Руслан Мельников - Тайный рыцарь
Хотя дубок-то не простой. Ствол у лесного великана — неохватный, а меж мощных корней зияют три глубокие ниши. В каждой — по раскрашенномy глиняному истукану почти в рост человека. В центре — краснорожий дядька с черной кудрявой бородой. Перед этим идолом тлеют угли небольшого костерка. Судя по обилию золы, давно уже тлеют. Что-то тут у пруссов вроде незатухающего вечного огня.
Справа от чернобородого стоит грубо слепленная статуя совсем еще молодого парня. На голове юнца — глиняный венок из колосьев, а подле ног — горшок, набитый соломой. На горшке — незамысловатый узорчик в виде змейки.
Из левой ниши грозно смотрит суровый старикан в рогатом шлеме — тоже из глины. Рядом с дедком аккуратно сложены человеческий, лошадиный и коровий черепа. Эти уже настоящие.
«Обитатели прусского пантеона, — догадался Бурцев. — Молниевержец Перкуно, бог молодости, урожая и источников Потримпо и повелитель мертвых Патолло. Ох, и попал же ты, Васька, в самое сердце Священного леса попал».
Он выставил перед собой дубинку, опасливо осмотрелся по сторонам. А вот глянуть вверх — за еловые лапы, под которыми сам же и прятался, — не удосужился. Напрасно…
Шаг, два — и жрецы посыпались с деревьев как горох. Захлопали в воздухе длинные широкие одежды. Что-то мелькнуло перед глазами. Послышался сухой стук дерева о дерево. Первый нападавший рухнул прямо на руки, выбил посохом палку чужеверца. Еще двое или трое спрыгнули справа, другая парочка — слева. А сколько противников очутилось сзади него, Бурцев даже не понял. Зато ощутил хрясткий удар по затылку. Хорошенький такой удар. Неточный, правда: тот, кто его нанес, видимо, сам не удержал равновесие после приземления. Да и толстая войлочная шапка-подшлемник уберегла голову. Но с ног Бурцева все-таки сшибло.
Он выкатился из укрытия к языческому капищу — прямо в Круг Смерти. Используя инерцию, кувыркнулся через плечо, подскочил на ноги, прыгнул вперед — под дуб.
Охранник Аделаиды уже стоял в боевой стойке, направив свой посох в голову противника. То ли ударить хотел, то ли зацепить изгибом кривой палки за шею. В любом случае выпад прусса не достиг цели.
Бывший омоновец уклонился от просвистевшей палки, левой рукой отбил жреческое оружие в сторону, правой нанес в открытую челюсть одноглазого добрую зуботычину. Вайделот перелетел через валявшуюся сзади пленницу. Грохнулся на спину. Подвывая и подволакивая за собой посох, пополз за дуб.
Рот Аделаиды больше не зажимала жреческая ладонь. И княжна вопила в голос. Обрадованно вопила, восторженно. Словно азартная фанатка на боях без правил.
— Вацлав! Давай, врежь этим язычникам! Бей идолопоклонников богопротивных! Разорви их всех!
Полячка кричала и подбадривала, будто и не было между ними недавней размолвки. А бой под дубом действительно разворачивался без всяких правил. Нешуточный бой! Десяток кряжистых бородатых пруссов с дубьем в руках уже обступали безоружного противника и связанную девчонку. Ничего ж себе раскладец…
Бурцев увернулся от одного посоха, отскочил от другого.
— Развяжи меня! — потребовала Аделаида.
Ага, как же! Пока он будет возиться с узлами, жрецы забьют, на фиг, обоих. Как мамонтов забьют. Пережигать путы угольками тоже времени нет. Нет и захудалого ножика под рукой. Да чего там — у него вообще сейчас ничего нет. Кроме набитых до мозолей кулаков и проворных ног.
В слабой надежде Бурцев глянул за дуб. Облом-с! Кривой на левый глаз охранник Аделаиды успел свалить вместе со своим посохом. И чем теперь прикажете обороняться? Голыми руками? Или хрупкими глиняными истуканами? Бурцев подхватил из-под ног прусского бога мертвых Патолло бычий череп. Держа за рог, угрожающе поднял над головой. Смешно, конечно, но хоть что-то…
От визга жрецов, возмущенных таким святотатством, заложило уши. Не стало слышно даже криков Аделаиды, которая все еще требовала, чтобы он, бросив все, освободил ее от веревок.
Бычий череп разбился о первую же бородатую морду прусского священнослужителя. Еще одного Бурцев согнул пополам ловким ударом ноги под дых. Третьего подцепил мощным апперкотом. Но больше увертываться от мелькающих в воздухе палок он уже не мог.
Дотянулись сразу трое. Сильный тычок в грудь. Удар жреческого посоха под колени. Да и по черепушке приголубили — мало не показалось: шапка слетела, в глазах заплясали искры.
Уже падая и готовясь к неминуемой смерти посреди языческого капища, Бурцев услышал зычный клич:
— Готт мит унс![9]
«Немцы», — спокойно, без тени радости или огорчения, подумал он. А чего радоваться, чего огорчаться? Что разъяренные жрецы, что тевтонские рыцари — все ведь едино.
Глава 17
Ни его, ни Аделаиду лесные вайделоты добивать не стали. Пока… Третий святотатец, нарушивший запретную границу, привлек их внимание. Новый противник был один, но посерьезнее безоружного Бурцева.
Чужеверец на крупном боевом коне во весь опор несся к Священному дубу. Чуть привстав в стременах, прикрывшись щитом и выставив перед собой тяжелое рыцарское копье с небольшим щитком для правой руки и ярким вымпелом под массивным наконечником, он уже издали лаялся по-немецки.
Голос из-под ведрообразного рогатого шлема-топхельма звучал глухо и грозно. Звенела новенькая, словно только что из оружейной мастерской длиннорукавная кольчуга двойного плетения. Блестели на солнце стальные пластины поножей, наколенников и латных рукавиц.
Длинный прямой меч болтался на рыцарской перевязи слева. Справа — на поясе торчал граненый кинжал-мизерикордия. Тот самый «кинжал милосердия», которым у благородных господ принято добивать друг друга в смертельных поединках. За спиной развевался теплый походный плащ, подбитый мехом. Нагрудную котту и треугольный щит украшал не тевтонский крест, а вычурный роскошный герб: вставший на задние лапы золотой медведь на белом фоне. Кроме того, на груди всадника висела плоская деревянная коробочка. Ковчежец вроде тех, в которых монахи и особо набожные рыцари носят святые мощи.
Нападавший проскочил меж двух коней лесного мегалита, влетел в толпу пруссов. Первого вайделота опрокинул и истоптал конем, второго достал копьем. Жрец, попавший под тяжелый наконечник, так и отпрянул от удара к самому дубу. Ударился спиной, а затем копье буквально пригвоздило бездоспешное тело в балахоне к толстому стволу. Древко переломилось, рыцарь на коне пронесся мимо — к противоположному краю Круга Смерти, превратившегося сегодня в ристалище. Вайделот медленно сполз с куцего обломка на землю. Глубоко вбитый под кору наконечник и окровавленный банер остались торчать в дереве.
Пруссы взвыли — дико, отчаянно. Дерзость чужака, осмелившегося поднять руку на Священный дуб, ввергла жрецов в состояние буйного помешательства. А рыцарь уже разворачивался для новой атаки. Теперь в его руке сверкал обнаженный меч. Сломанное копье он, однако, не выкинул: укороченное почти по самый наручный щиток древко торчало за спиной всадника из специальных петель на высокой задней седельной луке. «Бережливый немчура, — отметил про себя Бурцев, — оружием так просто не разбрасывается!» Ни у кого и никогда прежде он не замечал столь трепетного отношения к собственному оружию во время боя. Ибо все-таки чревато подобное жмотство в скоротечной драке. Ох, как бы жадность не сгубила сегодня этого фраера.
Рыцарь снова всадил шпоры в конские бока. Заорал:
— Готт мит унс!
Снег и пепел погребального костра Глянды взметнулись из-под копыт.
Жрецы тоже что-то заголосили. Видимо, доказывали, что здесь боги все же на их стороне. Наверное, так оно и было — место-то располагало. Прусское капище как-никак…
Второй наскок оказался не столь удачным. Едва всадник приблизился, жрецы пустили в ход свои посохи. Действовали ими священнослужители леса весьма умело. Бить — не били, не особо надеясь сшибить закованного в латы противника на землю, но скакали зайцами вокруг, хитрили, финтили, путали рыцаря обманными выпадами, пугали лошадь. Конный немец успел зарубить лишь одного вайделота и затоптать второго, когда меж передних ног его скакуна какой-то пруссак вдруг ловко сунул свою крючковатую клюку.
Жеребец сбился с шага, споткнулся, грохнулся на колено, с трудом поднялся снова. Чтобы удержаться на коне, рыцарь вынужден был схватиться за повод обеими руками. Немец опустил и щит, и меч, открылся. Вот тут-то его и подловили. Кривая рукоять длинного посоха зацепила его сзади за шею, своротила набок шлем. Проворный вайделот сильным и резким движением выдернул всадника из седла, как выдергивают расшатанный зуб из десны.
Лопнул ремень топхельма. Железный горшок с рогами слетел с головы. Немец тяжело грохнулся на спину. Конь с перепугу ломанулся в чащу.
Секунду оглушенный падением всадник лежал без движения. А в следующую его рука дернулась к нагрудному ковчежцу. Что ж, самое время взывать к святым мощам: в воздухе уже мелькали жреческие дубинки и оброненный рыцарский меч. Beроятно, бесстрашный германец так и обрел бы вечное упокоение под Священным дубом пруссов, если бы в последний момент ему не помогли. Не нетленные мощи, нет, — Бурцев.
