Грегори Самак - Тайная книга
Рассказ о покушении был полностью приведен в его жизнеописании и оказался на удивление подробным, с указанием даты и точного времени взрыва бомбы, которой надлежало уничтожить тирана: 20 июля 1944 года, 12 часов 42 минуты.
Элиас обнаружил также кодовое название операции – «Валькирия», и сообщение о месте, где произошло покушение: в зале оперативных совещаний Ставки верховного командования, располагавшейся в лесу «Волчье логово» под Растенбургом, неподалеку от границы Рейха.
Книга детально сообщала о событиях, последовавших за провалом заговора, об аресте Штауффенберга и его сообщников и приводила гнусные подробности их казни.
Элиаса захватил этот рассказ. Он думал о том, что должен был чувствовать Штауффенберг, когда закладывал бомбу в зале совещаний или через несколько часов, происшедших спустя взрыва, после которого Гитлер чудом остался жив, или когда его арестовывали эсэсовцы.
Штауффенберг наверняка был одним из тех, кого после войны назвали «праведниками».
«Если бы только ему удалось…» – сказал себе Элиас.
Тогда его семья познала бы совсем другую судьбу, и фамилия Эйн, быть может, смогла бы существовать и дальше.
Однако потом до него дошло, что, даже если бы Штауффенбергу удалось убить Гитлера в июле 1944 года, это в любом случае не положило бы конец кошмару.
В самом деле, операция «Валькирия» была задумана слишком поздно. К тому времени война уже унесла миллионы жизней, гетто были уничтожены, а театром наибольшего кошмара стали лагеря смерти…
«Слишком поздно», – подумал Элиас с некоторым облегчением, словно втайне опасался, что ему придется лично вмешаться, чтобы исправить эту страницу Истории.
Однако это запало ему в голову: он мог бы исправить Историю.
Потрясенный ходом своих мыслей, он закрыл Книгу.
27
Достопочтенный бургомистр городка Браунау-на-Инне Теодор Рифеншталь сидел, развалившись в мягком кожаном кресле, которое возвышалось в его роскошном кабинете цвета меди и красного дерева.
Пока его семья была чем-то занята на втором этаже, прямо над ним, он доверительно говорил по телефону с Германом Бёзером, начальником местной полиции:
– Вот именно, Герман, я не сомневаюсь.
– Было непросто кое с кем из сотрудников, которые думают не так, как мы. По счастью, их немного.
– О ком речь? – спросил бургомистр.
– О Фуксе и Хофере, но это уже улажено. Ради такого дела они своим местом не рискнут.
– Герр Грубер будет нам очень признателен. Его сын Эрван вовсе не плохой паренек. Да к тому же сами знаете, через несколько недель выборы. Ставки высоки, и не только для меня.
– Да, герр Рифеншталь, отлично понимаю.
– И как вы собираетесь за это взяться?
– Мы сегодня же отправим обстоятельный отчет с выводами о падении пострадавшего в траншею, в месте слияния Инна и Энкнаха. В результате несчастного случая.
– Да, да, замечательно, очень хорошая идея… Даже превосходная! – обрадовался бургомистр, повернувшись на своем сиденье, чтобы лучше рассмотреть тень у двери своего кабинета. – Герман, вы уже представлены к…
Он не закончил фразу. Его дочь Марика смотрела на него мрачным взглядом. Она все слышала.
– Я вам перезвоню, – сказал он, прежде чем положить трубку. – Что ты тут делаешь, Марика?
Она неподвижно глядела на него с какой-то дерзостью, которой он за ней прежде не замечал.
– Смотрю на вас, отец, и думаю, что ни за что бы не захотела быть вашей дочерью!
– Что-о-о? – протянул он в изумлении.
– Как будто я не знаю, что вы собираетесь сделать! Вы покрываете убийцу! Я больше не хочу быть вашей дочерью! Не хочу носить вашу фамилию! Она мне так же отвратительна, как и вы сами!
Рифеншталь впал в ужасающий гнев. Он впервые слышал, чтобы дочь так к нему обращалась. В кабинет вбежала Гертруда, мать Марики.
Марика взорвалась:
– Меня тошнит от вашего «дорогая дочь», от ваших манер, вашего воспитания, цинизма и этих уроков фортепьяно! Я вас ненавижу! Больше не хочу ни этого имени, ни дома, ни положения в обществе! Я хотела бы стать бедной, но достойной. Уж лучше быть сиротой, но свободной. И не смейте прикасаться ко мне своими руками, они в крови!
Гертруда зажала себе рот рукой. То, что она сейчас услышала, выходило за пределы ее представлений о мироустройстве. Тем не менее она попыталась защитить дочь, но это было уже слишком для отца. Подскочив к девочке, он впервые в жизни обрушил на нее град затрещин в припадке неконтролируемой ярости.
Через несколько секунд Гертруде удалось остановить мужа, но было слишком поздно. Девочка попыталась убежать. Однако отец, удержав дочь за руку, стал выкручивать ее, чтобы она опустилась на колени и при этом вопил:
– Кто научил вас говорить такое о своем отце?!
Лицо и тело Марики было в синяках. Но она замкнулась в молчании, и только слезы текли по ее щекам.
– Все это ваши знакомства! Все этот маленький дикарь, с которым вы видитесь после школы, верно? Думали, я про него не знаю? На самом деле меня это не удивляет! Смотрите, Гертруда, я же говорил вам, что надо обратить на это внимание…
Мать была шокирована и словами Марики, и крайней грубостью супруга.
– Теодор, как вы могли поднять руку на нашу дочь? – поперхнулась она.
– Я не потерплю этого под своим кровом! Я бургомистр Браунау, слышите? И я наведу порядок и в этом городе, и в своем доме. Впредь, Марика, я запрещаю вам видеться с этим бродягой. С этим подонком!
– Томас тут ни при чем, он – мой единственный друг!
– Так я и думал! – завопил Рифеншталь. – Вы слышали, что я вам сказал, барышня? Вы его больше не увидите. И могу вас заверить, что впредь этот крысеныш будет иметь дело со мной. А теперь – марш немедленно в свою комнату!
Разволновавшаяся мать схватила Марику за руку, и обе исчезли на втором этаже.
Поправив воротничок, господин Рифеншталь вернулся к письменному столу и снял телефонную трубку.
– Герман? Да, это опять я. Слушайте хорошенько, у меня для вас есть важное поручение. И я хочу, чтобы вы устроили мне это как можно быстрее…
28
Уже несколько дней Ти-Том не видел Марику на дороге из школы. Он проводил время, читая и наблюдая за окрестностями с высоты своей обветшалой башни. В Браунау тем временем установилась какая-то особенная осень, погрузившая его в сумрак.
Но главное, ему не хватало Марики. Неужели ее куда-то отослали?
Решив проверить это, он, несмотря на свои страхи, отправился в городок, чтобы разыскать ее следы.
Ему пришлось пойти по той же дороге, на которой старый Зоф нашел свою смерть. Там, где антиквара забросали камнями, мальчуган замедлил шаг. И заметил, что от произошедшего не осталось и следа.
Была среда, вторая половина дня. Деревня казалась серой и призрачной. Он искал Марику в сквере, на улицах, но напрасно. Только заметил мимоходом, что улица Блох сменила название.
Наконец он оказался перед богатым домом Рифеншталей. Как обычно, обогнул его и пролез под оградой, там, где решетка была продавлена снаружи, и оказался в большом саду. Это было тихое место с зеленым газоном, дорожкой, посыпанной белым гравием, и большим тополем, чья листва касалась каменных стен дома.
Ти-Том не осмелился позвать Марику из опасения обнаружить себя. Подобрав горсть камешков на дорожке, змеившейся до самого входа, он стал бросать их один за другим в ее окно на втором этаже.
Залаяла собака; за стеклом появилась Марика – осунувшаяся, со следами побоев на лице. Заметив Ти-Тома, она лишь печально улыбнулась ему, отчего он встревожился еще больше. Потом девочка приложила указательный палец к губам и исчезла на несколько секунд.
Когда Ти-Том снова увидел ее, она торопливо бросила в окно скомканную записку. Томас побежал ловить порхавший клочок бумаги. Потом спрятался под тополем, чтобы ее прочитать.
«Я больше не могу с тобой видеться, родители запрещают. Надеюсь, ты понимаешь. Мне в самом деле очень жаль».
Лицо Ти-Тома изменилось. Он еще раз взглянул на окно. Там уже никого не было. Марика ушла.
Он подождал еще несколько минут, надеясь на другой знак и более подробные объяснения, но Марика больше не появилась.
Тогда он залез на дерево, чтобы попытаться заглянуть в комнату, но сук под ним с треском обломился.
Собака залилась лаем еще пуще. Ти-Том даже не успел соскочить с дерева, как дверь распахнулась и на пороге появился человек с перекошенным от гнева лицом. Это был господин Рифеншталь. Он заорал, перекрывая собачий лай:
– Убирайся отсюда, паршивый крысеныш! Как ты посмел ко мне залезть? И не вздумай приближаться к моей дочери! Понял?
Бургомистр выхватил из кармана мобильный телефон и позвонил в полицию:
– Тут бродяга! Залез ко мне… Осмелился проникнуть в мое владение. Приезжайте немедленно!
Томас уже улепетывал сломя голову. Нырнул под ограду и снова оказался на улице.
Ледяной ветер хлестнул его по лицу. Он поднял воротник куртки и втянул голову в плечи.
