Артем Рыбаков - Вернутся не все! Разведывательно-диверсионный рейд (сборник)
Вот уже два дня колонна совершала короткие вылазки в сторону Духовщины, подвозя боеприпасы, сухие пайки и обратными рейсами эвакуируя раненых. Клаус, впрочем, был твердо уверен, что им придется отойти еще дальше на запад. Хотя бы просто потому, что если на вторые сутки наступления русских они разгружались в самой Духовщине, то вчера им пришлось разгружаться в лесу, не доехав до поселка почти километр, а уж дальше пехотинцы таскали ящики с патронами на своем горбу. Фельдфебель на удивленный вопрос Шойбнера ответил, что бои идут уже на западной окраине и рисковать немногими оставшимися лошадьми ни он, ни пехотные офицеры не собираются.
После ночного – так было меньше шансов попасть под обстрел – рейда к линии обороны снабженцам дали передохнуть пару часов. Большинство рядовых, впрочем, считали, что это больше связано с боязнью загнать лошадей, нежели заботой о личном составе.
– Фон Шойбнер, вставай! – С трудом разлепив воспаленные веки, Клаус увидел сидящего на корточках перед его повозкой фельдфебеля.
– А-а-а-ага, – даже не делая попытки сдержать зевок, ответил он, но не вскочил, а просто повернулся на бок. Лицом к непосредственному начальству. Однако на подобное нарушение Устава прежде рьяно-строгий фельдфебель никак не отреагировал.
– Пойдем, Клаус, я тебе новую железку отыскал.
– Какую? – Понять спросонья, о чем говорит начальник, у Шойбнера не получилось.
– Пулемет. Твой-то сейчас к русским вернулся, как мне кажется. А нам предстоит дальняя дорога, причем, по слухам, в тех краях русские разбойники тоже пошаливают. И даже очень. Некоторые говорят, две или три кавалерийские дивизии прорвались.
– Вы уж меня извините, но я до сих пор понять не могу, почему мы отступаем? – спросил Клаус, плеснув себе в лицо пару горстей воды из ведра, стоявшего прямо у колеса повозки.
Плащ-накидка на телеге зашевелилась, и оттуда показалось недовольное лицо лейтенанта Цоллера. Непонятно, кто к кому прибился, транспортники к пехоте или наоборот, поскольку лейтенант командовал взводом, от которого осталось восемь человек, но пока он был самым старшим по званию в их «таборе».
– Да чего тут гадать, Шойбнер? – точно так же, как и сам ездовой пару минут назад, зевнув, протянул офицер. – Русские нас перехитрили. А кое-кто в штабах забыл про опыт войны с гереро[111], точнее, «лампасники» забыли, что у черномазых не было гаубиц.
– А при чем здесь Африка? – удивился Клаус.
– «Истребители», – лейтенант употребил кальку с русского слова вместо привычного «ночные разбойники», – заставили почти все наши войска собраться в опорных пунктах. Естественно, там, где сплошной линии обороны не построили. Ну а потом в дело вступила артиллерия. Вот, собственно говоря, и все.
– А что, неужели в штабах об этом не подумали? – под неодобрительным взглядом фельдфебеля спросил Клаус.
– Я бы мог рассказать о многом, о чем в штабах не подумали, но, пожалуй, не буду. А то еще боевой дух упадет, а господину фельдфебелю вас воспитывать потом, паникеров, – хохотнул лейтенант. – Ладно, валите отсюда, спать мешаете!
Приказ начальника – закон для подчиненных, и фельдфебель с гефрайтером зашагали по пыльной улице куда-то на северную окраину деревни.
– Маркус, а ты что думаешь по этому поводу? – Пять засад, столько же обстрелов и бесчисленное множество километров пройденных дорог вполне позволяли вне строя обращаться к фельдфебелю по имени.
– Не слушай молокососа, Клаус. Одна звездочка на погоне, а уже генералом себя считает. Гереро вспомнил, так его за ногу! И у черномазых не было ни танков, ни авиации. А на войне, Клаус, всякое случается. Французы, между прочим, тоже нашим танкистам неплохо накидали в сороковом, ну и где те французы теперь?
– Значит, ты считаешь, что ничего особо страшного не случилось?
– Да конечно! Сам прикинь, на сколько мы русских потеснили за последние два месяца и на сколько они нас сейчас. В школе ты, я уверен, в отличниках ходил, так что пятьсот и пятнадцать сам сравнить сможешь.
– Но ведь мы отступаем… – не сдавался Шойбнер.
– Да, а еще на войне убить могут, или, если в пехоте служишь, ноги натрешь… Давай ты шибко умным будешь, когда на плечах «шнурки»[112] появятся?
Пулемет Клаусу на этот раз достался совершенно другой модели – ручной, на сошках, со здоровенным плоским блином магазина сверху. Никаких возражений, что он этот лязгающий агрегат видит впервые и, как из него стрелять, не знает, фельдфебель не слушал, а стоило фон Шойбнеру продолжить возмущаться, просто прикрикнул на него.
Перед самым выходом очередной незнакомый офицер сообщил, что дорога в этот раз предстоит дальняя – необходимо было отвезти почти на полсотни километров, к Демидову, неходячих раненых. При погрузке оказалось, что основную массу пассажиров составляют не «свежие» пострадавшие, а в основном те, кому ампутировали какую-нибудь конечность. В повозку Клауса посадили пятерых безногих и двух безруких.
– Обер-канонир Дольмар, Андреас, – представился один из безруких, выделявшийся на фоне остальных отсутствием выражения глубокого уныния на лице.
– Гефрайтер фон Шойбнер, Клаус, – вежливо ответил старший «экипажа»
– Ну что, «кавалерия», прочь от войны?!
– Вы – да, мы – нет, – недовольно буркнул Клаус, которого в этот момент занимала гораздо большая проблема, чем ход войны или перспектива оказаться в тылу: здоровенная русская железяка оказалась с изъяном – сошки у нее не фиксировались, из-за чего пулемет нельзя было нормально поставить, и гефрайтер пытался приткнуть его так, чтобы не мешал в дороге и в то же время был под рукой. Понять, то ли проблема с сошками – это следствие конструктивного дефекта или ему достался сломаный экземпляр, Шойбнер отчаялся еще десять минут назад.
Впрочем, калеки и так не были настроены поболтать, и следующая пара часов прошла в молчании. Клаус даже задремал – их повозка двигалась второй с конца, и он надеялся, что в случае нападения успеет отреагировать.
За деревней Манино была остановка – напоили коней, ну и сами не упустили возможности быстренько вымыться. Некоторые предпочли вместо помощи раненым постирать форму, но сам Шойбнер так никогда не делал – при такой пылище мокрый китель мгновенно превращался в подобие средневековой кирасы и мало того, что начинал немилосердно натирать в самых неожиданных местах вроде подмышек, так еще и совершенно переставал пропускать воздух. А вот парочку безногих он к воде отнес, благо здоровьем был не обижен. Затем он передоверил это своему напарнику, рядовому Вильке, рослому деревенскому парню родом из Швабии, а сам уселся с пулеметом на коленях под кустом.
«Смешно – нам навстречу войска валом валят, а попутных колонн практически нет. – Сорвав травинку, Клаус сунул ее в рот. – И веселые парни идут – за то время, что я здесь сижу, минимум трое приветственно помахали. Или новенькие, только из Европы приехали, или оптимисты по складу характера. Первое, правда, более вероятно. Те, кто в России с самого начала, уже по горло сыты этими маршами, и даже недельный отдых в тылу до такой степени лучезарного идиотизма взбодрить не сможет. Мы же не съемочная группа и не деревенские сочные девки, ради которых можно забыть про мозоли и непроходящую жажду. Интересно, откуда эти парни?» Длиннющая колонна пехотного батальона, идущего поротно, сменилась строем велосипедного эскадрона.
«Бедолаги, – усмехнулся возчик, – это не по гладким дорогам Европы педали крутить. Тут иной раз песка по щиколотку, а то и выше бывает. А ведь еще полгода назад я им завидовал, ругался, что меня, такого технически образованного, поставили хвосты коням крутить… Теперь же меня чаще везут, чем я везу… Лучше, наверное, только тем, кто на грузовиках служит, да и то только потому, что они в основном по большим дорогам ездят, в засады реже нас попадают и в больших тыловых городах чаще бывают. Что-то «спортсмены» староваты! – вглядевшись, удивился он. – Почти все ровесники нашего «зануды», а вон тот, с усами, еще старше!»
Как раз перед мостиком через речушку, где сейчас плескались спутники Шойбнера, велосипедисты спешились и свернули с дороги, повинуясь взмаху жезла регулировщика. Порядок должен быть во всем, и даже водные процедуры следовало проводить с соответствующей стороны. Правда, может, они и не мыться остановились, а просто пропускали попутную колонну. Их подразделению, например, так часто приходилось делать. То их моторизованные коллеги боеприпасы везут, то горючее.
Так вышло и на этот раз. Не прошло и десяти минут, как Шойбнер заметил над вершинами деревьев ближайшего леса довольно быстро приближающееся пылевое облако. Он уже давно обратил внимание, что разные подразделения поднимают пыль по-разному: меньше всего пылила пехота, велосипедисты и колонны, состоящие из повозок. Грузовики и мотоциклетные группы взбивали это проклятье русских дорог куда выше, а больше всего «дымили» танки. О, за каждой бронированной машиной тянулся здоровенный султан белой, серой или красноватой пыли!