Валерий Большаков - Меченосец
– Звать как?
– Саид я...
– А меня Шур. А чего ты тут делаешь?
– Плыву...
– Да это понятно, что не летишь. Ты тут кто?
– Толмач я...
– Переводчик, значит. Ага. С какого?
– С арабского...
– Еще яснее. Я смотрю, тут много лодий плывет...
– Шестнадцать. Светлый князь в поход собрался и сын князя с ним на пару.
– Ага... Понятно... И куда ж они все намылились?
– Ширван грабить...
– Ух, ты... А год какой сейчас, не скажешь?
Унылый Саид очень удивился, даже четки перебирать перестал.
– Двести девяносто девятый год хиджры, – ответил он.
– Хиджры?
Пончик нахмурился. Черт, как же ему совместить обычное летоисчисление с этой хиджрой? Нужна понятная обоим веха... О! В 861-м убили халифа Ал-Мутаваккиля.
– А скажи мне, досточтимый Саид, в каком году его святейшество Ал-Мутаваккиль отправился к Аллаху?
Поглядев на Пончика с интересом, Саид ответил. Шурик посчитал, проверил еще раз, потом подполз к Олегу поближе, и прошипел:
– В девятьсот двадцать первый нас занесло! Малость не докинуло до дому!
Олег кивнул только. Он старательно греб, не глядя на тех, кто греб впереди него, не оборачиваясь назад. Придет время, и он узнает всех, кто с ним в одной лодье...
Глава 3,
в которой Олег получает новое прозвище
Для ночевки русы выбрали берег севернее Дербента. В этих местах степные просторы ужимались до узкой полоски приморской низины. Она то снежными проплешинами солончаков покрывалась, то прорастала ярко-красным покровом солянок, почти вплотную подходящих к морской воде. Пушистые кусты пряно пахнущего тамариска оживляли пески пляжей. А дальше к западу вскидывались зеленые, пока еще не выгоревшие предгорья, изрезанные синими вилюжинами ущелий. По кручам ссыпались кусты татарника, редкие сосенки и можжевельник. В предгорных низинах путались в лианах замшелые рощи с густым подлеском из кизила и терна, а на травянистых лужайках дыбились могучие ореховые деревья.
К подножиям жались убогие кутаны – нижние укрытия для чабанов и овец. Загоны строились из камня, из него же складывали круглые убежища типа юрт. Здесь отары спасутся, когда спустятся с горных пастбищ – уж очень любили барашков тутошние волки. А кавказских тигров стоило опасаться и мелкому рогатому скоту, и пастухам – кто их знает, полосатых? Баранинкой придут полакомиться или человечинкой закусят?
Варяги подтащили лодьи поближе к отмелому берегу и канатами привязали к вбитым кольям. Песок пляжей был настолько плотен, что не оставлял следов. Загорать на таком не тянуло, да и времени не было для солнечных ванн – половина воинов занялась укреплением лагеря и стоянки кораблей, а остальные отправились на охоту, убредая по густой и высокой траве – жирные фазаны вспархивали из-под ног и падали, сбитые стрелой, а то и дубинкой. Славный выйдет ужин!
Олегу выпало строить оборонительное сооружение. Вооружившись деревянной лопатой со стальным набоем по режущему краю, Вещий вместе с сотнями новых товарищей копал ров, ограждающий лагерь, и накидывал землю на вал, где на глазах вырастал частокол. Фортификаторы переговаривались:
– Тилен! Подмогни-ка, тут каменюка...
– Щас я!
– Да ты на вал сыпь!
– А я куда?
– На сапоги мне!
– Ништо...
– Вот огрею по хребту лопатой, тогда узнаешь, што или ништо!
– Поддень!
– Да поддел я. Тут корни какие-то...
– Ивор! Кинь топор!
– Держи!
– Подруби.
– И-эх! Готово!
– Кормить нас скоро будут?
– Так ты ж уже ел!
– Да когда это было?
– Копай, давай! Тут осталось-то...
Тяжелая работа горячила мышцы, а множественное шарканье и перестуки грели дух – Олег был в общем строю, он участвовал в походе, «не отрываясь от коллектива». Князь даже презентовал ему персидский меч караджур. Что еще нужно для счастья? Доспехи бы... Ну, это дело наживное. Дураком надо быть, лентяем или трусом, чтобы в военном походе не разжиться золотишком! А за золото любую сталь купишь... Сухов усмехнулся – здорово его эпоха «перековала». А что делать? Жизнь такая... Как кочевнику прослыть героем в глазах девушек? Ему надо украсть коня или отбить от стада пару-другую коровенок – это уголовное деяние расценивается как подвиг. А русу как добиться почета и уважения? Да по тому же сценарию – сходить в поход и вернуться с добычей. И ведь что интересно, разбоем это никто не считает. Грабят-то чужих, а они все – вне закона. Зато, не дай бог, пришибешь своего или ограбишь соседа – мигом виру стребуют, в разор введут. Таков языческий закон. Правда, даже убийцу не предадут смерти, самое большее – изгонят на тридцать лет и три года. Такие вот правила бытия у варваров: со своими – по закону, с чужаками – по понятиям. С другой стороны, после падения Рима вся Европа скатилась к варварству. Здесь все так живут – и степные народы, и оседлые, и короли, и папы римские – тянут все, что плохо лежит, а то, что уложено хорошо, берут с боем. Нехорошо выделяться...
Часа через два лагерь был укреплен, и его внутреннее пространство, защищенное от внешнего мира, вспухло десятками шатров из кож или войлока. Разгорелись костры, поплыли запахи каши и печеной дичи.
К костру Олег подсел с чувством исполненного долга. Пожилой рубака по имени Турберн Железнобокий сунул ему полную миску каши и плюхнул сверху фазанью «голяшку».
– Ешь... – проворчал он.
– Всегда готов, – ухмыльнулся Олег, доставая ложку из-за голенища. И пошел наяривать.
Хмыкнув, Железнобокий подложил ему добавки. Сухов и ее схомячил. И почувствовал, что жить – хорошо! Уже в полной темноте к костру подошел князь Инегельд.
– Турберн? – гуднул он.
– Тута я, – донеслось в ответ.
– Ага...
Боевой Клык подстелил плащ и устроился на песке, вытянув ноги. Рядом присел на корточки Саид.
– Разговор есть, – веско сказал князь.
Олег привстал, чтобы уйти, но Клык остановил его жестом.
– Раз ты с нами, – молвил он, – мне таиться не с руки. Халег! – кликнул он.
– Иду! – донеслось из темноты.
Меж костров и согбенных черных фигур прошел Халег сын Ингоря, совсем еще молодой парень, типичный царевич из сказок – белокурый, краснощекий, курносый и лопоухий.
– Садись, – предложил ему Клык, уделяя место у костра.
Княжич сел и придал лицу выражение скромного достоинства. Из полутьмы, запутанной светотенями, вышли еще трое свободных ярлов, присоединивших свои лодьи к княжеским.
– Короче, – начал Инегельд. – Надумал я Дербент брать. Как его у вас называют? – поинтересовался он у княжича.
– Дербень, – сказал Халег и ухмыльнулся во все тридцать два зуба.
– Во-во... Саид там проживал как-то. Ну, чего молчишь?
– Дарбанд вам не взять, – встрепенулся толмач. – Ни в жисть! Знаете, как арабы нарекли его? Баб-аль-Абваб, то бишь «Ворота ворот»! Дарбанд перегораживает узкий проход между горами и морем – это город-забор, город-засов. Две стены его, высокие и крепкие, тянутся с горных склонов до берега почти четыре версты, а поперек Дарбанд пройдешь, сделав полтыщи шагов...
– А с гор не обойти? – деловито спросил Халег.
– Это невозможно! – замотал головой Саид. – На западе стены замыкает цитадель-кухендиз, а дальше в горы, аж на сорок верст, уходит Горная стена, усиленная десятком квадратных крепостей с круглыми башнями по углам...
– Мы не собираемся лазать по горам! – нетерпеливо вмешался ярл Вуефаст Дорога – Ты лучше скажи, как к этому Дарбанду с моря зайти.
– Тамошняя гавань тоже защищена прочными стенами из камня, – заторопился Саид, – они уходят в море большим полукругом, оставляя для кораблей проход, запираемый цепью...
– Цепью, говоришь... – протянул Клык. – Цепь – это плохо...
– А богат ли Дарбанд? – поинтересовался ярл Олав Лесоруб. – Может, не стоит и возиться?
– Дарбанд – великий город! – ответил Саид с придыханием. – Он больше Дамаска или Иерусалима, там завязываются торговые пути с востока и запада, севера и юга! Это очень богатый город.
– Значит, будем брать, – удовлетворился Олав.
– Так я ж говорю... – начал Саид проникновенно, но Боевой Клык оборвал его.
– Мы уже слышали о неприступности Дербента, – сказал Инегельд. – Его не взять хазарам и гузам, только мы – другие. И Дербент будет нашим! Слышь, Турберн... Как думаешь, ежели нам с гавани начать?
– А иначе никак, – пожал плечами Железнобокий.
– Знаешь, какая у меня думка? Хочу к Дербенту ночью подойти...
– Думка хорошая, – признал Турберн, – но цепь...
– Да видали мы эти цепи... – отмахнулся Клык с пренебрежением. – В Миклагарде такие же и в Херсоне. Там у них вороты стоят, вроде тех, что у нас по волокам расставлены, только не деревянные, а из железа. Ими ту цепь и натягивают – между двумя башнями, когда надо. А когда не надо, опускают на дно. Можно и дербентскую цепь опустить...
Турберн выставил мосластый палец и сказал внушительно:
– Это, если кто изнутри стражу снимет и открутит вороты.
– О! – просиял князь. – Я к тому и веду. Знаю я, что на лодьях хватает пушного и прочего товару. Ежели его собрать в кучу, можно в Дербент наших отправить под видом купцов. Они там все, что надо, разузнают, со стражниками разберутся и опустят цепь. И мы в Дербенте!
