоянно что-то приключается? И не сказать, что это я ищу приключения на свою задницу, скорее, они находят меня. Причём нередко с угрозой для здоровья, а то и жизни. Однако каждый раз я выхожу сухим из воды. Но ведь такая везуха не может продолжаться вечно, рано или поздно мне не повезёт, не подвернётся вот такой жёлоб, и тогда моя удача помашет мне ручкой. Но хотя бы не в этот раз.

И что интересно, то и дело я кого-то спасаю. Ингу из воды, в Венгрии девочку из огня, сейчас мальчишку из-под поезда… Может быть, в этом и есть скрытый смысл? Может быть, в этой реальности спасённые мною, став взрослыми, должны совершить что-то эпохальное? Это я, наверное, узнаю, но вряд ли в ближайшее время. Во всяком случае, одна из спасённых должна стать моей женой и родить мне детей.

Кажется, прошла целая вечность, прежде чем я понял, что состав не двигается, и моей жизни вроде бы уже ничего не угрожает. Делаю выдох, оказывается, всё это время я даже не дышал. В моё сознание понемногу проникают звуки извне, главным образом людской гомон, среди которого я явственно различаю наполненные отчаянием крики Инги: «Максим! Максим!..»

Да живой я, живой… Только бы ещё выбраться отсюда. Машинально подбираю шапку из кролика, выползаю из-под состава с дальней от контактного рельса стороны, выпрямляюсь в полный рост, с наслаждением дыша полной грудью, и бочком двигаюсь к краю платформы. Из-за того, что состав затормозил раньше, его хвост остался в тоннеле, приходится делать лишний крюк, прежде чем я наконец добираюсь до металлической, ведущей на платформу лестницы.

Наверху броуновское движение, все уже в курсе, что человек угодил под поезд. Я отряхиваю пальто, брюки, с грустью обнаруживая на них масляное пятно, и тут возле меня появляется не кто иной, как Виктор. Тот самый человек Козырева, что встречал меня в аэропорту. Судя по бледному лицу, человек переживает.

– Ты как?! – выдыхает он.

– Вроде живой, – выдавливаю из себя улыбку.

– Ну а мне, чувствую, завтра вставят по первое число, что не уследил, – грустно вздыхает он. – Ладно, ты меня не видел.

Он мгновенно растворяется в толпе, а я думаю, что лучше бы он попытался ребёнка спасти, чем за мной следить. Дальше ищу взглядом Ингу. Вроде и не так много народу в этот вечерний час, а… Хотя вот же она! Сначала вижу подол платья, потом взгляд охватывает всю фигуру моей любимой. Та уже не кричит, сидит на мраморной (мраморной ли?) скамье, спрятав лицо в ладони, а рядом немолодая женщина, утешает, гладит по голове, по причёске, которая обошлась Инге… Кажется, в 3 рубля 50 копеек.

Подойдя, сажусь рядом и тоже начинаю гладить, приговаривая:

– Ну-ну, успокойся, милая, всё хорошо, живой я.

Она отнимает от лица ладони, поднимает на меня заплаканные, с растёкшейся тушью, глаза, бросается мне на шею и…. И снова рыдает! Ну теперь уже, как я понимаю, от счастья.

Тем временем вокруг собирается толпа, вижу того самого мужика, что потерял шапку, возвращаю ему головной убор.

– Спасибо! Вы как? – интересуется он.

– Я-то нормально… А парнишка как себя чувствует?

– Тоже неплохо, – улыбается товарищ. – Вон он с мамой, оба плачут стоят.

Мне за спинами обступивших нас людей ничего не видно, но я верю мужчине на слово.

– Так, граждане, что происходит?

Это дежурная по станции, в довольно милом красном берете на голове, а с ней женщина в белом халате. О, уже и врач подоспела! У них тут что, фельдшерский пункт? Пока они разбираются, в чём дело, не нужна ли кому-нибудь медицинская помощь, появляются пожилой машинист с помощником. Узнав, что всё обошлось, облегчённо вздыхают. Следом прибегает милиционер. Кто-то из узнавших меня молодых людей сообщает ему, что я не кто иной, как известный писатель и музыкант Максим Варченко, который только что спас жизнь ребёнку. А вон и горе-мамаша со своим сорванцом.

Дальше всем соучастникам этого инцидента, включая обладателя кроличьей шапки, было предложено проследовать в ближайшее отделение милиции. Там составляется протокол, куда вносятся паспортные данные и телефоны всех замешанных в этом деле. Мальчишка уже успевает задремать на руках у матери. Оказывается, они возвращались из гостей, и если бы не я… Мамочка снова всхлипывает, оформлявший протокол капитан наливает из графина в стакан воду и протягивает женщине. Та, стуча зубами о край стакана, опустошает его и возвращает капитану. Её звать Ларисой, сына Владиком, ну про парня я и так уже знал. Товарища в кроличьей шапке – Фёдором Андреевичем, работает в каком-то засекреченном проектно-конструкторском бюро.

– Так, вроде бы всё, – спустя несколько минут констатирует тот. – Распишитесь, что с ваших слов записано верно.

Мы ставим подписи, Фёдор Андреевич просит, чтобы мой поступок был отмечен по заслугам, к его просьбе запоздало присоединяется Лариса, капитан обещает проследить этот момент, после чего мы всей толпой покидаем отделение.

Время почти половина двенадцатого. Метрополитен работает до часу ночи, так что со второй попытки всё же разъезжаемся. То есть сначала все садимся в один вагон, затем мы с Ингой выходим на пересадку на «Проспекте Мира», пожелав мамочке внимательнее следить за ребёнком, а Фёдору Андреевичу на прощание жму руку.

Дома оказываемся в первом часу ночи. Если у меня и была мысль закончить вечер интимной связью, то после всех этих приключений у нас хватает сил лишь принять душ и завалиться в постель.

В воскресенье мы повторили процедуру с нарядами и причёской Инги. На этот раз на служебном входе в телестудию нас встретила другая девушка, но тоже симпатичная. Меня Инга даже пихнула локтем, когда заметила, как я пялюсь на вихляющую перед нами тугую попку провожатой.

Проводила она нас сразу в уже знакомый павильон, где проходили съёмки финального концерта «Песня-79». Только ряды кресел убраны, а вместо них стоят столики. Задник сцены украшает стилизованная под новогоднюю ёлку эмблема Олимпиады-80.

Впрочем, имеется и настоящая, стоит слева от сцены, усыпанная серебряными нитями дождя. Рядом с ёлкой нас и сажают.

На столике ваза с фруктами и бутылки с лимонадом. Нас предупреждают, что фрукты – муляж, а лимонад настоящий, но пить его запрещается, он тоже для антуража. Если захочется промочить горло – нужно просто подозвать одного из официантов, которые будут стоять наготове. Они принесут требуемое. А вообще в кадре будет литься настоящее шампанское, для них и фужеры стоят.

– С вами будут сидеть гимнастка Людмила Турищева и штангист Юрий Варданян, – добавляет провожатая, прежде чем уйти по своим делам.

Она же и приводит трёхкратную (если не ошибаюсь) олимпийскую чемпионку по спортивной гимнастике и будущего чемпиона московской Олимпиады по тяжёлой атлетике. Рукопожатие у Варданяна крепкое, ладонь мозолистая.

Тем временем под руководством и других помощников режиссёра рассаживаются другие гости. В своих зелёных парадных кителях с голубыми погонами занимают столик трое космонавтов, двоих узнаю – это Алексей Леонов и Валентина Терешкова. Геннадий Хазанов садится за один столик с Евгением Петросяном, Михаилом Жванецким и какой-то блондинкой в красном платье. Этим троим сегодня, видимо, предстоит веселить публику, хотя Жванецкий лично для меня скучноват. Если его творчество не для средних умов, значит – у меня самый что ни на есть средний ум. Чем будет заниматься женщина в красном – для меня загадка. Возможно, просто массовка.