Александр Афанасьев - Силовой вариант ч. 2(СИ)
Понятно одно — своих с готовым к бою Стингером — не встречают!
Холм — скрыл его, он смог перевернуться на спину как жук — и только сейчас ощутил, как болит все его тело, все мышцы, как они затекли от долгого лежания. Впрочем — и то что он сделал сейчас было ошибкой: на вражеской территории всегда, не исключая ни единого момента надо вести себя так, как будто ты под прицелом.
Шило — шумно перекатился рядом.
— Тихо!
Хотя сам только что нашумел.
— Це что за хрень… — спросил Шило, мешая русский и украинский, как всегда в минуты волнения — шо це таке?
— Не знаю…
Судя по гаснущему звуку винтов — вертолеты уходили, уходили на запад.
— Пошли.
— Ты что, охренел, Старшой?
Скворцов сделало то, что в такой близости от противника делать ни в коем случае было нельзя. Он встал на ноги. Побежал вниз, к подножью холма, пригнувшись — но все же побежал. И если сейчас появится вертолет или у этих… то ли американцев, то ли черт знает кого есть вынесенный пост наблюдения — он попал. Но… кто не рискует, тому и спирта разведенного, с самолета слитого не достанется.
Шило последовал ха ним, оглядываясь по сторонам и держа оружие наготове.
— Ты… чего… задумал… Старшой.
— Смотри по сторонам. Надо их обойти.
Скворцов чувствовал, что дело неладно. Надо посмотреть — кто это прилетел с советской стороны. Это что за контакты. В Кабуле его не ориентировали на работу против КГБ — но он чувствовал, что что-то неладное происходит. Непонятное, подозрительное — и потому неладное.
Дошло же до того, что местный генсек предал? Дошло. Дошло до того, что метлу в Пакистан генерал угнал и экипаж убил? Дошло. Дошло до того, что один член Политбюро в Америку сбежал, а второго — к вышке приговорили за измену Родине? Дошло. А если и тут такое же? Надо бдительным быть.
Только бы успеть…
Успели. На позицию он выдвигался по миллиметру — американцы совсем рядом, смотрят именно в направлении на запад и он — как раз попадает в поле бокового зрения, на линию огня пулеметчиков и снайперов. Это тебе не со спины заходить. Одному заорать и огонь открыть — все. Приехали.
Шило даже на позицию не вышел. Остался внизу, прикрытый холмом — на всякий случай. У него останется возможность маневра, чтобы не случилось.
Медленно. Еще медленнее. Еще…
Будь как ветер. Как змея. Как скользнувшая по стерне мышь…
По миллиметру он начал устанавливать винтовку.
Есть. Установил…
Почти опоздал. Но — именно почти.
Он увидел семерых. Чуть подальше — еще троих. Трое были с оружием, они прикрывали встречу и никто не видел его. Они занимали невыгодную позицию и целились снизу вверх, в американцев. Нет, не в тех, которые занимали позиции на холмах. А тех, которые стояли открыто и о чем-то разговаривали с русскими. Видимо — как последняя гарантия. Мол, устроишь ловушку — может, меня твои люди и замочат — но сам при этом умрешь. Американцы тоже взяли на прицел русских — и не замечали распластавшегося справа на холме снайпера.
Русские. Трое. Ни один из них не был в военной форме — но как минимум двое военные. Это видно по тому, как сидит на них гражданская одежда. Одному куртка мала, у другого — наоборот, болтается. Набросили на плечи первое попавшееся, если бы носили постоянно — нашли бы себе по размеру. А тут — на один раз…
Третий. Этот и есть главный — потому что он стоит чуть впереди и разговаривает с американцами. Хорошо разговаривает — без лишних драматических жестов, наверняка даже голос не повышая. Этот одет в свою одежду, которую он носит постоянно и которая удобна для него. Легкая куртка, спортивная, белая рубашка, брюки, ботинки… гражданские, но на шнуровке, с ноги слетать не будут, даже если придется бежать.
Скворцов перевел прицел выше…
Лицо… в профиль, совершенно обычное. Может быть, на той стороне шрамище в полрожи, но вряд ли. В органы с такими броскими приметами фиг возьмут. Обычное лицо, насколько можно судить, ничем не примечательное. В толпе раствориться — да запросто. И одет как командированный в Кабул — с базара, но скромно…
Скворцов немного изменил положение винтовки, чтобы рассмотреть американцев.
Трое. Один военный и двое гражданских. Точнее — один гражданский, один ни то ни се. Одет вроде как гражданский, легкая светлая куртка — апаш, джинсы, по размеру подходит… вот только когда смотришь на него, приходит в голову мысль встать и отдать честь. Значит, военный. Среднего роста, тоже неприметный, на лице — многодневная щетина, не брился дней десять, не меньше. Второй — здоровый, под метр девяносто, плотный, чисто выбритый — или достойно несет бремя белого человека, либо — прибыл только что, в то время как небритый — местный резидент.
Или… небритый — прибыл раньше, что-то нашел, установил контакт с кем-то, доложил наверх — и прибыла подмога со старшими по званию во главе?
Рассуждения в стиле Шерлока Холмса? Да, но они иногда бывают верными. Да и просто — не позволяют мозгам паутиной покрываться.
Третий — военный, камуфляж, причем не пустынный, а обычный, для леса. И у других американских военных — тоже. Тоже только что прилетели? И готовились в спешке, не успели сменить обмундирование на подходящее для данного ТВД? Или — отвлеченные рассуждении а-ля Шерлок Холмс?
А это что за чертовщина?
Человек — и на голову надет мешок! Самый настоящий мешок, надевается сверху, закрывает верхнюю часть тела и привязывается веревкой на уровне повыше локтей. Свободный конец веревки берешь в руки и ведешь… так духи перемещают пленных и рабов, один раз они наткнулись на такое.
Вот только нахрена на этом человеке — советские десантные полусапоги, а?
Все интересатее и интересатее, как сказала бы Алиса, провалившаяся в нору.
Он снова решил рассмотреть главного среди советских — потому что то, что он видел сильно напоминало акт предательства. И вовремя! Как раз в этот момент, советский начал поворачиваться, чтобы уходить — и на какой-то момент повернулся к Скворцову лицом. На момент — достаточный, чтобы он увидел его лицо через прицел. Пусть с шестисот метров, пусть всего с шестикратным увеличением — но увидел.
И запомнил.
Советские начали отходить. Американцы тоже — но пятясь спиной. Под тридцать американцев опасались всего шестерых русских.
Появились вертолеты. Американцы уже исчезли за гребнем холма, их никто не преследовал. Вертолет завис, с него сбросили веревочную лестницу и советские, один за другим начали залезать в вертолет.
Вертолеты ушли в сторону советской границы.
Скворцов лежал неподвижно еще целый час. Потом начал отползать…
Шило залег у подножья холма, бросив вокруг себя веревочный аркан — чтобы не лезли змеи, насекомые и прочая неприятная живность…
Скворцов перевернулся на спину, потом сел, отдыхиваясь. Все это время — он едва дышал, опасаясь, что противник может заметить малейшее шевеление — и теперь никак не мог насытиться простым воздухом.
— Что там? — негромко спросил Шило
— Ерунда какая-то. Наши и американцы. Какая то встреча.
Шило помолчал. Потом сказал
— Я номера вертаков запомнил. Вертаки наши…
— Еще бы не наши…
Номера вертаков. Любое задействование вертолетной техники фиксируется. Что-то не верится, что вертолеты закреплены за этими. Зачем им? Приехали в Кандагар, пробили выделение летных часов, полетели. Спецназу вертолеты с боем закрепляют, проблем не только у командиров всех рангов.
— Что делать будем?
— Стукни на базу.
Шило достал рацию — маленькую, без антенны всего то размером с половину кирпича, каждый боец носить может. Выдвинул антенну. Настроил канал…
— Кирпич-шесть, я Странник. Кирпич-шесть, я Странник, ответь… Кирпич-шесть…
Кирпич-шесть — был позывным разведточки ГРУ. Каждый месяц он менялся по произвольной схеме. А вот люди — свои позывные меняли очень неохотно, считалось, что сменить позывной — все равно что имя свое сменить.
— Ну?
— Не запряг. Не ловит ни хрена. Помехи одни, мать их…
Это могло означать все что угодно. Начиная от того, что горы глушат сигнал — и заканчивая тем, что работает глушилка.
— Совсем ничего? Погоняй по эфиру.
Шило погонял, вслушиваясь…
— Совсем…
— Выходим — решил Скворцов — по пути попробуем. С какого-нибудь возвышения…
— На выход идем?
— Да…
На полпути — они вышли на холм, еще раз взялись за рацию — на сей раз связь установилась неожиданно легко. Возможно, у Шило просто была неисправна рация.
— Странник, я Кирпич-шесть, прием.
— Кирпич-шесть, дай двадцать восьмого.
— Странник, удерживайте линию.
Почему Джафар называл себя двадцать восьмым — они не знали. Но так было — в переговорах частенько проскакивало «двадцать восьмой» и даже просто в разговорах — называли точно так же.
