Олег Курылев - Шестая книга судьбы
Допивая чай, Вангер вспомнил Сервилия Карну. Да, именно так звали того толстяка. Он покопался в своей памяти, но не мог припомнить никого из той эпохи с таким именем. Вдруг он поднялся и быстро прошел в свой кабинет. На полке возле кресла стояла одна из его настольных книг: большой словарь-справочник античности. Он взял ее и стал искать. И нашел!
Вот он, Публий Сервилий Карна. Примерно 145 года рождения до Р.Х., сенатор. Участник африканских походов Гая Мария. Позже разбогател на махинациях со строительными подрядами. Неоднократно попадал под следственную комиссию сената по обвинению во взятках, но всякий раз откупался крупными пожертвованиями в городскую казну. Погиб во время сулланских проскрипций в 82 году до Рождества Христова.
Всего несколько строк.
Немудрено, что профессор ничего не помнил об этом человеке. Но как же тогда он оказался в его сне? И по возрасту (за шестьдесят) полное совпадение со справочником. Вероятно, он все же читал эту биографическую справку и она засела в том полушарии его мозга, куда имели доступ только таинственные механизмы продуцирования кошмарных снов.
Но самым удивительным ощущением, оставшимся от этого ночного видения, была все еще звучавшая в голове у профессора характерная по своей фонетике латинская речь. Он говорил и слушал там, в этом сне, явно не по-немецки. Он знал, конечно, довольно много древних выражений на латыни, если поднатужиться, мог припомнить сотни три слов, но очень слабо владел навыками составления фраз. И все-таки там он свободно говорил именно на «золотой» латыни первого века ante aeram nostram.[10] Или это только иллюзия?
V
Мартин родился летом 1916 года. В тот день, двадцать второго июня, Альпийский корпус горной дивизии Баварской гвардии пошел в атаку на форт Сувиль, преграждавший дорогу на Верден.
Вангер с женой Элли, урожденной Элеонорой Августой Вебер, жили тогда в Киле. Он преподавал в школе, она работала в Немецком Красном Кресте. Сырой балтийский климат, особенно весной, резко ухудшал самочувствие Элеоноры, страдавшей частыми пневмониями, и врачи настоятельно рекомендовали им переселиться куда-нибудь на юг. Лучше в Швейцарию. Через год они перебираются в Ульм, а поздней осенью 18-го в Мюнхен.
Сто пятьдесят километров, которые им предстояло преодолеть по железной дороге между Ульмом и Мюнхеном, потребовали трех суток. Станции были заполнены возвращающимися войсками. Не хватало вагонов и паровозов. Двухлетний Мартин долго помнил потом хмурые, заросшие лица людей в грязных шинелях. Помнил, как мать испуганно прижимала его к себе, когда неподалеку вспыхивала пьяная драка или стихийный митинг.
Это были дни бурных событий. В Берлине объявили республику, в Баварии власть захватили коммунисты Правая оппозиция начала подготовку к вооруженному свержению правительства Эйснера. Созданное Зеботтендорфом баварское отделение «Германского ордена», переименованное в «Общество Туле», стало центром мюнхенской контрреволюции. Двадцать первого февраля 19-го года бывшим членом ордена убит Эйснер. Шестого апреля провозглашается Баварская Советская республика, и власть оказывается в руках русских эмигрантов, таких как Аксельрод и Левин. На улицах города бесчинствует Красная Армия. Закрыты школы, банки, газеты.
Но к Мюнхену уже движутся бригады Фрейкорпса В ответ красные усиливают террор внутри города. Его пиком становится расстрел тридцатого апреля десяти «белых шпионов», названных так большевистским комендантом Эгельхофером. Семеро из казненных оказались титулованными аристократами во главе с принцем Густавом фон Торни-Таксисом — родственником некоторых королевских семей Европы. На улицах Мюнхена начинает разгораться гражданская война, и только успешный штурм города «Свободными корпусами» прекращает кровопролитие.
Вангерам удалось благополучно пережить все эти бури. Потом они несколько раз переезжали с места на место, пока в 21-м году окончательно не закрепились в довольно просторной квартире на Брудерштрассе. Готфрид Вангер к тому времени уже преподавал в университете. Через год у них родилась Эрна.
«Мой маленький попрыгунчик» — так называл дочку Готфрид Вангер, ставший незадолго до этого профессором истории. Мартин всей душой полюбил черноглазую сестренку и часами возился с ней на полу в гостиной или в кабинете отца. Когда она подросла настолько, что с ней можно было гулять без коляски, он с удовольствием брал ее с собой во двор и заботливо оберегал от собак и детей постарше.
Когда сыну было лет восемь, отец впервые взял его в горы. Он купил ему настоящие горные лыжи с ботинками и маленький рюкзачок. В первый же день Мартин больно расшибся о дерево, но через неделю снова упросил отца поехать. Несмотря на то что до первых горных склонов близ Партенкирхена им предстояло преодолевать поездом больше ста километров, он никогда не проявлял нетерпения. С недетским интересом и вниманием он разглядывал в окно красоты Южной Баварии, Штарнбергское озеро, попадавшиеся на пути фермы и старые замки. Скоро Мартин так увлекся горами, что стал относиться к ним не как к отдыху, а как к чему-то большему, может быть, главному в жизни.
В четырнадцатилетнем возрасте он вступил в Велико-германский молодежный союз и каждое лето проводил каникулы в лагерях и походах. Иногда их отряд уходил на целый месяц, а несколько раз они уезжали довольно далеко от дома: в Вестфалию, Австрию и даже в Италию.
Годам к пятнадцати Мартин был чемпионом школы и района по лыжному спорту в юношеской группе. Участвовал во всех местных соревнованиях и даже несколько раз ездил в Австрию: в Инсбрук, Грац и Зальцбург. В те же дни, когда горы и снег были для него недосягаемы, он катался на велосипеде, тренируя ноги, и здесь тоже добился определенных успехов, принимая участия в гонках.
В эти годы у Мартина уже ясно сформировалась его юношеская мечта: он решил, что непременно станет путешественником. С этой целью вместе со своим дворовым другом Вальтером он стал усиленно заниматься английским языком. Читал о покорителях полюсов, о раскопках засыпанных пеплом городов, об искателях сокровищ и авантюристах. Часто, уже лежа в кровати, он вдруг опускал на грудь томик Джека Лондона и, закрыв глаза, видел себя в белой пустыне, на берегу золотоносной реки или на борту раскачиваемого штормом китобойного судна.
Во дворе среди сверстников он не был заводилой, но всегда имел свое мнение и готов был отстаивать его даже в драке. В начале 30-х Мартин вступил в Гитлерюгенд, а летом 33-го Бальдур фон Ширах распустил Великогерманский молодежный союз. К тому времени взгляды юного Вангера в полной мере соответствовали тем требованиям, которые предъявляли к молодежи национал-социалистские лидеры.
Еще в десятилетнем возрасте Мартин остро переживал, что его отец не был на войне и не имел Железного креста, даже второго класса. Внутренне он стыдился этого факта, но тщательно скрывал свой стыд от сверстников. Когда он видел на замасленной куртке соседского пьянчуги Крамера грязную ленточку «второклассника», то старался скорее отвести взор. А чего стоил крест первого класса на старом кителе папаши Винца, отца четырех сорванцов из соседнего двора! Выпуклый, залитый блестящей черной эмалью, он был не пристегнут булавкой, а привинчен с помощью большой плоской гайки, плотно вжавшись от этого в сукно. Да что говорить! Даже выживший из ума старикашка Пройт, над которым подтрунивали все местные шалопаи, и тот надевал по выходным свой длинный старомодный сюртук с продетой на старопрусский манер во вторую сверху пуговичную петлицу лентой с крестом второго класса. Его лента была не черной с белыми полосками, а наоборот — белой с черными, словно негатив. Такой, весьма редкой, не боевой версией награждали врачей, инженеров и всех тех, кто сам не участвовал в сражениях, но помогал армии, работая в прифронтовой полосе. Когда же по улице шествовал какой-нибудь отряд фронтовиков, например из «Стального шлема», Мартин с восхищением рассматривал на кителях ветеранов всевозможные кресты и медали всех королевств, герцогств и княжеств Второго рейха.
— Папа, почему ты не пошел на войну? — спросил он однажды отца. И Вангер почувствовал, что вопрос был задан с какой-то особой серьезностью.
— Видишь ли, сынок, и во время войны продолжали работать школы, и детей нужно было учить.
— Отец послал прошение о зачислении его в армию, но император посчитал, что будет больше пользы, если он продолжит работать в школе, — подключилась к разговору мать.
Мартин понимающе кивнул и через минуту тихо произнес:
— И все-таки было бы лучше, если бы ты воевал.
В семнадцать лет он захотел вступить в штурмовой отряд, но тут его отец проявил неожиданную доселе твердость и запретил даже думать об этом. Сын подчинился.
