Боярышня Дуняша - Юлия Викторовна Меллер
подозрением уточнил он.
Дуня сникла и вяло кивнула, но парень неожиданно захохотал:
— Я тебя вспомнил. Матушка рассказывала о тебе. Так это ты расписала её горницу? Надо
будет попросить матушку, чтобы показала.
— А ты не видел? — воспряла Дуня. — Там такая красота!!! Красотища!
— М-да, скромности тебя забыли научить, — хмыкнул он.
Девочка нахохлилась, а потом широко улыбнулась:
— Сам себя не похвалишь, никто не похвалит, а я ребёнок и нуждаюсь в одобрении, чтобы
правильно развиваться.
— Обалдеть! Кто тебе это сказал? — и вновь засмеялся.
— Так чего говорить, когда я давно заметила, что если меня хвалят, то вот здесь, — девочка
приложила ладошки к груди, — становится тепло, и мне немедленно хочется сделать что-то
хорошее и прекрасное, а когда ругают, то думаю, как бы… — Дуня осеклась, понимая, что
начала лишнее болтать, а Петр усмехнулся:
— Так чего ты про ногу говорила?
Дуня начала объяснять про протез, костыли, кресло на колесах. Они заспорили, обсуждая, что лучше и удобнее, а потом как-то быстро перешли к обговариванию деталей. Дуняша
живописала о том, каким образом можно попробовать добиться хотя бы небольшой
подвижности деревяной стопы, чтобы при ходьбе не делать круговых движений искусственной
ногой и оба не замечали, как застыл у центрального крыльца выбежавший хозяин дома, глядя
на них. Как выскочила на мороз боярыня Евпраксия Елизаровна и услышав, что её Петруша
хохочет, заплакала.
Полгода назад сын вернулся из похода без ноги и с поломанной рукой. Руку вроде спасли, а
ногу… Петруша выжил, но потерял интерес к жизни. Молодой, видный, красивый… он должен
был по возращении жениться… отложили свадьбу. А недавно сняли лубки с руки и увидели, что она стала сохнуть.
Молодой боярич совсем отчаялся и никого к себе не подпускал, даже брата, с которым
всегда был дружен. И вдруг… хохочет! Малявка Доронина разговорила его и о чём-то толкует, суетится, что-то доказывает. Евпраксия Елизаровна схватила за руку, поддерживающую её
сенную девушку и зашипела:
— Накрывай на стол в семейной горнице и побольше сладостей. Дуняшке Дорониной
подушки на скамью подложи.
— Матушка, уместно ли дитя со взрослыми сажать?
— Не тебе решать… а мы в узком кругу посидим, поговорим… — боярыня повернулась в
сторону Спасского собора и перекрестилась. — Услышал Господь мои молитвы! Вижу знак
твой…
***
Боевые холопы — расцвет боевых холопов 16 век, а пока (15 век) они выручают купцов, некоторых бояр.
Бояре в Москве — во время правления Ивана III начался огромный приток бояр в
Московское княжество! Родословные переписи 16 века указывают на 200 фамилий, а в начале
правления нашего князя (15 век) было всего лишь 50!
ГЛАВА 8.
— Я знаю мастера, который возьмётся за работу, — решительно произнесла Евпраксия
Елизаровна, выслушав Дуняшу.
— Только не ждите быстрых результатов, — строго произнесла маленькая боярышня, остужая пыл у воодушевленных Кошкиных. — Дело новое и требующее продумывания
максимально возможного удобства.
Девочка повернула голову в сторону боярича и многозначительно объявила:
— Твоя новая нога, Пётр Яковлевич, станет надеждой для многих выбывших из строя
достойных воинов.
Кошкина внимательно слушала свою гостью и не упускала из виду того, что она говорит и
какие использует слова. Боярыня с первого дня их знакомства благоволила девочке, но сейчас
она отмечала всестороннюю образованность своей протеже. Она даже пожалела, что малышка
недостаточно высокого рода для Петруши.
Боярич же казался взволнованным и вроде даже уже не слушал Дуняшу, но когда необычная
гостья сказала про других воинов, то его словно громом поразило.
А ведь верно! Не у одного него такая беда случилась! Славные мужи потеряли руки, ноги в
битвах и участь их незавидна. Одни милостыню просят, другие забиваются в глухой угол
своего дома, чтобы дождаться там смерти и освободить поскорее своих родных от нечаянной
обузы. Никому они не нужны и всем в тягость. А Пётр может это изменить! Он всем покажет, как сделать так, чтобы вернуть прежнюю жизнь. Вот только его сохнущая рука…
Дуня заметила, что боярич воспрянул после её слов, а потом взглянул на свою руку и
помрачнел. Она повернулась к боярыне и робко спросила:
— Евпраксия Елизаровна, не смею давать советы…
Дуня не успела продолжить, потому что Пётр Яковлевич фыркнул, а сидевший во главе
стола древний дед, которого боярыня уважительно звала батюшкой-боярином и сверливший её
взглядом из-под кустистых бровей, захохотал. Заливистым смехом его поддержала Евпраксия
Елизаровна. Дуня сжалась, но глядя на всех присутствующих, улыбнулась, а потом, вежливо
прикрыв ладошкой рот, засмеялась. Отчего-то её жест скромности ещё больше всех развеселил.
Слуги за дверью извелись, стараясь всё увидеть и услышать. Чудные дела творились нынче в
доме Кошкиных. Дивно было, когда грозная боярыня велела провести маленькую Доронину в
семейную горницу и посадить за стол как взрослую.
Боярская ключница выставила вон всех девок, и сама расставила плошки со сладостями, да
помогла девочке красиво усесться на подушки. И уж совсем невиданным делом стало, когда
старый Кошкин, не чинясь, сел во главе стола, признавая право малышки сидеть с ним за одним
столом.
И вот тут была тонкая грань приличий. Если бы Дуняша была постарше, то все приличия
были бы нарушены и происходящее вызывало бы только недоумение, но гостья была всего
лишь маленькой девочкой, и вместо непотребщины получилось, что ей оказали невиданный
почёт. Правда, сам думный боярин Яков Захарьев к столу не вышел, чтобы не перебарщивать с
оказанной честью и не разводить сплетен на пустом месте.
Сына Яков Захарьевич обожал, и если Дунькина затея с деревянной ногой заставит Петьку
наново полюбить жизнь, то он сумеет отблагодарить девочку, а пока того довольно, что её жена
потчует, да и отец с лежанки слез, чтобы послушать малявку.
И старый Кошкин действительно внимательно слушал, что говорит дитя. До деревяшки
вместо ноги они без неё догадались, да не знали, как парню предложить это.
Малявка же сразу заговорила о ноге, как о решённом деле и лишь обратила внимание на
множество мелочей, которые следует учесть при её изготовлении, но и до этого догадались бы
без неё.
Но её отношение к Петькиной беде поражало старика. Она же как своим детским умишком
рассудила? Нет ноги? Ну и что? Возьми и сделай! Нога всего лишь опора, а ты страдаешь, как
будто раньше деньгу ею печатал. Вот у неё зуб выпал, так пока новый на замену не вырос, есть
не могла, язык прикусывала,
