В. Бирюк - Косьбище
Молодая вдова, застигнутая на месте распутства, судорожно натягивала одной рукой сорочку на коленки, другой — выдёргивая у меня подушку, которой потом тоже пыталась прикрыться. Интерес к откопанным драгметаллам был временно полностью заслонён интересом к постельным принадлежностям.
Как известно, принципиальная разница между французским сексом и русским в том, что у них — «без нательного белья», а у нас — «без постельного». У нас тут было и то, и другое. Но не для всех. Я явно оказался в роли: «француз в России».
Единственное, что порадовало, так это отсутствие культовой фразы: «Невиноватая я — он сам пришёл». «Бриллиантовую руку» здесь ещё не смотрели.
Совершенно ошарашенное выражение лиц у всех нежданных гостей стало меняться. В разные стороны. У Любавы сначала появилось обиженное выражение. Потом она скривила губки, выражая крайнее презрение. Покраснела. И выскочила вон. Ольбег захлопнул рот и залился яркой краской. Волной. Сверху вниз. Полыхнул. Что-то промямлил, дёрнулся и тоже вылетел вон. А вот у Хотена морда лица расплылась в широченную масляную ухмылку. Похотливая физиономия с примесью гордости: «а вот я чего знаю…».
– Чего припёрся?
– Дык… Эта… А, тама кузнец с подмастерьем кузничиху убивают.
Вот так. А ты, Ваня, думал, что быть обнаруженным голым в постели вдовушки-сестрицы — последняя неприятность в текущем историческом моменте? Нет, Ванюша, мир богаче любого человеческого представления. Ладно, сделанного не воротишь, остаётся только не сделать ещё чего-нибудь. Из непредставимого.
– Как ты меня нашёл?
– Дык… Эта… Ты ж Сухана оставил под дверьми. Где Сухан — там и ты. Долбонлав Сухана углядел и указал.
Буёвый у меня зомби — можно использовать в качества буя для указания места погружения. Требовать от Хотена, чтоб он не болтал… Сотрясение атмосферы — пообещает и всё. Осталось только сохранить достоинство в этой пикантной ситуации. Хотя… Перед кем я, собственно, испытываю смущение? Перед грязными, необразованными туземцами? Которые совершенно некомпетентны ни в гламуре, ни в дискурсе? Я уж не говорю о ватерклозете и интернете. Которые верят в абсолютную чепуху вроде посмертного воздаяния, порют друг друга плетями и совершают кучу иных, совершенно непристойных и не политкорректных, вещей? И мне интересно их мнение?! Да пошли они…
Моя попытка поцеловать Марьяшу на прощание в щёчку, была отвергнута. С такой искренней яростью, что я даже удивился. Ну и ладно, напоследок оправил рубаху под поясом и двинулся. На всеобщее обозрение и обсуждение.
Во дворе было не до моих постельных шалостей. Там кипела жизнь. В форме бабьего воя и мужицкого мата. Толпа усадебных столпилась возле избы кузнеца и неразборчиво шевелилась там, в темноте, под неровным, пляшущим светом двух факелов. Моё появление, с Хотеном в качестве передвижного непрерывно говорящего фонарного столба, немедленно было замечено. Акустика резко усилилась. Как в части воя, так и в части мата. Добавилась третья составляющая — неостановимое желание всех участников немедленно ввести меня в курс дела.
А дело-то совсем дрянь.
Как я понял из потока междометий… Что такое: «разнонаправленное» — понятно. Это когда из одного места — в разные. А наоборот? Когда всё — в меня одного, но из разных мест — это как? Ливневая канализация? Площадь трёх вокзалов? Вот так мне и объясняли — все сразу.
По предположениям почти очевидцев, то есть всех вообще, кузнечиха по возвращению мужа домой, попыталась утешить поротого мужа. По одной из версий, бедная женщина чересчур сильно потрогала пострадавшую от плети существенную часть своего супруга. По другой — пострадавшая часть перестала функционировать. Что вызвало крайнее возмущение владельца этой самой части. Ленивый и бестолковый кузнец оказался достаточно умелым и энергичным супругом. В том смысле, что стал успешно избивать свою беременную жену. Оберегая чрево своё, женщина выскочила из избы, но была сбита с ног на крыльце, где и приступила к процессу собственно родов.
Как известно, между человеческой жизнью и симфонией есть некоторое различие в увертюрах. Раздражённый издаваемыми звуками, хозяин домовладения призвал своего подмастерье и велел успокоить благоверную. Ударом кузнечного инструмента типа молот двухпудовый по голове. К чему означенный передовик производства и приступил. В столь свойственном ему доброжелательно-улыбательном стиле. Однако, поскольку обычного целеуказания молотобойцу места нанесения удара молоточком не последовало, то ярый малый попал своим двухпудовым молотом женщине между лопаток. Женщина к этому моменту уже родила и пыталась уползти на четвереньках, волоча за собой висящий на пуповине плод. Молот сломал женщине спинной хребет, но, по недостаточной длине своей, не пробил её насквозь, а застрял. Поэтому молотобоец вытаскивал засевший молот с раскачиванием. Так что теперь из раны торчали обломки рёбер, нечётко белеющие в неверном свете факелов.
Очень захотелось блевать. Даже не всматриваясь во всё то, что там белеет и чернеет. Но нельзя — проявление слабости. Тем более, что за потоком подробностей, высказываемых местными, явно сквозит меленькое такое любопытство: «а чего этот боярыч теперь делать-то будет?».
Ну и как из этого… дерьма выбираться? Выключаем собственный ливер. Напрочь, наглухо. Включаем мозги — анализируем картинку.
Натюрморт. Или пейзаж? Явно не батализм с маринизмом. Нет, всё-таки натюрморт. Есть плод, и есть «морт». А всё вместе — сплошной местный «натюрлих». Что в переводе с немецкого означает — «естественно». Естественно то, что муж властен над женой своей. Вплоть до «живота». Жизни. Чужую жену убить — вира двадцать гривен, половинная. А свою… — нет в «Правде» такой статьи. Максимум — местный поп епитимью наложит. Вот если б она его… Тогда всё понятно, процедура прописана, соседи, под руководством облечённых властью, приступают к исполнению наказания. Вплоть до царя Петра — смертная казнь путём закапывания в землю по шею.
«Если встретишь Джавдета — не трогай. Он мой». Только красноармеец Сухов по Туркестану ходил. А здешних баб откапывать некому. Так что, зарывают русских красавиц в русские же суглинки. Живьём. До смерти. По закону. Который — от дедов-прадедов. И будут зарывать. От этого дня — ещё пять с половиной веков.
Калитка распахнута, но весь народ с этой стороны. Линия палисадника работает как невидимая граница. В трёх шагах — мокрая, тёмная куча, которая пару-тройку часов назад стояла у ворот в конюшне и, заткнув в рот концы своего платка, подвывала, глядя на наказание своего мужа. Я её пожалел. И кузнеца пожалел. А надо было… вложить полста ударов. Так чтобы он и не поднялся. А в кузне бы я и сам справился. Ну, пропотел бы, подёргался… Надо — было… Как говорит один персонаж у Шолом Алейхема: «Если бы я был такой умный как моя жена потом». А я — «не умный». И эта женщина… уже совсем «потом».
Её муж, он же организатор убийства, сидит на крыльце домика. Скособоченный — не на всем сидеть можно, держится за столбик. Между ними — на дорожке, посыпанной речным песком, — непосредственный убийца. Радостный дебил. Та же детская улыбка на лице, тот же кузнечный молот на плече.
Поговорим об адекватности, аутентичности и ограниченной ответственности. Если очень хочется. «И не ведают они что творят». Очень может быть. Только это не ко мне, с этим — к ГБ. К Господу Богу. Он — всеблаг, а я чётко понимаю, что когда молот ломал этой бабе хребет и рвал лёгкие, ей было мало интересно насколько у «ярого малого» ограничена правоспособность. Точно такое же странное отсутствие интереса к официальному заключению лечащего психиатра будет испытывать любой следующий персонаж, который попадёт под данное милое сочетание невинной улыбки и падающего железа. Причём, очень может быть, следующим буду я сам.
А что с этой стороны заборчика? Мои здесь, но Чарджи нет. Значит, нет ни его лука, ни метательных ножей. Ивашко с Ноготком пойдут за мной, но у них оружие для близкого боя. На дистанции этого молота. Возможны потери. Да просто обязательно будут! Кого выберем для похорон? Среди моих?! Ну, тогда я сам.
Пока это всё крутилось в мозгу, в душе постепенно нарастал кураж. Это очень хорошо, что я так выложился на Марьяшке. В голове просветлело. Всякая суетливость, мелочь эмоциональная — отпала. У меня сейчас не капризность с раздражённостью, это уже радость боя пошла.
«Всё, всё, что гибелью грозит,Для сердца смертного таитНеизъяснимы наслажденья — —Бессмертья, может быть, залог!И счастлив тот, кто средь волненьяИх обретать и ведать мог»
Гений Пушкина в форме монолога «адреналинового наркомана».
Я шагнул к открытой калитке. Вся моя команда, включая Сухана, двинулась следом. Даже Николай затесался. Какой-то мужичок из конюхов, ухватил меня за рукав:
– Те чё, паря? Сдурел? Этот блаженный из тебя мозги только так вышибет. Он же слов не понимает. Он же…
