Александр Рибенек - Любовь колдовская...
В какой-то из моментов этого бесконечного кошмара ему вдруг привиделась Дарья Гришина. Девушка стояла перед ним и, молча, глядела на него. Ее появление напугало его больше, чем сон об аресте. Где-то в глубине души жил страх, что она все-таки выдаст его. Отсюда, наверное, и этот ночной кошмар.
— Чего тебе надобно от меня!
Ему показалось, что он крикнул, но на самом деле губы лишь беззвучно шевелились.
— Сознайся, дядя Тит, ить это ты пытался убить Ивана!
— Сгинь, нечистая сила! — отмахнулся он от нее.
— Сознайся, пока за тебя это не сделали другие.
— Кто?
— К примеру, дядя Фрол.
— Ты, видать, совсем ополоумела, девка! Фрол никогда не сдаст меня!
В ответ Дарья рассмеялась.
— Сам увидишь!
И пропала.
Тит проснулся. В окошко кто-то отчаянно барабанил, спущенный на ночь с цепи пес во дворе заливался отчаянным лаем.
— Стучит что ль ктой-то? — встревожилась жена, тоже проснувшаяся от стука. — Тит, выглянь-ка, кого это нечистый принес в такую пору?
Фролов нехотя слез с кровати и пошел к окну, на всякий случай прихватив с собой наган, который всегда клал под подушку, когда ложился спать. Особенно после неудавшегося покушения на Вострякова…
Он приподнял занавеску, выглянул в окно и отпрянул. Ладони сразу вспотели, лоб покрылся холодной испариной. Из темноты на него смотрела ужасная, распухшая рожа.
— Тит, это я, Фрол, — услышал он знакомый голос.
Фролов пригляделся. Это действительно был Фрол Бородин, только изменившийся до неузнаваемости. Все лицо его распухло до такой степени, что от глаз остались одни маленькие щелки. Тит открыл окно и поинтересовался:
— Кто это тебя так?
— Комары, язви их в душу! — выругался Фрол. — Тит, выдь на-час, разговор до тебя есть.
Фролов закрыл окно, задернул занавеску и вернулся к кровати. Увидев, что он одевается, жена поинтересовалась:
— Ты куды?
— Спи, не твово ума дело! — довольно-таки грубо ответил ей Тит. — Скоро возвернусь.
Он вышел на улицу, где его поджидал Бородин.
— Ну, что стряслось? Чего спать не даешь?
— Беда, Титушка! — чуть не плача, ответил Фрол. — Ить я свояка свово завалил!
У Фролова все оборвалось внутри от нехорошего предчувствия.
— Погодь, давай-ка закурим, — предложил он Бородину, доставая кисет. — Успокойся и обскажи все по порядку…
Они скрутили по самокрутке и закурили. Фрол, сбиваясь и путаясь, рассказал о том, что произошло, не утаив ничего.
— Н-да! — только и смог сказать Тит. — И много ль вы с ним выжрали первача?
— Да порядочно, — ответил Фрол. — Только, Титушка, я ить не пьяный был!
Фролов поморщился. От Бородина несло таким перегаром, что в его слова верилось с трудом.
— Это ты бабе своей будешь рассказывать! Нажрался самогону, вот с пьяных глаз тебе и привиделась всякая чушь!
— Вот те крест! — Бородин перекрестился. — Гляжу, Дашка передо мной стоит. Я в нее из винтаря пальнул, а оно вишь, как получилось! Чего же теперича делать?
— Чего? — глаза Фролова недобро сузились. — Пойдем, покажешь…
На лодке Бородина они довольно-таки быстро добрались до места преступления. Костер уже прогорел и потух. Тело Демида лежало там же, где его оставил Фрол…
Фролов осмотрел труп и убедился, что человек — мертв. Он поднялся с корточек и повернулся к Бородину.
— Где винтарь?
— Да где-то тута должон быть, — ответил Фрол, не сводивший испытующего взгляда со своего дружка.
— Ищи, — приказал Тит.
В его голове бродили темные мысли. Он не доверял Бородину. Дарья была права: этот человек мог сдать их всех с потрохами. Уж его-то Тит хорошо знал. В том, что Бородина возьмут, у него не было сомнений. Кроме Фрола с Ушаковым на рыбалке никого не было…
Это натолкнуло его на одну мысль. Когда Бородин принес ему обрез, он уже знал, что делать…
— Вот, нашел, — сказал Фрол, отдавая ему оружие. — Что дале будем делать? Сховать бы надобно тело куда-нибудь…
Тит щелкнул затвором, досылая патрон в ствол, и направил обрез на Бородина. Тот смертельно побледнел, поняв, что тот собирается сделать.
— Титушка, ты чего удумал? Не надо!
— Ить ты выдашь нас, Фрол! — сказал Фролов, глядя на него.
— Нет, Титушка! — воскликнул тот в отчаянии. — Я буду нем, как рыба!
Фролов покачал головой.
— Я должон быть уверен, что ты никому не скажешь…
Поняв, что ему не удастся уговорить своего дружка, Фрол рухнул на колени и завыл по-звериному. Хлопнул одинокий выстрел, оборвавший этот рвущий душу вой…
X
Дарья явилась домой лишь под утро. Ужасно хотелось спать, но надо было работать. Она подоила коров, потом выгнала скотину пастись. Когда вернулась в дом, мать уже встала.
— Ты опять не ночевала дома, дочка? — спросила она, пытливо заглядывая Дарье в глаза.
— Так надо, мама, — ответила девушка, обнимая ее. — Поверь мне.
— Ох, дочка, гляди, как бы не было хуже…
Откуда ей было знать, что увидела Дарья в ту ночь в водной глади, гадая на будущее! Девушка поняла одно: если не предпринять решительных действий, их ожидало большое горе. И она нанесла удар…
— Дарьюшка, надо бы съездить в станицу, узнать, как там отец, — говорила ей тем временем мать. — Заодно и передашь ему поесть. На казенных-то харчах, поди, не больно-то разживешься.
— Конечно, мама, — ответила та.
— И ишо одно, дочка… Одним нам трудновато будет вести хозяйство. Ты тама, в станице-то, загляни в батрачком, узнай насчет работников. Нам надобно двоих, чтоб управиться с делами.
— Хорошо, мама.
Управившись с делами, Дарья быстренько собралась, сменив старую повседневную кофтенку и юбку на новое платье, запрягла в бричку лошадей и поехала. За хутором ее догнал Иван верхом на коне.
— Здорово, Дарья! — поприветствовал он ее.
— Здравствуй, Иван, — ответила она, почувствовав, как учащенно забилось сердце.
— Куда путь держишь?
— В станицу, отца проведать.
— Значит, нам по пути. Не возражаешь, ежели я пристроюсь рядом?
Дарья удивилась этой просьбе, но кивнула, соглашаясь. Она не знала наверняка, но догадывалась, что в душе Ивана что-то творилось…
У него действительно в душе бушевала буря. Он не знал, что ему делать. Всю ночь опять снилась Дарья, и во сне Иван по-прежнему любил ее. Целовал, обнимал, ласкал… Проснувшись, с ужасом обнаружил, что на этот раз сон оставил в душе неизгладимый след. Нестерпимо потянуло увидеть Дарью, поговорить. Но он не решился зайти в ее дом после того, что случилось за последнее время, понимая, что там вряд ли будут рады его видеть…
На дороге впереди себя он заметил бричку, управляемую девушкой. При виде ее у Ивана учащенно забилось сердце. Ему была хорошо знакома эта стройная фигура… Да и бричку он тоже узнал. Это была, несомненно, Дарья…
Привязав коня к бричке, Иван устроился на козлах рядом с девушкой.
— Ну-ка, дай-ка я буду править!
Он взял у нее вожжи, Дарья не возражала. Так они и сидели бок о бок. Сидели и молчали… Дарья выжидала, понимая, что не стоит торопить события. Сердце бешено колотилось в груди, щеки пылали. Голова кружилась, словно от дурмана. Впрочем, то, что рядом с ней сидел любимый человек, было посильней любого дурмана…
Иван тоже молчал, но по другой причине. Ему просто было хорошо сидеть так, рядом с Дарьей, хотя причина такой перемены в отношении к девушке была ему не совсем ясна. Где-то внутри в подсознании жило чувство вины перед Аленой за этот, в сущности, безрассудный поступок с его стороны… Нет, это не было предательством. Он по-прежнему любил свою невесту, хотя и появилось что-то новое, не очень хорошее в отношении к бедной девушке. Иван понимал, что ему не следовало общаться с Дарьей, особенно после того, что между ними было раньше. Но он не мог сдержать этот подсознательный порыв и теперь мучался, не зная, как быть.
— Дарья… — начал было Иван, но тут его внимание привлекла группа всадников, появившаяся на горизонте и стремительно приближающаяся к ним по дороге.
На всякий случай он достал из кармана брюк наган и положил руку с зажатым в ней оружием на колено, держа в свободной вожжи…
Это был начальник районного отделения милиции Давыдов со своими милиционерами. Все они были вооружены, что указывало на серьезность положения.
Давыдов, немолодой, но энергичный мужчина, осадил своего коня рядом с бричкой. Иван натянул вожжи, останавливая лошадей, и поздоровался:
— Здорово, Семен Михалыч!
— Здорово, Иван! — ответил тот, удерживая на месте разгоряченного скачкой коня.
— Куда это ты направляешься со своими орлами с утра пораньше?
— К вам на хутор.
Иван встревожился.
— Что-то стряслось?
— Стряслось, — ответил Давыдов. — А ты что, не в курсе?
— Нет, — признался Иван, мучительно пытаясь угадать, что на хуторе могло произойти такого, чтобы туда заявились начальник районного отделения милиции и все, имевшиеся у него в наличии люди.
