Андрей Ерпылев - Расколотые небеса
Наконец все преграды оказались позади, и от чужого мира, куда еще не ступала нога человека, десантников отделял лишь недлинный коридор с гремящим под подошвами полом из рифленого металла (для удобства скатывания в «ворота» зондов) и…
— Тут же тупик! — недоуменно обернулся к остальным балагур Шеремет, в «прошлой жизни» прошедший со своей пластунской ротой не один конфликт на всех континентах Земли и, по его словам, бывавший даже «у черта в заднице». — Куда дальше-то?
Десантники загудели. Как все могли убедиться, коридор упирался в ровную каменную стену, монолитную даже на вид. Да к тому же вызывающую законное недоверие: в полутьме коридора было хорошо заметно, как время от времени по бугристому, изъязвленному временем камню пробегают чуть заметные змейки голубоватого свечения вроде электрических разрядов.
— Не, братцы! — безапелляционно заявил вахмистр Лежнев после внимательного изучения пляшущих по камню электрических «чертиков». — Я вам не монтер какой! С детства электричество это недолюбливаю! А ну как шандарахнет? Может, там тыща вольт! Я вот слыхал, в Америке мазуриков всяких на электрическом стуле казнят! Не, православные, я туда не полезу!
Остальные, судя по репликам, были с ним согласны. Поэтому ситуацию необходимо было брать в свои руки.
— Отойти от коридора! — скомандовал ротмистр Воинов и с грохотом прошагал мимо напряженно молчащих солдат в «тупик». — Пойдете прямо за мной, Лежнев, — обернулся он к «электрофобу». — Не слышу ответа.
— Так точно! — браво прищелкнул каблуками вахмистр, и в бледно-голубых медвежьих его глазках мелькнуло уважение.
— Пристегните к поясу трос, — протянул ему бобину с прочным и легким нейлоновым линем Александр.
Солдат подчинился беспрекословно, передав трос стоящему позади него Решетову, сосредоточенно пощелкивающему тумблерами своего «Василиска» и крутящему головой, ловя в виртуальный прицел ту или иную «мишень»: одиноко стоящую сосну, со странно-рыжей, словно опаленной хвоей, угол бетонного пакгауза, замершего на своем посту жандарма-контролера… По плану операции они с Лежневым — пулеметчиком отряда — должны были войти первыми и сразу занять оборону, прикрывая идущих за ними товарищей. Командир же должен был «нырнуть» в самом конце, перед тащащим на себе аппаратуру связи Ясновым. Но то, что вполне допустимо и понятно для привычного командира, ни в какие ворота не лезло в случае с «засланным казачком» Воиновым-Бежецким. По всему выходило, что он прячется за спины своих временных подчиненных, и Александр легко это дело переиграл, как, бывало, давным-давно, в кажущейся уже чудным сном «прежней жизни», переигрывал не раз. Благо здесь, перед дверью в неизвестность, равно как и перед броском в атаку, он один был и царь, и Бог, и воинский начальник. Все претензии будут к тем, кто вернется. А победителей — не судят… Точно так же как проигравший виноват во всем.
«Вот так и надо, — думал Бежецкий, проверяя в последний раз все, что могло оказаться там, на той стороне, жизненно необходимо. — Ребятам надо дать понять, что есть человек, который отвечает за все и которому они должны подчиняться не думая. До определенных, конечно, пределов — хуже нет командовать безмозглыми дуболомами. Да и не приходилось мне что-то никогда. Все же русский солдат — лучший солдат…»
Он закрыл нос и рот дыхательной маской, сделал для пробы несколько вздохов и опустил забрало шлема. Ватной тишины не наступило: благодаря чувствительным динамикам он слышал все, как на воздухе, даже больше. Чей-то (по голосу — шереметовский) шепоток, например. И хотя солдат шептал что-то вроде: «А ведь ротмистр-то — хват, за таким я пойду…» — пришлось сделать замечание:
— Разговорчики в строю! Делай, как я…
Солдаты завозились, щелкая запорами шлемов, запыхтели, приспосабливаясь к непривычному способу дыхания…
— Я иду первым. Все остальное — по плану. За мной — Лежнев и Решетов, потом — с интервалом в две минуты — Степурко и Алинских…
— Ваше благородие, — смущенно пробасил Лежнев. — Может, как договорено было: сперва мы с Егором? Все же черт его там знает… Может, прикрывать придется…
— Отставить! Идем, как я сказал. Вы с Решетовым за мной ровно через сто двадцать секунд. И сразу же отстегиваете трос и занимаете оборону. На меня внимания не обращать. Живой я там, мертвый или с девками вожгаюсь, — грубовато пошутил Александр, удовлетворенно слыша смешки и соленые шуточки, которым принялись обмениваться исподтишка подчиненные — верный сигнал, что утраченная было бодрость восстановлена без потерь. — Ваше дело — прикрыть остальных огнем. Если со мной что-то случилось, то командование переходит к поручику Батурину. Вам понятно?
— Так точно…
— Тогда — с Богом…
Бежецкий повернулся к каменному «тупику», бросил взгляд на часы — до «времени Ч» оставалось ровно две минуты, — перекрестился про себя (перекрестился бы и явно — вера давно вошла в плоть его и кровь — но подчиненные…) и, дождавшись, когда на табло высветятся нули, двинулся вперед. За какой-то шаг до каменной тверди захотелось вытянуть вперед руку, чтобы проверить дорогу, но Александр переборол это желание, большим пальцем снял автомат с предохранителя и разом, всем телом, словно в ледяную воду, подался вперед.
«А ну как действительно забралом о стену! — успел подумать он. — Выдержит ли?…»
И с замиранием сердца ощутил, как, не встречая сопротивления, движется сквозь «каменную толщу», превратившуюся вдруг в неощутимое сплетение синеватых сполохов…
* * *Лежнев и Решетов вывалились головой вперед в метельную круговерть так энергично, что вахмистр непременно сунулся бы шлемом в наметенный под ногами сугроб, если бы его напарник не сгреб его за шкирку, словно котенка, и не подтолкнул влево.
— Чего ты?… — начал было ошеломленный невиданным переходом, темнотой, ударившей по глазам, непроницаемо-плотной после яркого дневного света, яростным свистом ветра в ушах и, главное, острым, словно нож, потоком ледяного воздуха, хлынувшего под неплотно прикрытое забрало шлема (Лежнев, не совсем веря в россказни бородатого, похожего на деревенского батюшку ученого, решил схитрить и не закрыл его наглухо, боясь задохнуться в жаре). — Сдурел?…
Но при виде того, как сноровисто унтер-офицер плюхнулся в снег, укрывшись за каким-то полузанесенным пеньком и выставив вперед свою смертоносную игрушку, наставления всплыли в памяти мгновенно. Даже не видя ни зги, в крайнем случае, можно было полыхнуть огнеметом, и все впереди на двадцать пять метров в секторе сорок пять градусов если не обратилось бы в пепел мгновенно, то потеряло бы воинственные наклонности на всю оставшуюся жизнь…
— Куда, дура! — скрипнуло в наушниках сквозь треск, шорох и свист. — Назад, назад обернись! Спереди я сто восемьдесят прикрою!..
«Чего это он? — опешил Николай. — Сзади ведь…»
Он все-таки обернулся и, не успев закончить мысль, шустро крутанулся на сто восемьдесят градусов назад: никаких «ворот» позади не было, только тьма и тьма до самого горизонта. А на том месте, где они, по его расчету, вывалились «на эту строну», в полуметре над землей яростно крутилось плотное, ярко-белое даже в темноте, облако пара. Словно из двери жарко натопленной русской бани, распахнутой наружу, в крещенский мороз. Только самой двери не было и в помине.
«Мать честная! — охнул парень, суетливо пытаясь перекреститься непослушной рукой в толстой перчатке: гидроусилители „доспехов“ на такие экзерсисы были не слишком рассчитаны. — Как же мы обратно-то? Вот влипли, так влипли…»
Секунды тянулись медленно, словно резиновые, и, кабы не мигающие на стекле шлема светящиеся цифирки, казалось бы, что время вообще остановилось. Но секунды секундами, а с момента «нырка» прошло уже больше пяти минут, но никого из клубка пара больше не появлялось. Лежнев почувствовал вдруг давно позабытый дискомфорт: медленно, откуда-то из желудка, поднимающуюся волну паники, рождающую металлический привкус во рту, головокружение и некое раздвоение сознания. Казалось, что он одновременно лежит в тонком слое снега на чем-то твердом, словно асфальт, и парит в полутора метрах над собой, холодно и отстраненно следя за собой лежащим.
«Неужели никого больше не будет? — чуть не заорал он, до боли в пальцах вцепившись в стремительно остывающий металл пулемета. — Бросили нас в ледяной пустыне на верную погибель, ироды!!!»
— Слышь, Коля, — снова неузнаваемо хрипнуло в наушниках. — А где командир-то наш? Где ротмистр?
Странное дело, но при звуках знакомого голоса ледяной ужас, почти уже сковавший мозг, дал трещину и рассыпался ворохом сверкающих осколков, выпуская наружу волну огромного, всеобъемлющего облегчения — он не один! Рядом верный надежный товарищ! А вдвоем они ого-го-го! Сила!..
