Р. Скотт Бэккер - Воин Доброй Удачи
– Да-а-а! – выкрикнул он в просвет неба над ними. – Да-а-а!
Потом, оскалившись, обернулся к Мимаре. Глаза превратились в красные щелочки. Кровь пропитала бороду.
– Настоящая мясорубка!
Потасовка отняла у него последние силы. Все лицо его обмякло в одно мгновение. Он прислонился щекой к руке, сжимающей рукоять меча. Вздохнув, вытер грязь с лица, но только размазал кровь. Положив меч, заворчал, как старый пес, и вытащил нож. Потом залез на существо и, уперевшись коленями в его плечи, стал раскачиваться.
Мимара оцепенело смотрела на него.
– Паучье племя, – проворчал он и принялся колоть и резать его ножом.
От маниакальной ухмылки глаза сузились еще больше.
– По меньшей мере тысячу золотых!
Сумасшедший, вот и все, что ей пришло в голову.
Она кинулась куда глаза глядят, не думая о своей наготе.
Прочь. Нужно сбежать подальше от этого безумия.
Весь мир был охвачен огнем.
И так они сражались, гностик-колдун без заклинаний и маг Куйя без чар. Разбитые стены стояли кругом, а их, в свою очередь, окутывали маслянистые клубы дыма и деревья в сияющем пламени.
Зависнув высоко перед Турелью, маг пылал в колдовском сиянии, выпуская умерщвляющий свет.
А колдун, крепко стоя на ногах, пел в ответ, окутывая себя раскаленными сферами, вытянутыми пирамидами и плоскостями, чтобы отражать удары.
Первое Кольцо Куйя. Края Готагги.
Горящие узоры. Яркие, ослепляющие искры. Колоссальные сотрясения, от которых валились целые пласты стен. Пузыри защитного света трещали и лопались.
А ужасные голоса продолжали монотонно читать заклинания, и звуки падали в такие глубокие пещеры, что из них не доносилось эхо, звеня под небосводом, низко нависшим, как потолок кельи.
Акхеймион выкрикивал заклинания между вдохами обжигающего воздуха. Он посылал чары одну за другой, только чтобы увидеть, как их сокрушают и уничтожают.
Третий Концетрический Круг. Опасный Крест из Арок.
Но маг Куйя сиял над ним, как солнце, он слепил и уничтожал, разбивал защиту свирепым и безжалостным колдовством. Он бил. Чеканил. Резал. Обрушивал лучи дождем. Акхеймион, едва переводя дух и запинаясь, только успевал с кашлем выбрасывать самые низкие и быстрые щиты чар.
Но вот потусторонний ангел над ним остановился на кратчайший миг.
– Безумие! – сокрушенно выкрикнул, рыдая, колдун. – Это не ты!
Огонь с треском и шипением заполнил тишину между ними.
– Разве не видишь? – вскричал Правитель Нелюдей. – Твои призывы только распаляют меня! Ты умрешь, а я запомню это! Потому что все, что делаешь, – в пределах моей любви к тебе!
– Нет! Я не буду наносить удар!
Ниль’гиккас на секунду задумался, и лицо стало медленно гаснуть. Заходящее солнце очертило его голову золотыми серпами.
– Я помню… Помню твое имя…
Свет полился изо рта его, завывающего проклятия…
И старик наконец нанес удар.
Одайнийское Потрясение. Простое и слабое заклинание, которое всего лишь оглушает или возвращает к сознанию. Но Ниль’гиккас проплыл над острыми обломками руин…
И камнем упал с высоты, разбился об острый гребень стены. Пламя охватило и поглотило его без остатка.
Старый колдун криком погасил пламя. Прихрамывая, обошел камни и остатки фундамента, сдерживая рыдания, которые сотрясали тело. Струйки дыма кружились и рассеивались возле него.
Он нашел Нелюдя, распростертого на обломке стены высотой почти в человеческий рост, лежащего так, будто он упал с кровати. По молочно-белой коже шли черные полосы. На щеке и черепе вздулись волдыри. Кровь заливала кольчугу с цаплями и львами. При своем совершенстве формы он казался сломленным, а не поверженным.
– Что сейчас случилось? – выдохнул Ниль’гиккас, брызгая кровью.
Губы его сверкающей аркой обрамляли расплавленные зубы.
– Ч-что это…
– Ты обрел славу, – проворчал старый колдун.
Он закашлялся, словно сам факт этот был слишком едким для дыхания. Потом протянул руку к лицу Нелюдя и увидел смерть в глазах старого друга. Последний раз вспыхнули они и погасли. Клирик упал, тело его обмякло, словно наконец обрело покой в своем мучительном существовании.
Кровь растекалась по трещинам меж камней.
Обожженный, разбитый, старый колдун посмотрел кругом, на обломки Библиотеки и пылающие леса Сауглиша. Так и должно было все закончиться, понял он… Все заканчивается так.
Разгром и пламя.
Мимара бежала.
Сучки и ветки кололи босые ноги, но казалось, так и надо, – страдать. Ветер, словно шелк, гладил ее тело, но казалось, так и надо, – искать утешения за свои невзгоды. Листья били по рукам и бедрам.
Ужас подгонял ее. Страх заставлял бежать. Он звенел во всем теле, бросая его то в жар, то в холод, словно она истекала кровью от тысячи внутренних ран.
Она прижимала руки к животу. Казалось, он вот-вот выскочит из нее, младенец, которого она носила в себе. Но он был неразрывно связан с ней, уравновешивая ее изнутри, связывая ее с будущим и с судьбой.
Она взобралась на небольшой холм, где дым не разъедал глаза. Обернулась, заметив магические вспышки. Залезла выше, стараясь найти просвет в зарослях. И снова увидела белые светящиеся линии, извивающиеся змеиными языками над Библиотекой. Что-то висело в воздухе, темная фигура, посеребренная на поясе и плечах, парящая над стенами, примыкающими к разрушенной цитадели, которая напоминала разбитую амфору, торчащую из земли.
Клирик, подумала она. Ишрой…
Она повернулась и пошла назад.
Шкуродеры лежали, как брошенные одежды. У Акхеймиона при виде бойни подкосились колени.
– Где она? – выкрикнул он последнему из оставшихся в живых Сарлу, который словно вышел из детского кошмара.
– Гробница! – воскликнул надтреснутым голосом безумный скальпер.
Он поднял руки, бурно жестикулируя. Какой-то кровавый кусок шлепнулся на траву.
– Готовься, ребята! Разграбим ее! Вытрясем из нее все!
– Что здесь случилось? – выкрикнул Акхеймион.
Он потрясенно переводил взгляд с одного мертвого к другому. Галиан. Поквас. Ксонгис.
Капитан…
Весь мир рухнул у его ног.
И вдруг стало ясно, что за предмет держит в руках Сарл, его пальцы сжимали голову…
Шпиона.
– Говори же, дурак! Что случилось?
– А-а-а, – пропел Сарл. – Наш маленький персик уступил нам! Мы будем принцами! Принцами!
Старый колдун схватил его за плечи.
– Где Мимара… Где моя дочь?
Безумец кивнул и посмотрел таким же взглядом, какой был у него, когда он напился. Знающий взгляд, вдруг понял Акхеймион, исполненный интуиции сумасшедшего…
Но эта Судьба еще безумнее.
Акхеймион обернулся, словно его толкнул какой-то инстинкт, всмотрелся… и заметил тонкую фигуру, идущую в завесах дыма. Он чуть не согнулся пополам от облегчения, когда Мимара вышла, нагая, из окутанного пламенем мира.
Она подбежала к нему, обняла за плечи, а он смеялся и плакал одновременно.
– Ты жива! – глупо воскликнул он.
– И ты.
– Но совсем раздета!
Под ее укоряющим взглядом он чуть не закричал от радости.
– А они мертвы, – сказала она. – Все, – добавила она, бросив взгляд на Сарла. – Идем… Нам нужно спасаться от огня.
Они быстро помчались, как мародеры, убегающие от рассвета. Она схватила Валик, остановилась у Ксонгиса, чтобы забрать себе Хоры – одну свободно лежащую, другую – привязанную к оперенной стреле. Акхеймион собрал ее вещи, накинул истлевший плащ ей на плечи. И они вместе, помедлив немного, бросились бежать по дымящемуся лесу.
Безумный сержант остался сидеть с седовласой головой Капитана в руках, раскачиваясь от смеха и поминая мертвых товарищей.
– Кьямпас! А? Кьямпас!
Ночь спустилась на землю. Только свет упрямых огней мерцал во двориках разрушенной Библиотеки.
Сидя на опаленной земле, напротив друг друга, они, разыскав мешочек Клирика, осторожно вывернули его наизнанку. Облизав пальцы, собрали остатки. Черный порошок собрался тонким серпом на подушечках пальцев. Действуя вне всякого здравомыслия, они протянули друг другу пальцы, положив их на языки.
Облегчение волной прокатилось по телу, оставив после себя головокружение и легкую тошноту.
Кирри. Благословенное кирри.
Соорудив высокий погребальный костер из обугленных веток, положили туда тело Правителя Нелюдей. И подожгли. И смотрели, как пламя карабкается по веткам, пока все тело не охватило ярким огнем. Потом забрались в освещенные огнем развалины Турели и спустились в абсолютную черноту Гробницы. Акхеймион произнес заклинание, отпирающее засовы, и дверь со скрипом отворилась, открывая взору подземные руины.
– Надо было сделать это раньше, – пробормотал он, и исходящий от него свет стал медленно гаснуть.
Мимара смотрела на него, обхватив себя за плечи. Ей вспомнился Кил-Ауджас.
– Я мог бы спасти хоть клочок своей бороды! – сказал он с горестной усмешкой.
Глубокой ночью они трудились при свете колдовского огня, разбитые от голода и жажды, которых не ощущали.
