Влад Савин - Красный тайфун (СИ)
Ну а для меня лично выбор был ясен. Если Германия не погибла, а называется сейчас ГДР. И как положено, имеет свой собственный флот. Чем мечта дослужиться до чина капитана цур зее (прим — кап.1 ранга в советском флоте — В. С.) хуже любой иной (а уж выйти на пенсию адмиралом, это предел!).
Конечно, нас не оставили без внимания. От русских в нашем экипаже наличествовал капитан — лейтенант Сапожников, не партийный функционер, а служивший ранее первым вахтенным офицером на одной из лодок Балтийского флота (прим. — герр Байрфилд называет должность старпома, как ему привычно в кригсмарине. Хотя аналогия не точная — на немецких лодках «первый вахтенный офицер», это еще и командир БЧ-1–4 — В. С.), и хорошо говоривший по — немецки. Исполнял у нас обязанности офицера связи с русским штабом, а никак не кригс — комиссара, до того дня. Единственно, что делало похожим Сапожникова на кригс — комиссара, так это то, что после, с началом войны, он взял на себя обязанность читать и переводить экипажу военные сводки Совинформбюро. Русская армия вела наступление по всем фронтам, буквально размазывая японцев тонким слоем. Черт подери!.. Но нам немцам почему‑то было чертовски приятно быть частью этой всесокрушающей силищи!
Камчатка показалась мне похожей на Норвегию. А Петропавловск, главная русская база здесь — на Нарвик. Нельзя сказать что русские относились к нам с братской любовью — но исправно выдали положенное снабжение (непривычным лишь было, что хлеба нет, одни сухари — в кригсмарине свежую выпечку брали, из расчета хотя бы на первые дни), сообщили всю необходимую информацию. Даже сводили желающих в местный музей (оказывается, тут есть и таковой!), где мы узнали, что этот город мало того что основан почти два века назад, так еще имеет славную военную историю, успешно отбившись от набега лимонников с лягушатниками в 1854 году, и истребив японский десантный отряд в 1904. Сейчас же Петропавловская бухта была забита кораблями, как бочка селедкой, одних лишь субмарин было четыре десятка. С удивлением я увидел знакомые очертания русской «моржихи», и лишь вблизи было видно, что это макет. Но и сама сверхсубмарина тоже была тут, неделю назад, и вышла в море перед самым нашим прибытием. Если это так, то мне искренне жаль япошек — и черт возьми, приятно что в этой войне Полярный Ужас будет сражаться на нашей стороне! Шмульке, мой второй вахтенный офицер, усомнился, зачем тогда здесь нужны мы? Я ответил, что русские, вероятно, похвально предусмотрительны, как у них говорят, «не кладут все яйца в одну корзину».
Мы вышли из Петропавловска 30 мая. Шли к берегам Японии, сильно отклонившись к востоку, в океан, от Курильских островов, мы не «двадцать первая», нам приходилось быть осторожнее. Причем бояться следовало не только японцев, в этих водах вполне можно было наскочить и на американские корабли, а особенно, самолеты. Но все ж спокойнее, чем в Атлантике, янки пока еще были тут гостями, не хозяевами, а японская ПЛО после англичан смотрелась убого. И от нас требовалось, прежде всего, тихо прийти и тихо уйти, выставив в Сангарском проливе у входа в порт и базу Хакодате пятнадцать мин SMA, что мы таскали в шахтах еще от Бремена. А уж после, охотиться на встреченные японские корабли и транспорта.
Первого противника, подводную лодку, мы обнаружили акустикой, хотя шли в надводном положении, успели погрузиться. Были уже сумерки, но силуэт цели еще можно было хорошо различить в перископ. Одна пушка на палубе, позади довольно крупной рубки, была характерна для японских крейсерских субмарин, но не для русских лодок (прим. — и для ПЛ США тип «Балао» и «Гато». Герру Байрфилду следовало быть внимательнее — у американцев рубка башнеподобная, а у японцев удлиненная, из‑за самолетного ангара. Но если смотреть в сумерках, и под острым курсовым углом, то действительно можно ошибиться — В. С.). К тому же мы достоверно знали, что русских в этом районе, к тому же идущих со стороны океана, курсом на запад, быть не может. Американские союзники также не сообщали нам ни о каких своих операциях здесь и в это время — потому я решил атаковать. Две торпеды были выпущены с дистанции всего девять кабельтовых, одна из них достигла цели. Так как наш поход лишь начинался, мы не стали всплывать, чтобы подобрать пленных.
11 июня мы подошли к цели. За все время нам четырежды приходилось уклоняться срочным погружением от самолетов, и один раз мы обнаружили корабельный противолодочный дозор из пары тральщиков. Поскольку проникать глубоко в акваторию пролива Цугару было бы самоубийством, я решил, в рамках полученного приказа, выставить мины двумя банками у его восточного входа, на предполагаемом фарватере. Как назло, на отходе черт послал нам навстречу одиночный японский транспорт, без охранения, в очень удачном ракурсе. И это в тот момент, когда мы находились во вражеских водах, в пределах досягаемости базовой авиации, имея в батарее едва треть заряда! То есть, успешно уклоняться долгое время от весьма возможного преследования мы под водой не могли!
Потому я вынужден был отказаться от атаки. И имел неприятный разговор с Сапожниковым — с трудом сумев ему объяснить, что не стоит сейчас рисковать нашими жизнями, ради возможности отыграться после. Русский явно остался недоволен, и очевидно, по возвращении напишет на меня донос. Надеюсь, судьба еще пошлет случай оправдаться!
Случай представился на следующий день. Какой‑то каботажный пароходик, тонн на девятьсот, ползущий вдоль берега на север. Но в военное время не бывает гражданских судов — напротив, законы тотальной войны говорят, что все, что нужно для выживания вражеской нации, тем самым имеет военное значение! Потому я дал приказ атаковать — и японцы очевидно, даже не заметили торпед, ведь электрическая G7е не дает следа, а акустики на этом корыте быть не могло! Попал хорошо, пароход быстро затонул, шлюпки спустить не успели. А то можно было бы попрактиковаться в артиллерийской стрельбе — но русские отчего‑то к такому относятся неодобрительно!
В сумерках мы заметили еще одно судно, с похожим силуэтом, идущее тем же курсом. Мы успели полностью зарядить батарею, за спиной было открытое море, а значит, свобода маневра — и я заявил Сапожникову, что «сейчас он увидит истинно атлантический класс». Где те «жирные годы», когда мы легко набивали себе счет в десятки единиц и сотни тысяч тоннажа, почти не подвергая себя риску? Тактика была именно такой — в темноте сближались с конвоем, благо охранение почти или полностью отсутствовало, и стреляли торпедами из надводного положения, с минимальной дистанции (на некоторых U — ботах даже арматура для погружения успевала заржаветь — за весь поход не ныряли совсем!). Сейчас же я хотел, в извинение досадного эпизода в Снгарском проливе, показать русскому гостю германское искусство подводной войны, потому стрелял всеми четырьмя, растворив «веер». Торпеды уже ушли — и тут добыча вдруг освещает нас прожектором, и резко поворачивает в нашу сторону, и открывает огонь, не менее чем из 12–сантиметрового калибра! Это был не транспорт, а противолодочный корабль, тип D — класс, аналогичный нашим миноносцам!
Это было чудо, что в нас не попали! У меня руки дрожат, как я о том вспоминаю — дистанция была, кабельтовых шесть, а то и меньше! Срочное погружение — но пока мы толклись у люка, а один из японских снарядов разорвался так близко, что до нас даже брызги долетели, какой‑то из наших «угрей» все же нашел цель! А для корабля в восемьсот — девятьсот тонн этого более чем достаточно. Так что я приказал отставить погружение, хотя палубу уже заливала вода — продуть цистерны, и приготовить к бою все наши пушки, и ахт — ахт перед рубкой, и оба эрликона. Сейчас эти желтомордые расплатятся сполна за наш страх!
Русский высказал мнение — ваше право, герр Байрфилд, но простите, в кого вы собираетесь стрелять? Если там и остались выжившие, плавают в спасжилетах, или на плотиках, вы на них будете ценный боезапас тратить? И что еще важнее, привлекать внимание еще кого‑то, столь же опасного — хотя, в Германии кажется не охотятся на глухарей на току? Конечно, живую силу врага следует уничтожать, чтобы эти спасенные завтра не ступили на палубу другого корабля — но можно поступить гораздо эффективнее. До берега не так далеко, и там вполне могли видеть или слышать взрыв. А мы посмотрим, кто поспешит спасать тонущих! Кстати, долго они не продержатся, хотя и лето, но вода довольно холодная.
Мне трудно было возразить против такой, скорее даже немецкой, чем русской, рассудительности. Сапожников же после сказал, что слышал о подобном приеме от своего друга, офицера морской пехоты, бывшего на обучении у самого Смоленцева — «ранить, чтобы обездвижить, одного врага, на открытом месте, а затем выбивать тех, кто попробует его вытащить». И что Смоленцев в оправдание такого, цитировал Сунь — Цзы — «а на войне одна победа лишь важна, победа все простит, война на то война».
