Константин Мзареулов - Танки решают все!
После военного совета Леха признался, что немного сомневался, вступят ли части Вермахта в бой с Ваффен СС. Разговор этот завязался, когда два полковника неторопливо шли к своим танкам. Гюнтер покосился на Часова, тяжело вздохнул, затянулся и, не вынимая сигарету, буркнул:
— Скажи, зачем ты воевал против нас? Нет, не отвечай, я объясню свой вопрос. Мне приходилось допрашивать ваших солдат, они отвечали: мол, не хотят, чтобы немцы разграбили их родную деревню, чтобы враг убил их родных… А за что воевал ты — за свою деревню, за свою семью или за свой партийный билет?
Вопрос не относился к особо трудным. Надев армейскую форму, Часов слышал его неоднократно — и политработники спрашивали, и родня, и подчиненные. Поэтому полковник, почти не задумываясь, повторил слова, которыми отвечал уже не раз:
— Я воевал за все сразу. Защищал свою страну, которая мой дом и моя семья. Это битва за наше будущее, и мы не имеем права проиграть.
— Вот и я так же, — сказал фон Бутов. — И сейчас я сражаюсь за будущее Германии. Кажется, немцы наконец нашли правильного союзника. Чтобы защитить свою страну, нам пришлось убить идиота, за которого сами же голосовали на выборах, а теперь придется стрелять в идиотов-соотечествеников, которые мешают немцам сделать правильный выбор. Когда-то мы уже выбрали ошибочный путь и теперь расплачиваемся за ту ошибку.
Они откозыряли друг другу и забрались в башни тяжелых машин. Два танка, взревев моторами, спустились с пригорка и возглавили колонны, уходившие навстречу следующему бою.
ГЛАВА 12
Вечер 20 августа
Разумеется, на утреннем совещании он немного хватил за край, предложив пострелять из самых больших орудий столичного гарнизона. Таковыми были две 16-дюймовые самоходные пушки, которые годились только для парадов — снаряды, пробив навылет хлипкую многоэтажку, натворили бы немало бед в Подмосковье. Поэтому на площадь у набережной выдвигалась всего лишь батарея гаубичных самоходок «Гвоздика», вполне способных осуществить впечатляющую демонстрацию серьезности намерений. Руководители смежных ведомств докладывали, что их мероприятия тоже осуществляются по плану.
Незадолго до полудня старый маршал собрался почитать сводку ГРУ, когда доложили, что позвонил академик Раппопорт и желает переговорить с Алексеем Николаевичем. Часов велел соединить и сказал знакомому голосу в трубке:
— Привет, московский пацан, чем обрадуешь?
— Огорчу, — сообщил слабый голос давнего друга. — Не по телефону. Мы сможем встретиться?
— Ты в городе или на даче?
— В институте на Ленинском.
— Ну тогда приезжай через пару часов, пообедаем вместе, — предложил министр обороны. — Пропуск будет готов.
Положив трубку, Часов сокрушенно покачал головой: Раппопорт был совсем плох. Сердце, давление, поджелудочная, холестерин, артрит и, кажется, что-то похуже. Врачи говорили, что академик стоит на пороге и жить ему осталось совсем немного. Да и самому Часову ходики последние деления отсчитывают — старик не питал на сей счет особых иллюзий.
Горестно вздыхая, он поручил офицерам из приемной подготовить на 14.00 две порции диетического обеда. Затем, надев очки, стал читать переводы сегодняшних сообщений зарубежных массмедиа.
Откровенно консервативные издания и комментаторы вопили о кровавой хунте, растоптавшей ростки демократии. Разумеется, врали про массовые репрессии, про пытки и расстрелы в подземельях Лубянки, про эскадру, сосредоточенную у берегов Крыма, чтобы расстрелять президента-реформатора. Очень много было стенаний по поводу отважного российского лидера. Но главные проклятия неслись в адрес руководителей ГКНС. Виктора Олеговича называли главным идеологом и организатором консервативных сил в обществе и партии, а маршала Часова — безумным милитаристом и поджигателем войны. Несколько сенаторов, а также известный ультраправый политолог польского происхождения требовали немедленно ввести санкции против СССР и произвести проекцию силы, чтобы восстановить демократию. Президента США призывали поставить в ООН вопрос об отправке в Москву миротворческих дивизий НАТО.
Впрочем, встречались и сравнительно благоразумные высказывания с призывами не вмешиваться в чужие дела, не спешить с посылкой миротворческих контингентов и вообще подождать развития событий. Авторы редакционной статьи во влиятельной британской газете прямо сказали: мол, не получится восстановить демократию среди радиоактивных руин Москвы, потому как неизбежный ответно-встречный контраргумент поставит на повестку дня вопрос о восстановлении минимального порядка в развалинах Нью-Йорка, Чикаго и Лондона. Итальянские, французские и немецкие ревизионистско-либеральные газеты резко изменили тональность и писали про необходимость задавить разгул организованной преступности, случившийся из-за ошибок смещенного президента. Кое-кто даже перепечатал вечернее заявление КГБ, где поименно назывались кремлевские и заокеанские организаторы этнических конфликтов в союзных республиках Кавказа и Средней Азии.
Фидель Кастро, Саддам Хусейн, Ким Ир Сен, а также руководители Китая, Эфиопии, Вьетнама, Анголы, Сирии, Конго и Мозамбика прислали Виктору Олеговичу поздравления в связи с разгромом антигосударственных сил. Лидер левого блока доктор Михаил Авербух выступил в Кнессете, потребовав, чтобы правительство запретило Моссаду вести подрывную работу против СССР, в частности — помогать исламским боевикам. Да и в Италии прекратились вопли: дескать, пора снести Римскую стену и объединяться с мафиозными южными провинциями.
Отложив очки и бумаги, маршал прикрыл глаза. Пробежала череда обрывочных образов — говорят, перед смертью такое случается.
Ту войну Леха Часов закончил в Порт-Артуре, куда его бригада добралась двухнедельным броском через всю Маньчжурию. Спустя год его назначили командиром дивизии в Уральский округ, которым командовал боевой друг генерал Серафимов. Дивизия — первой в Вооруженных силах — стала полностью механизированной: полк тяжелых танков, полк средних танков, два полка мотострелков на БТР и два самоходных артполка — гаубичный и зенитный. В январе 1946 года, когда у них с Аней родился первенец, Алексей получил генеральские погоны. И пусть неудачники болтают, что генерал — это не звание, а диагноз!
Однако ставший главкомом Сухопутных войск маршал Жуков не простил ему давних разговоров с Верховным. А может, боялся, что Сталин опять намерен заменить пятидесятилетних полководцев молодыми генералами. Случай подвернулся удачно: какой-то юный оболтус из деревеньки под Свердловском украл в воинской части «лимонку» и попытался расколотить молотком. И сам — кажется, дурака звали Борисом — погиб, и еще двоих приятелей покалечил. Комиссия из Главкомата признала виновным Алексея, хотя гранату позаимствовали со склада совсем другой дивизии. Генерал-майора Часова отстранили от командования и чуть не передали дело в трибунал, но тут и сам Жуков и три генерала из его комиссии были сняты с должностей за пьянку, аморалку и недостойное поведение. Поговаривали, будто они разграбили велосипедный завод в Потсдаме, наворовали горы мануфактуры в Париже, а их жены щеголяли на приемах в ночных рубашках из дворцов французских и германских королей.
Дальнейшие события развивались круто, Черчилль и Трумэн объявили «холодную войну». После триумфа китайских коммунистов правители Южной Японии отказались признать результаты президентских выборов, на которых победил просоветский генерал. Китайские добровольцы (ну, если честно, там воевали три армии регулярной армии КНР) не смогли взять Токио, попали в окружение, и на архипелаге была реставрирована монархия. В 1951 году Сталин согласился вывести советские войска с Хоккайдо в обмен на гарантии для коммунистов и мирный договор, которым японцы признали права СССР на Курилы и Южный Сахалин.
В 1954 году, когда Часов окончил Академию Генштаба и стал начальником штаба 35-й армии на Дальнем Востоке, начались потрясения. На XX съезде в феврале тяжелобольной Сталин подал в отставку, согласившись на декоративный пост почетного председателя партии. Генеральным секретарем по его рекомендации выбрали Пономаренко, первого секретаря Белоруссии, а председателем Совмина — Меркулова. Но в марте скоропостижно скончался гипертоник Берия, в мае инфаркт унес Меркулова, а в июне инсульт оборвал жизнь Сталина. Непривычного к интригам кремлевской закулисы Пономаренко задвинули на освоение целины, потом развернулась грызня за верховное кресло. Победил дурачок Никитка, сумевший переманить на свою сторону озлобившегося в провинции Жукова.
Вновь сделавшись министром, четырежды героический маршал не забыл старого недруга и поручил Алексею провести механизированную армию через ножку атомного гриба на Тоцком полигоне. В присутствии секретаря ЦК отказ выполнять преступный приказ и губить сотню тысяч бойцов был объявлен проявлением трусости, и Часов был сослан в Кушку. Это были жуткие годы разрушения армии, да и всей страны: кукурузная эпопея, расформирование авиационных и артиллерийских дивизий, чудовищная ложь с трибуны пленумов и съездов, пущенные под нож боевые корабли. Годы, когда из армии выгнали, не дав даже пенсии, полмиллиона офицеров. Годы, когда Хрущев и Жуков наперегонки рассказывали, что ракеты заменят нам и танки, и пушки, и самолеты, и крейсера с эсминцами.
