Я пас в СССР! - Alchy
— Я тут уже пару подобных случаев раскопал, и недовольных этим родителей. Тогда всё на тормозах спустили и договорились, но думаю, найти их и попросить подключиться недолго. Что, пишем заявление и начинаем бороться за торжество закона и порядка?
— Пишем! — решительно подтвердил я.
Вот так я из отделения интенсивной терапии после обеда попал в психоневрологический диспансер. С подачи главврача и ушедшей в отказ Лидии Валерьевны, отрицающей, что колола мне что-то помимо назначенных лечащим врачом препаратов. Война против переступивших через клятву Гиппократа медиков перешла из холодной фазы в горячую.
В дурке меня приняли хорошо, ещё бы — в сопровождении дядьки, который вначале о чем-то долго разговаривал с принимающим меня врачом, потом ушел и надолго пропал в недрах дурдома, не иначе — с более компетентным начальством утрясал вопрос. И сдавая меня на руки двум дюжим санитарам, сделал и им внушение:
— Я за племяша тут вам всем ноги выдерну, если что случится!
Так что душа у меня была на месте, делов то — пройти проверку на вменяемость и сдать кровь на анализ, вывести мамашу Мюллер на чистую воду…
Глава 6
Глава 6.
С этой передислокацией из районной больницы в дурку — пропустил обед и там, и тут. И дядька никакого тормозка не принес, в натуре — мужик. Женщины в этом плане практичней и заботливей, буду ждать маму завтра, как раз выходные, от села до райцентра тридцать с лишним километров, пусть и ходит несколько раз в день рейсовый автобус, а в будни просто так не сорваться. Подросток внутри меня негодует, как мамонтёнок в поисках мамы, а я смотрю на жизнь трезво — у неё на руках пятилетняя егоза, смена в комбинате бытового обслуживания (причем на полторы ставки, не легкая это работа — вытягивать двух детей в одиночку). Так что даже завтрашний приезд для неё — не увеселительная прогулка в город, а почти часовая тряска по шоссейной дороге в пыльном автобусе в одну сторону, потраченный зря выходной день. А у нас ведь ещё и скотина есть: корова и взятый совсем недавно молодой бычок на откорм…
Знакомство с обитателями палаты проходит хорошо — они тут в информационном вакууме, даже радиоточки нет, одни и те же рожи, примелькавшиеся и поднадоевшие друг другу, поэтому новому человеку рады. Наседают на меня с расспросами, что и как, тут же и про себя рассказывают, так за десять минут я и сам представился, и о соседях первое впечатление составил. Затем приходит санитар и уводит меня в процедурную — взять кровь из вены, после чего отводит обратно. Условия содержания довольно строгие, праздношатающейся по коридору публики нет, все сидят по палатам.
Уже в своей палате меня окончательно посвящают в правила внутреннего распорядка, не такие уж и сложные. Курить в туалете, без дела в коридоре не слоняться, на санитаров не быковать — у них разговор короткий, как и у врачей. Нарушителей могут без сантиментов на вязки (то бишь в палату, отведенную под карцер, где конечности фиксируют к кровати), да ещё и вколют что-нибудь забористое, похлеще того аминазина, которым меня потчевала мамаша Мюллер.
— Прозреешь! — Назидательно поднял указательный палец вверх один из двух типов, которых я обозначил как уголовников.
В своем новоприобретённом теле я на проблемы со зрением не жаловался, но совет принял — прозревать привязанным к кровати и тестировать на себе достижения советской фармакологии не горел желанием. Осмотрел палату — скромно, но каких-либо отличий от интенсивной терапии не заметил. Те же кровати с панцирными сетками, тумбочки рядом со спальными местами, посередине небольшой стол и несколько табуреток. Подсознательно ожидал если не оббитых войлоком стен, так хоть мебели, намертво прикрученной к полу, согласно репутации заведения.
Утолив свою любопытство, сопалатники вернулись к прерванному моим появлением занятию — расселись за столом, достав потрепанную колоду карт.
— Присаживайся малой, айда с нами в подкидного, как раз на шестерых.
— Благодарю, — попытался я вежливо отказаться. — я в азартные игры не играю.
— Да мы без интереса, Вань. — Развеял мои подозрения один из уголовников, при знакомстве представившийся Митяем. Второго звали Мишкой. — Время убить, чем тут ещё заниматься, вечерняя пайка ещё не скоро. Больше тут заняться нечем…
Подсел, чтоб не отрываться от уже сложившегося коллектива, отвлечься — самое то, что мне сейчас нужно. Не сколько от тяжких дум, сколько от мыслей о еде, жрать хотелось патологически. Раздали карты и начали играть, без азарта и огонька, я с инициативой в разговор не лез, предпочитая прислушиваться и вживаться в эпоху. А то с моей феней, из двадцатых двадцать первого века — недолго в жир ногами въехать.
Однако, благими намерениями… Митяй с Мишкой, во время игры обсуждали свои невесёлые перспективы, как оказалось — светила им дорога дальняя, в казенный дом, а конкретно — лечебно-трудовой профилакторий не иллюзорно корячился на горизонте.
— А вы про вас песню Высоцкого слышали?
— Какую⁈ — Тут же оживились оба. — Владимир Семёнович глыба!
Оказалось — не слышали, тут же напел, что помнил:
' Не писать мне повестей, романов,
Не читать фантастику в углу, —
Я лежу в палате наркоманов,
Чувствую — сам сяду на иглу
Кто-то раны лечил боевые,
Кто-то так, обеспечил тылы…
Эх вы парни мои шировые,
Поскорее слезайте с иглы!
В душу мне сомнения запали,
Голову вопросами сверлят, —
Я лежу в палате, где глотали,
Нюхали, кололи все подряд'.
После первого куплета Митяй скривился и попросил, вдребезги разбив все надежды на сольную карьеру:
— Вань, давай как стихи прочитай просто, не пой, а? А мы уж представим, что Владимир Семёнович поет, царство ему небесное.
Ну и ладно, не очень то и хотелось… Рассказал несколько куплетов, после чего признался, что это не всё, остальное забыл. Разбередил душу парням, судя по тому, что они после сыгранной партии отложили карты и разошлись по кроватям, где и притихли. А я машинально таскал из пиалы на столе, приспособленной
