Арсеньев Владимирович - Фройляйн Штирлиц
Разумеется, меня не любят. Контролёров нигде не любят. И ещё меня совершенно явно боятся. В моём присутствии разговоры становятся какими-то скомканными, а любое мероприятие как-то подозрительно быстро завершается, хотя я никогда ни во что не вмешиваюсь, а просто тихо стою или сижу в сторонке. В особенности натянутые у меня отношения с Мартином Борманом. Ему очень не нравится, что я могу что-то там докладывать Гитлеру, минуя его.
И никому невдомёк, что я, вообще-то, контролёр не столько Гитлера, сколько товарища Сталина. Всё равно ведь они фашисты! Хотя война в ближайшем будущем совсем уж невероятна. В начале сентября я присутствовала на совещании в рейхсканцелярии, где генерал Йодль докладывал о ходе Африканской кампании и успехах Роммеля.
Наши из 2028 года за двенадцать тонн золота и право передать в Москву-41 информацию по месторождениям алмазов в СССР, продали Гитлеру очередную тайну. А именно, координаты месторождений нефти в Ливии. Узнав, что приличных размеров запасы нефти находятся прямо под носом, Гитлер страшно разволновался. В Ливии в то время уже достаточно успешно действовал экспедиционный корпус Роммеля. В свете полученной информации о ливийской нефти, Гитлер принял решение о решительном усилении африканской группировки. В Ливию предполагалось переправить всю 6-ю армию вермахта, 4-й воздушный флот, а также провести в Средиземное море линкор "Тирпиц".
Конечно, переместить такую массу людей и техники, да ещё и по возможности скрытно, задача не тривиальная. Ну, так на то штабы и существуют. Вот Йодль и докладывал, как он с этой задачей справился. Первые солдаты 6-й армии ступили на африканскую землю 8 августа, и Роммель практически сходу бросил их в бой. 16 августа капитулировал гарнизон Тобрука. К настоящему моменту, насколько я знаю, переправа 6-й армии всё ещё продолжается, но Роммель клятвенно заверил Гитлера, что его передовые части к началу октября выйдут к Суэцкому каналу.
Что-то, кажется мне, что здесь Британия войну потихоньку сливает. И если она не предпримет каких-то решительных действий, то Гитлер так по суше потихоньку и до Ирака доберётся. А затем покажет Гранд Флиту средний палец руки и пешком прошествует в Индию.
Чего говоришь, Алёша? А, ну да. Точно, приехали. Извини, я задумалась немножко. Да никто тут со мной не живёт, одна я тут живу. Сколько комнат? Эээ… честно говоря, не знаю. Никогда их не считала. Если хочешь, можешь сам пересчитать. Нет, не эксплуатирую я рабочий класс. И в санаторий для угнетённых рабочих домик мы переделывать не будем. И детскому садику тоже не станем передавать. Ох, хорошо. Можешь жить на улице, раз ты такой принципиальный. Тебе как, палатку выдать или палатка для тебя тоже предмет роскоши?..
Глава 13.
Мой чересчур сознательный "предок" наотрез отказался жить в, как он выразился, "роскошном дворце, построенном потом и кровью трудящихся". А я уже привыкла. Хотя поначалу мне тут тоже неуютно было. Живу я в северной части Берлина в районе, именуемом "Мальхов". Формально этот район находится в черте города, но на самом деле больше напоминает собой деревню. Тут даже коровы водятся, честно.
Мой домик, который Алёша обозвал дворцом, представлял из себя довольно милый кирпичный двухэтажный особняк с оборудованным в подвале бомбоубежищем. А действительно, сколько там комнат? С фасада на первом этаже двенадцать окон, на втором – четырнадцать. Лично я регулярно пользуюсь тремя комнатами – спальней, кабинетом и столовой. Знаю, что существует ещё библиотека. Захожу туда иногда. Книг там – полтора десятка шкафов. И есть старые совсем, ещё XVIII века. Но всё заумь какая-то в основном. Какие-то философы, мыслители. Разве что, Золя почитать можно. Или Диккенса. Джек Лондон ещё на фоне других прилично выглядит. В немецком переводе я их ещё не читала, любопытно сравнить.
Также в библиотеке я нашла и знаменитую книгу Гитлера "Main Kampf". Но читать её мне не советовали. Знаете, кто? Сам Гитлер! Он по секрету сказал мне, что она ему не нравится. И вообще, он не писатель. Литературные достоинства своей книги он оценивает как существенно ниже среднего уровня. Это, говорит, вовсе не книга, а просто набор газетных передовиц. И даже как передовицы в таком виде их использовать нельзя, обязательно кто-то должен причесать и обработать. А то, что книга издаётся миллионными тиражами, а потом ещё и раскупается читателями – это исключительно из-за того, что написал её Гитлер. Иначе никто не стал бы эту фигню читать.
Я зашла в дом, поздоровалась с горничной Мартой, вытащила из небольшой кладовки у входа сложенную двухместную походную палатку и отнесла её гордо ожидавшему меня на улице Алёше. На, говорю, ставь и живи. Еду на костре будешь готовить или согласен есть то, что мне варят?
Еду Алёша согласился есть ту, что готовит повар в доме. Потом неуверенно обошёл вокруг валявшейся на земле палатки, тихонько пнул её ногой, и спросил меня, как эту штуку нужно ставить. А то он никогда раньше не делал этого.
Как будто я делала! Я тоже не знаю. Эту палатку я стащила с одного из складов берлинского гитлерюгенда. Мы с Юттой про поход говорили, вот я и обзавидовалась девчонкам. Я тоже в поход хочу, хоть на один день! Но мне нельзя. Потом придумала. Это в обычный поход мне нельзя. Но я ведь могу по охраняемой территории вокруг своего домика погулять! Место тут есть. До ближайшего забора полкилометра. Лес есть, хоть и облагороженный. Скорее, парк. У меня тут даже ручей есть и нечто среднее между крохотным озером и гигантской лужей. Вполне можно погулять, разжечь костёр и переночевать в палатке.
Только пока не успела я в поход вокруг дома сходить. Некогда. То одно, то другое. Потому, палатка у меня уже третью неделю в кладовке валяется. И как её нужно ставить, я ещё не разбиралась. Я вообще у Петьки спросить хотела, он-то знает. В мире будущего я в поход с ночёвкой всего один раз и ходила. Но тогда палатку мне с Машкой Снегирёвой мальчишки поставили, пока мы с ней на всех варили на костре гречневую кашу с тушёнкой. Я даже не видела, как её собирают, потому что утром мы с Машкой ходили к ручью посуду мыть. И когда мы вернулись обратно с условно вымытым ведром из-под каши, наша палатка была уже собрана и упакована для переноски.
Так что львиную долю моих знаний о процессе установки палаток я почерпнула из книги Джерома "Трое в лодке, не считая собаки". Но там этот процесс тоже не слишком подробно описан. Да и не очень-то успешно у тех героев получилось палатку поставить. Огорчив Алёшу, я оставила его самостоятельно разбираться со своим новым домом, а сама отправилась к себе в кабинет. Очень мне любопытно, кто такой этот Алёша? Неужели, правда, мой предок?
Закрыв за собой на ключ звуконепроницаемую дверь, я попросила Петьку выяснить этот вопрос. Лучше всего позвонить деду Мише и спросить его, не известен ли ему родственник по имени Алексей Петрович Никонов, 1928 года рождения, в 1941 году проживавший в городе Москва и имевший сестру по имени Анна 1941 года рождения. Такие подробности я у Алёши ещё в машине выпытала.
Минут через пятнадцать упал ответ от Петьки. Алёшу опознали. По всей видимости, это был родной дядя деда Миши и, соответственно, мой двоюродный прадед. Алёша был старшим братом Анны, матери деда Миши. Только вот деда Миша его никогда не видел. Алёша погиб в середине июля 41-го. Летом того года он с матерью и мелкой сестрой ездил в деревню под Смоленском, в гости к бабушке. Там их и застала война. Мать деда Миши и Алёшу вместе с их матерью эвакуировали, но им не повезло. По дороге эшелон разбомбили.
Мать с грудной Аней выбралась из вагона через окно, а Алёша остался. Тогда в их вагоне эвакуировали какой-то детский сад, и Алёша вместе с незнакомой девчонкой чуть постарше него до последнего помогал напуганной малышне выпрыгивать из окон горящего вагона. Под конец они уже просто выбрасывали детей в горящей одежде из окон, не заботясь о том, куда и как они упадут. Ни эта девчонка, ни сам Алёша, выбраться на улицу тогда не успели, так в том вагоне и сгорели. Также сгорели и все вещи, в том числе документы. А семейные фотографии с довоенными снимками сгорели уже в Москве, при пожаре. Поэтому от того Алёши остались лишь устные воспоминания. Единственное, что помнил про него деда Миша, так это то, что по рассказам его бабушки Алёша до войны был председателем совета пионерского отряда в школе.
Я чуть отодвинула штору на окне и посмотрела на Алёшу, копошащегося вокруг лежавшей на земле бесформенной грудой палатки. Надо же. Оказывается, я и его спасла. Если бы не я, он уже больше двух месяцев, как был бы мёртв. А сейчас вон, живёхонек! Палатку поставил, внутрь лезет. Упс. Не, это я погорячилась. Палатку он ещё не поставил. Она на него рухнула, едва он внутрь до половины залез. Пришла кошка, обошла вокруг палатки и Алёши и уселась невдалеке наблюдать за созидательным процессом. Ладно, пусть развлекается на свежем воздухе. Заодно, аппетит нагуляет…
