Елена Хаецкая - Вавилонские хроники
В состоянии полного отчаяния я пришел к известному магу и целителю. Не стану говорить о том, что между нами происходило, – это сокровенно. Скажу только, что никогда не встречал человека, способного В ПОЛНОМ СМЫСЛЕ СЛОВА заглянуть в душу. Заглянуть – и увидеть все ее раны, увидеть почти плотским зрением. А затем – прикоснуться и исцелить.
Я вышел от Трехглазого Пахирту обновленным. Я стал другим человеком. Я успешно разрешил все свои проблемы. Теперь моя жизнь идет по новому, светлому пути.
И всякому, кому кажется, будто горькая судьбина загнала его в черный, безвыходный тупик, я скажу: «Не отчаивайся, брат! Иди на улицу Бунаниту, дом 31, инсула 6 на прием к доброму белому магу Трехглазому Пахирту, и он научит тебя смотреть на мир ГЛАЗАМИ НАДЕЖДЫ!»
Подписано было «наш корреспондент».
Глаза матушки сияли.
– Ну, как? – спросила она.
Я молча отдал ей газету. Я не знал, что сказать. Кроме всего прочего, жизнь вовсе не представлялась мне безнадежным тупиком. Мне просто было… неуютно, что ли.
Неожиданно Мурзик выпалил с жаром:
– Госпожа дело говорит, господин! Вам надо сходить к этому, к трехглазому!.. Он вам и гада придавит, и дырки все зашьет… какие лишние…
Матушка засмеялась.
– Послушай своего кваллу, сынок, если не хочешь родную мать послушать. Сходи, что тебе стоит? Увидишь…
– Матушка! – взмолился я. – У меня работы много…
Она потрепала меня по щеке.
– Сходи, – повторила она. – Много времени у тебя не займет. Не поможет – что ж… А вдруг поможет? Денег дать?
– Матушка! – закричал я. – Да есть у меня деньги, есть! Мы с Иськой знаете сколько зарабатываем!..
– Вот и хорошо, – ничуть не смутилась матушка. И полезла с дивана, едва не своротив столик.
Мурзик обул-одел ее, поцеловал ее руку и проводил до такси. В окно я видел, как он выплясывает вокруг нее, будто стремясь оберечь даже от городского воздуха. Матушка уселась в машину и отчалила. Мурзик поплелся домой.
Я не стал его бить. Я даже бранить его поленился. Да и что толку…
* * *Естественно, я потащился к трехглазому. Мурзик напросился со мной. Я видел, что он очень возбужден, и спросил, в чем дело. Раб ответил просто:
– Если вы меня продадите, будет потом, что вспомнить…
– А тебе и вспомнить нечего? Как в шахте вас завалило, как мастера вы спалили живьем – это тебе не воспоминания, что ли?
Мурзик отмахнулся.
– Какие это воспоминания, господин… Так, сплошь страх ночной… Бывает, такое на ум лезет, сам дивуешься: до чего живучая сволочь человек, да только разве это жизнь… А вот госпожа Алкуина или этот трехглазый – вот это… – Он тихо вздохнул и вымолвил заветное: – Это власть!
От неожиданности я споткнулся и попал ногой в лужу.
– Ты, Мурзик, никак о мировом господстве грезишь?
– А?
– Что такое, по-твоему, власть?
– Ну… Это когда вы изволите меня по морде бить, а я духом это… воспаряю… невзирая…
Я только рукой махнул. Что с ним, с этим кваллу, разговаривать.
Добрый белый маг Трехглазый Пахирту обитал в престижном загородном квартале Кандигирра, на Пятом километре Урукского шоссе. Небольшие нарядные дома, выстроенные на месте сгоревших трущоб, тонули в зелени садов. Инсула мага помещалась на втором этаже шестиинсульного дома. На доме призывно белела табличка с изображением симпатичного белобородого дедушки в высоком звездном колпаке. Над дедушкой отечественной клинописью и мицраимскими иероглифами было начертано:
«МАГИЯ ХАЛДЕЙСКИХ МУДРЕЦОВ.
Утраченные секреты древности».
– Это здесь, – сказал я.
Мурзик обогнал меня, отворил калитку. Я вошел. Мурзик зачем-то на цыпочках прошествовал следом.
Мы позвонили. Дверь была новая, обитая коленкором. Под коленкором чувствовалась пуленепробиваемая стальная пластина.
Дверь распахнулась сразу, стремительным энергичным движением.
На пороге стоял моложавый мужчина невысокого роста, узкоплечий, стройный. На нем были джинсы и клетчатая рубашка, как на рабочем.
– Проходите, братья, – ни о чем не спрашивая, сказал добрый маг.
– Мы не братья, – сердито сказал я. – Вот еще не хватало.
Он удивленно-ласково посмотрел мне в глаза.
– Все люди братья, – проговорил он. И направился в комнаты.
Мы прошли следом. Мне сразу все не понравилось. Не хочу я, чтобы какой-нибудь Мурзик числился моим братом.
В комнате у доброго мага не продохнуть было от идолов и божков. Набу, Син, Инанна и Нергал таращились из каждого угла. Но больше всего было изображений Бэла.
– Садись, брат, – молвил маг, придвигая мне тяжелое кресло. Сам он уселся за стол и вперился в меня взглядом. Я чувствовал себя так, будто меня привели на допрос.
Мурзик уселся на корточки у двери и, тихонько покачиваясь, принялся оглядываться по сторонам. Он даже рот приоткрыл, так ему все было любопытно.
– В общем, так… – начал я, но трехглазый Пахирту перебил:
– Молчи, брат! Я буду смотреть! Я увижу!
Я замолчал. В комнате стало тихо. Только часы тикали, да добрый маг то и дело громко сглатывал слюну.
Наконец он заговорил отрывисто, задыхаясь:
– Да… Крепко потрепали тебя в астральных боях, воин… Но ты будешь исцелен. Работа предстоит тяжкая, опасная. Плечом к плечу одолеем мы врагов, брат. Ты должен верить и сражаться. Я дам тебе астральный меч и астральный щит и никакая атака не будет тебе страшна!
– Я ни с кем не… – начал было я.
Он вскинул руку.
– О, молчи! Молю, молчи! Я вижу следы астральных ран на твоем тонком теле!
Мурзик обеспокоенно заворочался у двери.
– Я и то говорю ему, господин: «Вы бы кушали, господин! Вас мало ветром не качает…» Это у него всё от переживаний. И на работе себя не жалеет. С чего тут телу полным быть? Будет тут тело тонкое…
– Я об ином теле, брат, – живо обратился к Мурзику добрый белый маг Пахирту. – Я о том тонком астральном теле, которое… Я вижу, что у твоего брата оно изранено острыми мечами. Он – отважный воин. – Маг снова повернулся ко мне. – Да, ты отважный воин, брат! Следы множества схваток остались и кровоточат…
– Видите ли… – начал я снова.
– Называй меня «брат», – вскричал белый маг. – Умоляю, называй меня братом, брат! Иначе моя магия будет бессильна…
– Видишь ли, брат, – через силу вымолвил я, – за несколько дней до того, как прийти к… тебе, я посещал иное место. Госпожа Алкуина…
Пахирту сделал кислое лицо.
– Для женщин, желающих найти себе мужа, – в самый раз. Но не для воина же, не для астрального бойца! Брат мой, ты правильно сделал, что пришел ко мне. Кто еще поймет воина, как не воин! Кто залечит рану, полученную в жестокой астральной битве с темными силами, как не добрый белый маг!
– А крепко он ранен? – спросил Мурзик от двери. – Ну, господин-то мой. Ведь не видать глазом, не углядишь, что там с ним творится… Может, это… ахор сочится… Я ж не понимаю…
– А это мы сейчас поглядим! – охотно сказал белый маг. – Для чего у нас третий глаз? Наш третий магический глаз?
И он опустил веки.
– Умоляю, брат, – прошептал он, – не шевелись. Сиди, думай о чем-нибудь… о чем-нибудь приятном… или неприятном… Только не шевелись и не прекращай потока мыслей…
Я стал думать об Ицхаке и мослатой девице. А потом просто о девице. Нет, мне ее не хотелось. И Аннини не хотелось. И даже госпожу Алкуину не хотелось. Мне хотелось ту, переодетую мицраимским мальчиком.
Тут Мурзик тихонечко сказал:
– Ой…
Я перевел взгляд на мага и разинул рот не хуже моего раба. На лбу, между бровей, у Пахирту открылся третий глаз. Глаз был круглый, желтый и очень любопытный. Время от времени этот глаз затягивался полупрозрачным веком. Вообще же он был похож на куриный.
Глаз пялился на меня с бесстыдным интересом. Разглядывал и так, и эдак. Моргал. Щурился. Потом исчез.
Пахирту открыл глаза. Вид у него был удивленный.
– Брат, – сказал он, наклоняясь ко мне через стол, – тебе никто не говорил о том, что ты – великий воин?
– Госпожа Алкуина.
– Она имела в виду не то, – отмахнулся он. – Нет, я о другом. Твое астральное тело – это тело великого воина. Но оно какое-то… изорванное, что ли.
– Раны залечил? – спросил я грубовато. – Или мне так и ходить израненным?
– Залечу, – обещал Пахирту. И придвинул ко мне прейскурант. – Шесть сиклей – внутриполостная операция, четыре сикля – обычная. Заживление астрального рубца – два сикля. Можно также произвести косметическую операцию по улучшению цвета астрального лица на сорок один процент, но, я думаю, тебе это не нужно…
– Держи десять сиклей, – решился я. – И лечи, что нужно.
Он незаметным движением принял у меня деньги, ловко препроводив их в карман, и встал.
– Прошу в операционную, – сказал он.
Я прошел за ним в закуток, отгороженный от комнаты занавеской, и столкнулся нос к носу с огромным мрачным изваянием Нергала. Нергал глядел черными деревянными глазами, как живой. Я вздрогнул.
