Александр Абердин - Десант в прошлое
Мне в какой-то мере повезло, ведь рядом со мной была Оля, но с другой стороны я первый стал Брошкиным. Моя любовница, к которой я проникся ещё большими чувствами, чем раньше, ещё осенью сказала, что "вселится" в тело молодого, рослого и сильного парня, пусть даже тот будет неграмотным крестьянином. Только так она могла, по её словам, полностью сосредоточиться на своём любимом ракетостроении и в последующие годы доказала, что петрит в ракетах ничуть не хуже самого Королёва. Точно так же решили все наши женщины-учёные и объясняли они это таким образом — быть в начале прошлого века учёной, к тому же молодой красавицей, значит подвергать себя опасности, вызывая ненависть у всех мужчин не нашего круга. Зато юный гений будет иметь непререкаемый авторитет в научной среде. Что же, время показало, что они были правы.
В любом случае меня совершенно не волновали такие пустяки, ведь я не собирался становиться великим учёным. На меня и без того свалилась такая куча обязанностей, что я порой был готов выть от тоски и скрежетать зубами от бешенства и вот почему. Меня нисколько не удивляло, что все мои друзья, а именно так у нас повелось с первого дня — быть друзьями не разлей вода, ратовали за жесточайшую дисциплину и требовали друг от друга полного самоотречения. Они были офицерами и этим всё объяснялось. Куда больше меня поразили учёные, инженеры-конструкторы и рабочие, которые не только поддерживали их, но и вообще были готовы стать чуть ли не воинствующими монахами, чему я с такой силой сопротивлялся.
Очень примечательной была одна вербовка, которую я провёл в первых числах декабря. Помимо общего руководства, я не снимал с себя обязанностей по темпоральным исследованиям, не говоря уже о своих обязанностях главного изобретателя ментального шлема, мне приходилось заниматься в том числе и рутинной работой. Когда я в очередной раз вошел в зал наблюдения, то сорвал с доски первую же попавшуюся ориентировку и направился к креслу. Уже через десять минут я знал, где мне следует искать Виктора Зиновьевича Проскурина, крепкого и бодрого старика восьмидесяти пяти лет от роду, героя социалистического труда и одного из лучших рабочих станкостроительного завода имени Серго Орджоникидзе. Мы много знаем о гениальных учёных, поэтах, писателях и художниках, так вот, Виктор Зиновьевич был гениальным рабочим, профессионалом высшей квалификации, а именно такие нам и были нужны.
Свою дачу он превратил в нечто фантастическое, построив на шести сотках сказочный теремок. В доме у него тоже царил полный порядок и когда я убедился, что он отличный мужик, то встав с кресла сразу же позвонил ему. Старый рабочий при новой власти сильно нуждался в деньгах и потому хотел продать свою единственную ценность — дачу. Представившись покупателем, я сказал, что хочу заехать за ним завтра с утра и посмотреть на это чудо. В девять утра старик уже ждал меня возле своего дома, а поблизости околачивался внук, который снова влип в какое-то дерьмо и буквально на коленях, как я потом узнал, умолял деда выручить его, что было правдой. Когда Виктор Зиновьевич сел в машину, я сразу же задал ему стандартный вопрос и уже через двадцать минут мы поехали на одну из наших явочных квартир. Вообще-то его единственной мыслью в тот момент было выручить из беды внука и мы выручили этого незадачливого коммерсанта, передав тому восемьдесят тысяч евро. Зато уже во второй половине дня, осматриваясь на новом месте, старый мастер на все руки огорошил меня такими словами:
— Коля, всё, что я увидел, это конечно здорово, но ты подумал о том, как не дать народу там, в прошлом, разбежаться?
— Дед, мы как раз сейчас думаем об этом. — Ответил я, довольный собой — Мы каждого отбираем поштучно и не торопимся делать предложение первому встречному.
Старик негодующе махнул рукой и рыкнул:
— Не городи чушь, Коля! Я не об этом говорю. Сейчас, с перепугу, все хорошие, но какими мы станем там? В общем так, разведка, я думаю, что к каждому переселенцу нужно приставить даже не по сторожевому псу, а по самому настоящему палачу, чтобы при малейшем поползновении свалить, тот его тут же ликвидировал. Ну, по персональной овчарке приставить к нам, мастеровым людям и учёным, не получится, но хотя бы один пастух на десять душ нужен обязательно, а над этими пастухами нужно других поставить. В общем считай это моим требованием, Коля. Понимаешь, вселившись в тело какого-нибудь парня, который погибнет в Первую мировую или в гражданскую, я ведь убью его не полностью и то, что ты говорил мне о смерти моих детей и внуков, это всё ерунда. Думаю, что они и без меня родятся, ведь я тоже запросто могу родиться в новом двадцать восьмом году, только мне уже не придётся на Урал эвакуироваться и в четырнадцать лет к станку становиться потому, что той войны мы не допустим ни за что. Костьми все ляжем, но не допустим.
— А мы и гражданской войны не допустим, дед, — с улыбкой потрепав старика по плечу, сказал я, — а ещё сделаем так, что и в Первую мировую наши солдаты не станут гибнуть тысячами. Хоть мне и стыдно говорить об этом, Виктор Зиновьевич, а всё же я тебе признаюсь. Первая мировая война нам нужна, как компресс больному на голову. Без неё мы не сможем тех, кого нужно, попросту повесить, а всех виновных без жалости выпороть. Нам ведь нужно будет сделать так, чтобы та война стала последней.
Старик снова перебил меня:
— Коля, мы не на партсобрании, а ты не на трибуне. То, о чём ты говоришь, и коню понятно. Ты другое пойми, командир, все твои бойцы должны подчиняться любому твоему приказу беспрекословно, а ты, ей Богу, слюнтяйство тут разводишь. В общем я за то, чтобы каждый за всё, что он делает, жизнью отвечал и знал об этом с первого же дня. Незаменимых людей нет, Коля, зато ржа начинает металл точить с крохотного пятнышка. А уговаривать меня не надо. Твои уговоры стали лишними, когда я увидел, как эти поганые валерики начали гвоздить по Москве своими огненными шарами никого не жалея.
В новогоднюю ночь нам с Олей повезло, ни ей, ни мне не нужно было заступать на темпоральную вахту и потому мы смогли и шампанского выпить и ещё кое-чем заняться. Устроившись поудобнее в моих объятьях и глядя на экран телевизора на то, как Барбара Брыльска выпроваживает пьяного в дупель Мягкова из квартиры, моя любовница-ракетчица, уже не думавшая о замужестве, вдруг спросила:
— Коля, как бы нам сделать так, чтобы вынести из двадцать первого века как можно больше научно-технической информации?
Вздохнув, я честно признался:
— Даже не знаю, Оленька, а это ведь очень важное дело, ведь там у вас не будет на первых порах ни компьютеров, ни справочников и максимум, на что вы сможете рассчитывать, это только на одни арифмометры "Феликс" и логарифмические линейки. Понимаешь, далеко не каждый разведчик обладает феноменальной памятью, хотя всех, у кого она как раз именно такая, я намерен загнать в читальный зал и заучить наизусть как можно больше самых важных справочников.
Оля шлёпнула меня по губам и сердито сказала:
— Колобок, ты бы не мучился дурью, а лучше придумал, как превратить твой ментальный шлем в что-то вроде хард диска компьютера или электронной записной книжки, если ты говоришь, что с момента нашего прохода в прошлое мы уже не сможем видеть будущего. Его ведь действительно просто не будет существовать по той причине, что профессор Соколов не случайно создал свой соколовит. Думаю, если ты хорошенько постараешься, то у тебя всё получится или пеняй на себя. Мне вовсе не хочется ошибиться в расчётах и потом взлететь на воздух вместе со своей первой же ракетой. Щучу, конечно, мы ведь не идиоты, чтобы испытывать ракетную технику на коленках. Слава Богу, до нас уже было сделано столько ошибок, что мы вправе их уже не повторять. Ты понял мой приказ, Коленька?
Оле пришлось переспросить трижды, прежде чем я ответил, так как меня в тот момент охватил такой исследовательский зуд, что я весь ушел в свои мысли. Ответив, что понял, я ссадил девушку с коленей, встал и направился к креслу с лежавшим на нём шлемом. Как это ни странно, но ведь я и до этого именно со шлемом на голове находил ответы на множество вопросов, касающихся темпоральных исследований. В будущее я мог заглянуть на добрых пять тысяч лет и при этом удалялся от Земли на несколько десятков тысяч световых лет и везде видел этих проклятых валаров, которые, словно саранча, стремились заполнить всю галактику. В прошлое я и вовсе мог заглянуть хоть на миллиард лет, что иногда и делал. Я точно знал, что кому-то так осточертели валары, что после того, как завершился их первый полёт с целью колонизации, а они летели к нашей планете со скоростью в десять и три десятых раза большей, чем скорость света, что этот кто-то создал на Земле все необходимые условия, чтобы на этом их экспансия завершилась.
В общем мы по сути находились в прошлом, а не двигались в неизвестно какое, то есть совершенно неопределённое, будущее, в котором единственное чего точно не будет, так это тотальных бомбардировок из космоса. До этого времени я использовал ментальный шлем только как "транспортное" средство для своего сознания. У нас уже имелся неплохо оборудованный цех для их изготовления методом литья под давлением отдельных частей в стальные формы. Шлемы стали не столько удобнее, сколько просто практичнее, а так их хоть методом выколотки изготавливай и к тому же соколовит прекрасно паялся с помощью обычной фефки и проволоки из него же. Как только Оленька заявила мне своё требование обеспечить её хотя бы надёжной записной книжкой, у меня в голове снова кое-что прояснилось, но я всё же решил прибегнуть к испытанному средству.
