Борис Царегородцев - Комфлота Бахирев
Вначале немцы пробовали остановить то, что на них ползло, рыча и стреляя из пулемета, также пулеметными очередями и стрельбой из винтовок, но пули на дальней дистанции с визгом рикошетили от стальных бортов. Да, тем, кто сидел внутри этих коробок, не позавидуешь, когда пули не переставая барабанят по корпусу. Потом, когда огонь открыла германская гаубичная батарея, сидящим там стало совсем тошно – вдруг да попадет снаряд в коробку, а тут брони-то всего полдюйма – это в лобовой проекции, а по бортам она еще тоньше и прямого попадания не выдержит. То, что такая броня пробивается осколками снарядов, испытал на своей машине прапорщик Новоселов. Один крупный осколок от разорвавшегося вблизи фугасного снаряда попал в борт его боевой машины. От чудовищного удара в десятимиллиметровой броне образовалась продолговатая дыра с загнутыми вовнутрь острыми краями, в которую свободно проходили четыре пальца. В пылу боя он еще не осознавал, как ему повезло, что этот осколок никого не задел и не ранил. Но после боя прапорщик понял, как ему крупно повезло, когда он обнаружил, что его кожаная куртка на спине в районе поясницы разрезана на всю ширину. На каких-то нескольких сантиметров или даже миллиметров коса смерти промахнулась, предоставив прапорщику еще один шанс в этой жизни.
Еще одну из бронетачанок – из доклада поручика Баранова – чуть не перевернуло набок от рядом разорвавшегося фугаса. Этому экипажу повезло вдвойне, что снаряд глубоко вошел в грунт и осколки в основном прошли вверх. Какое-то время их машина накренившись проехала пару метров на одной гусенице, а потом еще сверху обрушилась земля, поднятая взрывом, создавая иллюзию быть похороненными заживо под ее толщей. Все это оставило неизгладимое ощущение двум сидящим внутри «танкистам».
Вся надежда на скорость и маневр, как говорили танкисты в следующую войну. Пока и здесь это выручало – не так-то просто попасть в движущуюся мишень из гаубицы с закрытой позиции, да еще когда эта цель почти вплотную приблизилась к их окопам. Прорвав последний ряд проволочного заграждения, танкетки подступили к самым окопам, простреливая их вдоль. Противник начал в спешке отступать к следующей линии обороны. Полковник Ванцович решил продолжать преследование, пока враг не очухался, и генерал Михайлов его поддержал, для усиления перебросив батальон из 68-го полка. А русская пехота двинулась дальше, предварительно забросав в одном месте самую неглубокую и неширокую траншею, давая возможность танкеткам пройти дальше, сознавая, что с помощью такой поддержки они смогут захватить и вторую линию обороны. В этот день в полосе наступления 69-го полка, где впервые были применены бронетачанки, наши войска захватили немалые трофеи, брошенные немецкими солдатами, отступавшими на гране паники. Было захвачено в плен около двух сотен немецких солдат и несколько офицеров. Немцы были подавлены произошедшим. Они в течение нескольких месяцев держали здесь надежную оборону и были уверены, что их не так-то легко выбить с этой возвышенности, и не раз это доказывали русским, которые уже пытались это сделать, но, потеряв уйму народу, возвращались на исходные позиции. А тут раз – и эта неожиданная атака. Похожие на бронеавтомобили, только на гусеничном ходу, машины двигались на их позиции. Пули их не брали. Им даже заграждение из прочной колючей проволоки, установленное в несколько рядов, не стало помехой. И огонь гаубиц не остановил. А что тогда может сделать пехота – правильно: бежать, и бежать очень быстро.
Русское командование выразило большое сожаление, что в этом наступлении действовало мало таких полезных машин. Все участники двухнедельных боев были награждены. Но за время этих боев взвод потерял троих бойцов убитыми и троих ранеными. В относительной целости и сохранности осталось только две машины, остальные нуждались в ремонте. Но все равно действия первого бронеходного подразделения были признаны успешными. Срочно были выданы заказы на многие заводы страны на постройку не менее трехсот таких машин. Вот поэтому Пороховщиков и оказался на юге.
II
Во второй половине марта, а точнее, двадцать первого, я на эсминце «Гневный» ушел в Николаев. До этого погода была относительно благоприятная, и еще за несколько часов до выхода ничто не предвещало шторм. Я надеялся на приятную прогулку по морю.
Через час после того, как «Гневный» вышел в открытое море, ветер стал крепчать, поднялась волна, нас стало сильно качать и, когда мы увеличили ход до двадцати двух узлов, идя против волны, стало бить носом, причем волны перекатывались даже через мостик. Все, кто там находился, промокли насквозь, и никакие дождевики не могли помочь. Были моменты, когда становилось так тяжело, что я колебался, не повернуть ли назад и отправиться в Николаев на поезде. В Николаеве были намечены два торжественных мероприятия, а раз идет война, все торжества решили провести в один день. Первое – это спуск на воду легкого крейсера «Адмирал Лазарев». Для участия в церемонии в Николаев прибыли морской министр Григорович и начальник кораблестроительного отдела ГУК генерал-лейтенант Петр Филимонович Вешкурцев. Второе – закладка первых шести десантных кораблей. Потому-то я и пошел на эсминце, понадеялся быстрее добраться до Николаева. И тут внезапно разразился шторм, а стоять в такую непогоду на мостике эсминца очень тяжело. Прежде всего, чтобы простоять несколько часов подряд на холоде и ветру, надо очень тепло одеться, иначе замерзнешь. Перекатывающиеся через мостик волны все время обдают водой; следовало бы надеть дождевик и резиновые сапоги, а нельзя, в них слишком холодно. Вот и стоишь, понемногу намокая, и крепко держишься обеими руками за поручни мостика, а ногами упираешься в палубу. Скоро привыкаешь к направлениям размахов качки и упираешься уже как-то автоматически, в такт уходящему из-под ног мостику, приседая временами, чтобы брызги разбившейся о нос волны пролетели мимо. Командир эсминца капитан второго ранга Лебедев настоятельно попросил меня удалиться с мостика и пойти в каюту погреться и обсохнуть. Но как я мог уйти с мостика, ведь это по моей милости им пришлось выходить в море, а теперь мокнуть на холодном ветру, хотя можно перейти в боевую рубку, там суше и ветер практически не дует. Да, в такую погоду море неприветливое, злое, так и кажется, что будто в порыве какой-то страшной, неведомой злобы оно разнесет наш эсминец в щепки, но он только скрипит да переваливается с борта на борт, перескакивает с одной волны на другую. Лебедев наконец уговорил меня уйти – не дай бог, я вдруг простужусь или еще что-то случится, с него спросят, почему не уберег командующего. Командиру корабля спокойнее на мостике, когда высокого начальства рядом нет, я это и сам понимал, поэтому спустился в каюту, но приказал всем покинуть мостик и перебраться в боевую рубку.
По приходе в Николаев я узнал, что адмирал Григорович уже прибыл и находится у вице-адмирала Мязговского. Я направился к дому градоначальника.
По прибытии, как и полагается, я доложил морскому министру Григоровичу о состоянии дел на вверенном мне флоте. Прошло всего-то неполных два месяца, так что особо похвастаться было нечем, но и пилюлю, я думаю, тоже пока давать не за что. За это время ни одной боевой единицы мы не потеряли, да и в транспортном флоте от воздействия противника также не было потерь. Какой-никакой, а положительный результат все же у флота был. «Гебен» с «Бреслау» из Босфора пока не высовывались, пролив у нас все время под наблюдением. Вражеские перевозки вдоль турецкого побережья постоянно пресекаем. Есть благодарность от командующего Кавказской армией за действия Батумского отряда и сохранение транспортов по доставке военных грузов для армии. А самой большой удачей я считаю авианалет на Варну, где нам удалось надолго вывести из строя три подводные лодки противника. За этот успешный налет адмирал Григорович похвалил (мне стало как-то даже неудобно, я же лично не участвовал в налете). Потом Иван Константинович поделился последними столичными новостями. О том, как выполняет функцию главного государственного органа управления страной ГКТиО.
– А ты, Михаил Коронатович, опять оказался прав. Японцы ни за что не хотели продать что-либо, кроме «Пересвета», «Полтавы» и «Варяга», так что броненосцы «Ивами» (наш бывший «Орел») и «Хидзен» (это «Ретвизан») продавать они не намерены.
– Так почему же я должен быть не прав, если такая ситуация была и в моем мире.
– Ты постой, не перебивай меня.
– Простите, ваше высокопревосходительство, за мою бестактность.
– Это там у вас, возможно, и не было другого выхода, как их купить, но тут-то после того, как ты рассказал, что к чему, купив эти корабли, мы попросту выкинули деньги на ветер. «Пересвет» погиб при переходе. «Варяг» хоть с горем пополам и дошел до севера, но толку от него из-за технического состояния было ноль. Отправив его на ремонт в Англию, обратно так и не получили. Броненосец «Полтава» оказался более или менее боеспособным кораблем, вот только почти весь остаток войны он простоял в порту у стенки. Так что мы решили воспользоваться твоим предложением. По моему приказу состояние предлагаемых японской стороной кораблей на этот раз проверили более тщательно. Все оказалось в точности, как ты говорил – корабли изношены до предела, и проку от них будет немного.
