Дмитрий Полковников - Опытный кролик
— Давайте знакомиться? Меня зовут Иван, а это – Андрей, — разговор командиров как-то угас при виде хорошенькой, но почему-то грустной, девушки.
Майя промолчала и отвернулась.
— Ой, какая гордая! Как же тебя звать?
— Девушка, давайте погрустим вместе!
Бесцеремонность молодых людей стала ей докучать, и она вернулась обратно в купе, закрыв за собой дверь.
— Что, пристают? — очнулся Федор, он почти не спал, так, подремывал.
— Да, пристают.
— Ты красивая, дочка.
Поезд, между тем, подошел к Смоленску и в коридоре вдруг захлопали двери, послышался топот множества ног, раздались громкие голоса. Майя посмотрела, как машинально придвинул к себе вещмешок, сопровождавший их сержант. Что же такое лежит там?
— Что случилось? — она тоже вышла из купе.
— Война! Молотов выступает.
— Как, с кем? — ее сердце от страха упало в пятки.
— Известно, с кем! С заклятым другом, Германией!
— Матка бозка! — произнесла мама и осенила себя крестом.
— Ничего, дочка! Били мы уже этих колбасников, и еще раз побьем!
А в Вязьме, где паровоз минут двадцать набирал воду, они попали на митинг железнодорожников. Глаза немного рябило от обилия кумача, а с трибуны, где менялся один оратор за другим, доносилось:
— Новоявленных фашистских наполеонов наш народ разобьет так же, как разбил настоящего Наполеона в 1812 году!
— Грязные фашистские собаки осмелились протянуть свою лапу на территорию нашей священной Родины! Пусть пеняют на себя: их ждет смерть. На удар врага мы ответим тройным ударом!
— Ну, теперь совецкой власти точно крышка. Немцы – народ серьезный, коммунистов сразу всех на сук. А мы, без жидов, эх, заживем…
Не только она обернулась, но глаза выхватили лишь пустое место, сразу заполненное толпой.
Паровоз набрал воды из водокачки и двинулся дальше, неторопливо набирая скорость. Вновь мимо замелькали станции, деревни, поля, стены деревьев зеленеющего леса.
****Мареева слушала обращение Молотова на улице. В управлении не сиделось, и еще очень хотелось не быть одной, а среди людей.
«Граждане и гражданки Советского Союза!»
Сразу все замерло. Оцепенело. На лицах растерянность. Что это, шутка? Нелепый дурацкий розыгрыш?
Женщина, стоя перед репродуктором, рыдала навзрыд[632].
— У нее муж на западной границе. Пограничник. Надо же, позавчера только уехал.
— Гражданка, успокойтесь! — в сердцах выговаривал ей парень лет восемнадцати. — Двух месяцев не пройдет, и он вернется! Героем! Орденоносцем!
— Цыпленок ты, вон шея тонкая! — бросил ему немолодой усач. — Горя еще не видел! Ой, беда-то, какая! — в его глазах стояли слезы.
— Зато теперь мы им дадим! Теперь немецкие рабочие точно поднимутся и свернут кровопийцу Гитлера!
— Ох, наверно сами и начали.
— Скажешь, что и города сами бомбили. Соломин, ты что, пива перепил? Думай, что несешь!
— А что, вспомни, как с финнами воевать начали. Небось, принялись по-тихому молотить Румынию, а отсюда бои разгорелись. Но, не знаю, как немцы смогли прорваться в СССР. Явно вредительство, или что-нибудь другое.
— Нет, ну вы слышали новость? Вот будет номер, когда их взгреют!
****Солнце уже медленно опускалось к горизонту, когда мимо окна вагона промелькнула вывеска «Одинцово». Скоро Москва.
И вот он, Белорусский вокзал. Поезд, подойдя к перрону, несколько раз дернулся и остановился. К вечеру зной ослабел и стало как-то полегче. Освещение уже включили, но солнце, закатившись за горизонт, еще напоминало о себе красным заревом.
Выгрузив на перрон последний чемодан, гражданка Ненашева начала озираться. Максим же обещал, что здесь их обязательно встретят. Но никто не подошел, а Федор, что-то буркнув на прощание, ушел по своим делам.
— Майя Ненашева?
— Да.
— Документы при вас? — высокий военный, подпоясанный ремнем с портупеей, вместе с начальником поезда подошли к двум женщинам, молодой и пожилой, которым какой-то сержант помог вытащить чемодан из вагона.
— Да, — вновь ответила она и нарочито медленно, чтобы скрыть дрожь в руках, протянула паспорт.
— Мне поручено вас встретить. Пойдемте, у вокзала нас ждет машина.
— Твой майор, похоже, большая шишка, — прошептала ей на ухо мать.
Но она заметила безразличные глаза шофера. Ему все равно, куда и кого он везет. Здесь, в Москве, они всем чужие.
После недолгой езды по улицам «эмка», сделав несколько поворотов, остановилась перед старым, еще дореволюционной постройки, зданием.
В Управление их, естественно, не повезли, а воспользовались одной из квартир для оперативных целей, разбросанных по всей Москве.
Кухня была самым большим помещением. Такое впечатление, что тут раньше была коммунальная квартира, а потом кто-то по неведомой прихоти взял и возвел стену, отгородившую от остальных две комнатки метров в десять-двенадцать и огромное место, куда стащили газовую колонку, плиту, мойку, ванну, стол и внушительный дубовый буфет, потемневший от времени, весь в пятнах облезшего лака.
Черная тарелка репродуктора, закончив пересказ новостей, теперь передавала какой-то бравурный военный марш.
Майя не знала, что позавчера здесь переодевался Леонов, идя на встречу с агентом, служившим в германском посольстве, который сообщил ему о приказе на полную эвакуацию и уничтожение документов.
— Извините, одну минуту, — женщина средних лет в форме капитана РККА с орденом на груди разговаривала с кем-то по телефону. Ее лицо сразу внушило доверие, она немного хмурилась, зато глаза улыбались.
****Ну, что же, прошло пару часов и Мареева вернулась очень встревоженной. Содержимое конверта вызвало эффект «бомбы», и если она рванет, то нет никакой гарантии в безопасности людей, читавших текст на этих нескольких листках.
— Вы читали эти документы?
— Нет, Максим сказал, что это может мне серьезно навредить.
— Вы его любите?
— Да.
— Тогда расскажите мне о нем очень подробно.
Чесновицкая задумалась, что же в Ненашеве волновало и смущало ее так сильно? Она нервно сглотнула.
— Мне кажется, что он не тот, за кого себя выдает. У него манеры, как у полковника.
— Значит вы ничего не знаете о его прошлом.
— Он не рассказывал. Зато Максим умеет предвидеть будущее.
«Еще как! Интересно сказать ей или нет», в конверте находилась лично адресованная записка с прогнозируемой реакцией на документ. О том, что существует секретный приказ Гитлера, известный ограниченному кругу лиц, агентура донесла еще в январе 41-го, но накануне так и не удалось получить доступ к секретной документации немцев[633].
Но и тут был представлен не оригинал, а конспективный пересказ документа № 33 408/40, он же «Директива № 21», он же план «Барбаросса» существовавший на бумаге в девяти экземплярах.
Текст Панов хорошо запомнил, и, как мог, старательно воспроизвел содержание нескольких листиков, немного добавив от себя – цели и задачи Гитлера, как политика, еще и методы решения славянского, украинского, еврейского, белорусского и прочих вопросов.
Большего пока не надо, потому что неважно, как будет метаться из стороны в сторону отдельный мехкорпус, а важно сколько и каких войск потом окажется на пути танковых клиньев врага.
Катастрофу в Белоруссии майор Ненашев предотвратить не мог. Около четырех дня высшее военное руководство искренне заверило товарища Сталина, что Красная Армия неприменно разгромит врага. Без четверти пять кабинет в Кремле опустел[634].
Оперативная сводка Генерального штаба, подготовленная к десяти вечера звучала оптимистично «Германские регулярные войска в течение 22 июня вели бои с погранчастями СССР, имея незначительный успех на отдельных направлениях. Во второй половине дня, с подходом передовых частей полевых войск Красной Армии, атаки немецких войск на преобладающем протяжении нашей границы отбиты с потерями для противника».
— Мое руководство пока считает вашего мужа провокатором. Очень талантливым и со всеми вытекающими последствиями.
Да, вот такой, но ожидаемый поворот!
А было, кстати, с чего! Очень многие в этот длинный день считали, что Англия сумела договорится с Адольфом Гитлером – за счет России, разумеется Для Германии война на два фронта означала неизбежное самоубийство. Политбюро Британской коммунистической партии уже заявило, что нападение на СССР это результат закулисных переговоров правительства Черчилля с Гессом. За последние двадцать пять лет никто не был более последовательным противником коммунизма, чем их «бульдог» с вечной гаванской сигарой-«торпедой» в зубах.
Литвинов вообще был уверен, что английский флот вместе с германским вошел в Северное и Балтийское моря для атаки Мурманска и Ленинграда.
