Левицкий Михайлович - МАРК КРАСС
Сулла ревностно поддерживал слухи об особом покровительстве богов. Богам Сулла великодушно отдавал победы в трудных, кровопролитных битвах, хотя имел на них больше прав, ибо побеждали римляне во многом благодаря мудрому руководству, личной храбрости и военной хитрости своего полководца. Суллу вполне удовлетворяли слухи о нем как о любимце богов. К своему имени он добавил прозвище Счастливый, в переписке с греками часто именовал себя любимцем Афродиты.
Сулла заставлял видеть волю небожителей во всех своих деяниях. Даже опустошая знаменитые храмы Олимпии или Дельф, Сулла утверждал, что боги с радостью отдают принадлежащие им сокровища. Такой наглости Греция еще не знала. А вскоре легионеры Суллы, щедро подкормленные храмовым золотом, взяли штурмом и разграбили Афины.
Легионеры безгранично верили в удачу своего полководца. Сулла платил им той же монетой: он заботился о них, как о собственных детях, многих своих ветеранов знал по именам, всегда находил нужные слова, чтобы поднять дух и вселить в них уверенность в своей непобедимости.
Несмотря на занятость, Сулла долго и терпеливо слушал рассказ Красса о его приключениях.
– Рад видеть тебя, Марк. Ты и каждый твой легионер дороже опытных греческих наемников. Ко мне пришло много людей из Италии, Азии, но из далекой Испании, да еще почти полный легион – это большой подарок для меня.
– Чтобы воевать под началом непобедимого Суллы Счастливого, я готов преодолеть вдвое большее расстояние! – горячо воскликнул Красс. – Что Ганнибал или Александр Македонский в сравнении с тобой?..
– Остановись, Марк, я не люблю лести. Она развращает человека, усыпляет бдительность, мешает правильно оценить свои силы и возможности. Лесть погубила немало царей и военачальников, я не хочу быть в их числе.
– Прости… – начал, было, Красс.
– Не надо извиняться, – прервал его Сулла. – Тебя прощает то, что произнес ты эти слова от чистого сердца, а не ради личной выгоды… Взятие Малаки, имея под своим началом неуправляемых испанцев, потребовало немалого искусства. Ведь так?
Красс тяжело вздохнул.
– Малаку я взял, но для Рима она, видимо, потеряна навсегда. Огонь забрал все, что не смогли унести испанцы.
Сулла громко рассмеялся.
– Нашел о чем жалеть! Мои легионеры почти то же самое сделали с Афинами. Разница одна: в Афинах больше камня, а он, как известно, не горит. И запомни, Красс: имеет право на жизнь лишь тот город, что сдается без боя. Если городские стены политы кровью римских легионеров, все, что находится внутри них, должно принадлежать осаждающим хотя бы двадцать четыре часа. И меня не интересует, что сделают с городом легионеры. Кровь моих воинов стоит дорого.
– Как жаль, что я не смог участвовать в осаде Афин, не увидел падения одного из величайших городов мира, – с грустью промолвил Красс.
– Оставь свои чувства для девушек, Марк. Величие Афин в прошлом, времена Солона и Перикла прошли. Город оказался под властью ничтожных правителей и поэтому достоин постигшей его участи. Что теперь Афины? Разменная монета в моей игре с Митридатом. Если тебя, Марк, интересуют статуи греческих скульпторов, картины, книги – можешь недорого купить их у моих легионеров. Я и сам так поступаю. Можешь приобрести двух-трех философов. Они пригодятся для совершенствования ума и красноречия, если ты помышляешь о высоких должностях. И не переживай, Марк Красс: не успел к падению Афин – будешь брать Рим, если, конечно, не сложишь голову в Азии.
– Я готов, не жалея жизни, сражаться там, где ты сочтешь нужным, Луций Сулла Счастливый.
– Смерть твоя мне не нужна. Береги себя и помни: мне нужна твоя голова, а не рука, махающая мечом. Рук у меня достаточно, а будет мало – еще куплю, – сказал Сулла и одарил Красса по-отцовски заботливым взглядом. – Кстати, наместнику Африки Квинту Метеллу пришлось бежать вслед за тобой. Его изгнал собственный легат Гай Фабий. Но это все пустяки. Вначале покончим с Митридатом, восстановим порядок в Риме, а уж затем займемся Африкой, Испанией и всем прочим.
Красс с восхищением смотрел на собеседника. Он так просто и естественно говорил о приведении к покорности всего мира, словно речь шла о наведении порядка в собственном доме.
– Ты не сильно устал после долгого плавания, Марк? – вдруг спросил проконсул.
– Совсем наоборот, доблестный Сулла. Встреча с тобой придала мне сил.
– Тогда поедешь со мной на переговоры с Архелаем. Это наиболее талантливый военачальник Митридата, и тебе будет полезно познакомиться с ним.
– Когда прикажешь быть готовым?
– Мы выезжаем немедленно, Архелай уже ждет. Он мой враг, но достоин уважения, и я не хочу томить его ожиданием.
Сулла набросил поверх обычной одежды темно-красный палудаментум[10], и, взяв с собой шесть ликторов и две сотни всадников, они отправились в путь.
Архелай ждал их близ города Делии. Как и Сулла, он не придавал большого значения одежде, несмотря на значимость встречи. Зато его свита блистала восточными нарядами и дорогим оружием. Чуть поодаль застыли катафрактарии – всадники, как и их кони, сплошь покрытые металлической броней.
Сулла первым протянул руку, которую Архелай не замедлил крепко пожать.
– Прости за опоздание, Архелай. Накануне встречи пришли корабли моего легата вместе с легионом из Испании.
– Я видел их, – заметил военачальник Митридата. – Твоя задержка была недолгой, и я благодарен, что ты согласился встретиться и выслушать предложения моего царя.
– Каковы же они?
– Царь Митридат Евпатор выводит войска из Греции и сохраняет за собой азиатские владения. Зная, что тебе предстоит война за Рим, Митридат готов предоставить в твое распоряжение флот для перевозки легионов в Италию, деньги и даже войско. Размер помощи установи сам, а царь, если сочтет возможным, с удовольствием предоставит ее тебе.
– Ты предлагаешь Луцию Корнелию Сулле переправить в Италию войско врагов римлян, чтобы вместе с ним уничтожить Рим? Сулла Счастливый не нуждается в помощи твоего царя. Лишенный всякой поддержки Рима, я разбил твою стадвадцатитысячную армию при Херонее. Ведь передо мной стоит тот самый Архелай, который бежал от Херонеи с горсткой воинов и два дня прятался в Орхоменских болотах? Тот Архелай, который завалил все дороги Беотии трупами своих людей?
– Таковы предложения царя Митридата Евпатора, – ответил Архелай, с трудом сдерживая гнев.
– Твой царь потерял в Греции лучшие свои войска, и после этого он желает оставить за собой римскую провинцию Азия, Вифинию, Пафлагонию, Каппадокию. Чем он будет защищать свои новые владения – оживит уничтоженные мною сто шестьдесят тысяч своих воинов? Он даже костей их не сможет собрать по равнинам, горам и городам Греции. Пусть заглянет на дно морское – там он тоже найдет немало своих людей.
– Твое положение также не блестяще, – заметил Архелай. – Рим раскололся на части, и ты – лишь одна из его частей. Митридат мог бы обратиться с предложением мира к римскому сенату.
– Это сенат разбил войска Митридата под Орхоменом и Херонеей? Сенат взял Афины и Пирей?
– Мой царь мог бы обратиться к Фимбрии. Он довольствовался бы немногим, хотя и причинил немало хлопот Митридату.
– Говоришь, Фимбрии много не надо? Что ж, я не держу тебя, Архелай, поезжай к нему и заключай мир. Но поспеши, у меня не осталось противников в Греции, и легионеры скучают в бездействии. Скоро я поведу их в Азию и мечом скреплю договор между Митридатом и убийцей консула.
– Я пришел к тебе, Луций Корнелий Сулла, с предложением мира. Я изложил условия моего царя и хотел бы услышать ответ, который можно будет передать Митридату Евпатору.
– Верно, Архелай, не для того мы сюда пришли, чтобы обмениваться оскорблениями. Желания Митридата настолько не совпадают с моими, что я отказываюсь даже обсуждать их. Но мы с тобой люди умные и вполне могли бы договориться.
– О чем же? – насторожился Архелай.
– Как ты понимаешь, Митридату конец, и это лишь вопрос времени. Тебе я предлагаю более достойную судьбу. Несмотря на мои победы, я все же считаю тебя, Архелай, лучшим военачальником, с которым мне приходилось сражаться. Виноват в поражениях не ты, а твое войско, наспех собранное и необученное. Я дам тебе настоящих воинов, умеющих только побеждать. Ты будешь лучшим моим легатом, вторым человеком после меня. – Сулла внимательно посмотрел на полководца Митридата. – Вижу, это не подходит. Насколько я знаю, ты каппадокиец, причем знатного происхождения. Что ты скажешь, если я сделаю тебя царем Каппадокии и союзником римского народа?
– Благодарю за лестные предложения, но Архелай не был и не будет предателем. Я делил с царем радость побед; негоже оставлять его в трудные дни. Да и скажи честно, Луций Сулла, смог бы ты верить человеку, предавшему своего благодетеля?
– Примерно это я и ожидал услышать в ответ, хотя мне искренне хотелось иметь такого друга, как ты, Архелай. Выслушай же мои условия мира с Митридатом. Прежде всего, царь должен уйти из Азии, Пафлагонии, Вифинии, Каппадокии и Галатии. Он передаст Риму, то есть мне, – поправился Сулла, – семьдесят обитых медью кораблей и выплатит две тысячи талантов. Жители Хиоса, увезенные в Понтийское царство, должны быть возвращены на родину. Это требование касается и угнанных в рабство македонян, оставшихся верными Риму. И последнее: должны быть выданы все находящиеся в плену римляне и италики, а также перебежчики.
