Юрий Корчевский - В цель! Канонир из будущего
Я подошел к визирю, попросил разрешения подойти к пушке. Мехмед кивнул, давая согласие.
Я подошел. Сразу обратило на себя внимание то обстоятельство, что ядро было обмотано веревкой наподобие скорлупы. До меня дошло. Качество литья, вернее – его точность, не совсем на высоте. Это была проблема стволов всех орудий во всех странах – Руси, Османской империи, Франции, Англии. Ядра тоже имели отклонения в размерах и не были идеально круглыми, вследствие чего ядро шло по стволу с зазором, и при стрельбе попадания имели большой разброс.
Предварительная намотка веревок на ядро позволяла как-то ядро центрировать, а кроме того, устраняла прорыв пороховых газов – пушка била дальше. Неплохо придумали османы, такого я еще не видал ни у кого. А что с точностью пока неважно – объяснимо. При стрельбе по возвышению, например в горах, траектория полета ядра или пули, если речь идет о мушкете, спрямляется, им прицел надо брать под нижний край мишени, а не в центр.
Я, как мог, объяснил это канонирам, сам подправил прицел. Все застыли в ожидании команды. Заинтригованный визирь подошел поближе, махнул рукой. Артиллерист поднес фитиль, грянул выстрел. Все взгляды устремились к цели.
К моему вящему удовольствию, ядро ударило в камень, – даже было видно, как полетели его осколки. Турки оживились, зацокали языками.
– Якши!
Визирь подошел ко мне.
– Хорошо стреляешь из пушки. Видно, ты не только лекарь и сказочник.
– Выпало странствовать много, великий визирь, пришлось научиться.
– Что ты такого сделал, что сразу попал в камень?
Я объяснил ему, почему так получилось, и добавил, что все это чуть ранее пояснил и канонирам.
Визирь кивал, затем ухмыльнулся, подозвал янычара из охраны.
– Попробуешь с ним сразиться?
Я развел руками:
– У меня же сабли нет.
Визирь взмахом руки подозвал второго янычара и приказал ему отдать мне свое оружие, визирь промолвил янычару:
– Только не убей нашего гостя!
Турки расступились, образовав широкий круг. Я несколько раз взмахнул саблей, оценивая ее тяжесть и баланс. Оружие неплохое, только изгиб лезвия значительно больше, чем у русских сабель, и гарды, защищающей в бою кисть руки от скользящего удара, нет.
Янычар опустил клинок, поглядывая на меня. Визирь милостиво кивнул, начиная поединок.
Янычар с ходу бросился на меня, обрушив град ударов. Противником он оказался сильным, опытным и к тому же моложе меня лет на пятнадцать. В ближнем бою это играет роль – молодые более гибкие, и реакция у них побыстрее. Тем не менее мне удалось отразить все атаки. Я выжидал, когда мой противник немного выдохнется, собьет дыхание. Но тот молотил саблей как заведенный.
Краем глаза я увидел одобрительные взгляды визиря и других турок, поддерживающие янычара. Конечно, они сейчас видят, как янычар нападает, а русский только обороняется. Придется вспомнить все, чему меня учили.
Я перешел в наступление, нанес несколько ударов, затем – ложный финт, и когда янычар, уходя от моего удара, повернулся ко мне боком, я нанес удар из-за спины. Удар коварный, и он достиг цели – сабля ударила янычара плашмя, лишь слегка разрезав ткань его короткой курточки. Я остановился и воткнул саблю острием в землю.
– Ты убит.
Лицо янычара полыхнуло румянцем.
– Это случайность.
Визирь развел руками:
– Ты честно одержал победу, чужеземец, и мы все были свидетелями. А тебе, – он повернулся к янычару, – десять палок в наказание.
Янычар взглянул на меня с ненавистью, выдернул из земли мою саблю и направился к своим.
– Ты решился принять ислам? – обратился ко мне визирь. – Я хотел бы иметь тебя своим помощником или советником. Думаю, что ты еще не все свои способности раскрыл передо мною, хотя не скрою – я удивлен. Янычар с детства учится воевать, а тебе удалось его одолеть. Джафар учился лечить у лучших османских лекарей, а на операции оказался у тебя в роли подмастерья. Ты очень умен и догадлив, у тебя хорошая память, язык твой и уста принадлежат сказочнику. Если царь Иван разбрасывается такими подданными, то он расточителен. – Визирь глубоко вздохнул и продолжил: – Мои визири и советники думают только о своих карманах – как бы бакшиш получить побольше, обросли гаремами и многочисленной родней. Каждый, кто получил хоть маленькую власть, плетет интриги и старается по головам пролезть на более высокую должность. У тебя здесь нет родни, которая будет просить у тебя должности, поэтому ты будешь спокойно работать во имя Высокой Порты.
– Прости, великий визирь. Приятно слышать из твоих уст столь лестные слова, и не будь я русским, наверное, принял бы твое предложение.
Визирь меня перебил:
– Ты думаешь, я осман? Я серб, принял ислам, и теперь – второе лицо в государстве. Ты можешь стать третьим, и все они, – он указал на турок, стоявших поодаль, – будут счастливы целовать носки твоих сапог.
Я молча поклонился.
Визирь скрежетнул зубами, махнул рукой. К нему подвели скакуна. Он взлетел в седло и с места рванул в галоп. Сопровождающие тоже оседлали коней и поскакали за ним. Одна моя лошадь стояла сиротливо, да замерли у пушки турки-артиллеристы.
Я перевел дух. Разговор получился не очень приятный. Чтобы отказать великому визирю да на его земле – тут не просто смелость нужна. Что стоило ему срубить мне голову? Да и теперь – куда мне направиться – во дворец визиря или на корабль к купцам? Все-таки надо вернуть лошадь, да и не пешком же идти в город?
Я дошел до лошади, поднялся в седло, тронул поводья. Ехал я не спеша, и часа через полтора был в Стамбуле.
День катился к вечеру, еще часа три – и будет темно.
Я подъехал к дворцу визиря, соскочил с коня, отдал поводья скакуна янычару, немало его удивив.
– Конь из конюшни великого визиря – возвращаю.
– Кто ты такой?
– Чужеземец.
Я повернулся и пошел в порт. Найдя свой корабль, взошел на борт. Купцы встретили меня восторженно.
– Где ты был, мы уж думали – несчастье случилось! Вовремя ты вернулся – мы уже товары купили для обратной дороги. Ну, коли ты сам явился и искать тебя не надо, так завтра с утра и отплываем.
Я улегся на свой соломенный матрас. Уснуть не мог – казалось, что в матрасе не солома, а иголки. Чем обернется мой отказ визирю? Судно в турецком порту, и визирь властен сделать со мной все, что захочет. Скорее бы уже выйти в море.
До утра я не сомкнул глаз, обуреваемый самыми разными мыслями. Но вот взошло солнце, команда позавтракала, и мы отдали швартовы. Корабль медленно отошел от причала, и мы направились к выходу из бухты. Я перевел дух – обошлось. Жаль только, что во дворце остались мои инструменты – ну да бог с ними, сделаю себе другие. Главное – я остался жив, не в плену, и у меня есть деньги, что заработал с Джафаром. Причем деньги изрядные, правда – в турецких акче, но все равно – серебро, любой купец примет в уплату.
Раздались возгласы команды, все показывали руками назад. Я обернулся – нас догоняла небольшая галера. Дружные взмахи гребцов гнали судно прямо к нам. На выходе из бухты загромыхала цепь, преградив нам путь в открытое море. Кормчий спустил парус, ушкуй встал. Галера подошла к нашему борту.
– Кто здесь лекарь?
Я подошел к борту:
– Я.
Дальше разговор шел на турецком.
– Прими.
Турок передал мне мой кожаный мешок с инструментами. Я обрадовался инструментам, а еще больше тому, что меня не арестовывают и не ссаживают с корабля.
– А еще этот мешочек. – Турок передал мне мешочек, судя по звону – с деньгами. – И лично от визиря. – Он протянул продолговатый сверток в шелковой ткани. – Великий визирь просил передать тебе благодарность за лечение дочери и пожелание счастливого пути.
Галера отвалила от борта. Стоявший на носу турок трижды взмахнул белым платком, и цепи громыхнули, освободив выход в море. На корабле подняли парус, и мы оказались на морских просторах. Меня обступили купцы и команда.
– О чем говорил турок, почему нас остановили?
– Великий визирь благодарил меня за лечение дочери и передал подарки.
– Покажи! – Всем было интересно.
Я развязал кожаный мешочек. Здесь было золото, вернее – золотые дирхемы. Федор взял мешочек в руки, прикинул:
– Да здесь не меньше чем на два фунта золота. Везет же некоторым!
Команда завистливо вздохнула.
– А в свертке что?
Я развернул сверток. На шелке лежала сабля в богато украшенных ножнах. Я готов был поклясться, что именно ее я видел на поясе у великого визиря. Но может быть, я и ошибался.
Сабля пошла по рукам. Кто-то разглядывал ножны, кто-то – клинок. Рукоять сабли венчал крупный изумруд. Дорогая вещь! Пожалуй, по цене – не меньше, чем мешочек с золотом. Повезло мне, а ведь мог и голову потерять.
Мы с Фролом удалились под навес на носу ушкуя. Я разглядывал саблю визиря, и чем дольше я ее разглядывал, тем больше она мне нравилась. Легкая, отлично сбалансированная, клинок из дамасской стали. Такой не затупится, не подведет в трудную минуту.
