Шемяка - Александр Вячеславович Башибузук
Я с трудом сдержал злость и спокойно ответил.
— Если бы я к московским переметнулся, ты бы уже в порубе сидел, али воронье кормил. Не собачься, дело одно делаем, но в этом деле головой надо думать. Брат ты мне, братом и останешься всегда. Я за тебя свой живот положу. Ну, что скажешь?
Минай одобрительно кивнул мне.
— Не держи зла, братка, — Васька мгновенно оттаял и повинно кивнул. — Говори, что еще удумал?
Я сделал небольшую паузу и продолжил.
— Надо придумать причину, по которой пограбили ярославских. Не тати мы и не лихой люд, а князья, а князья все по причине делают. Тем что ярославские ходят под московской рукой не отговоришься. Думаю, скажем так: урон чести причинили своей корыстью. За постой и корм плату взять думали, аки сребролюбивые торгаши, а не князья. Чем нам великую обиду причинили. Пойдет? Только мирных не тронем, город жечь тоже не будем.
— Пойдет! — просиял брат Васька. — А теперь за дело, обговорим кто на чем стоять будет.
Диспозицию обсуждали недолго, мне выпало со своими и вятскими идти на княжий терем.
После разговора я вернулся в баньку.
Зарина закутавшись в тулупчик мирно дремала на лавке.
Я встал на колени и осторожно поцеловал девушку в висок.
— Ах... — вскинулась она. — Ты пришел? Ах, любо мне, целуй еще! — она спохватилась и тревожно отшатнулась. — Стой! А когда на сечу?
— Тихо, тихо... — я осторожно устроил ее на лавке задком к себе. — Говоришь, хочешь еще?
— Ах, любо мне...
В общем, это «еще» продолжалось почти до самого времени выступления.
А потом мы выступили...
Вятские мне понравились: лихие парни, в справной снаряге: легкие кольчуги, короткие копья, луки и топоры. Ничего лишнего. И что интересно, поголовно не в сапогах, а кожаных лаптях, постолах и в обмотках.
Выучка — залюбуешься, словно один организм, команды старших понимают с полуслова.
К княжьему двору просочились быстро и ловко, патруль городских стражников сняли без звука.
— Ну... — я мысленно перекрестился и дал отмашку.
Через недостроенный участок ограды на подворье ринулись дружинники. Тишину разорвали вопли и лязг оружия. Ярославских связали схваткой, а я c остальными рванул в терем.
Дорогу на лестнице преградила пятерка оружных мужиков с мечами наголо. Судя по дорогой броне, из ближнего круга князя. И тут я воочию увидел иллюстрацию поговорки: «один в поле не воин». Защитников просто смяли массой: все закончилось за несколько секунд: лязг оружия, предсмертные хрипы и мы помчались дальше.
Я поймал за шиворот перепуганного мальца в исподнем, очень кстати вывернувшегося под ноги.
— Веди в княжью опочивальню!
— Нет! — завертел головенкой мальчишка. — Не в жисть не скажу, хучь режь!
— Ах ты мелочь пузатая... — Зарина схватила его за ухо и от души крутнула. — Ну? Аз оборву ухи!
— Ай-ай-ай, не замайте, не надо... — мальчишка взвыл и с глазами полными слез ткнул рукой по коридору вперед.
Сопротивления почти не было, перепуганная челядь моментально разбегалась. Я вперед не лез, держался позади.
Немного поблуждали в хитросплетении коридорчиков и наконец выскочили к княжим палатам. Здесь нас встретили всего трое воев, среди которых выделялся огромный медведеобразный детина со здоровенной, окованной железом палицей.
Он-то и снес двоих вятских, у одного прямо башка кусками разлетелась, но все тоже закончилось быстро — ему кинулись под ноги и опрокинули.
Вятский занес обеими руками копье над поверженным великаном, но я успел перехватить его за древко.
— Не надо! Пусть живет, добрый вой! Не враг тебе он, хозяина защищал своего...
Вятский сердито зыркнул на меня глазами, но копье убрал.
Великан что-то благодарственно прохрипел мне, бессвязно ворочая окровавленными губами, но я уже перестал обращать на него внимание.
Дверь вышибли...
В углу большой опочивальне испуганно подвывали бабы с детьми, их закрывали собой четверо воинов, да ярославские князья, отец с сыном.
Отец в накинутом на исподнее бахтерце, криво сидевшем на башке шишаке и саблей в дрожащей руке, шагнул вперед и тряся щеками гневно заорал:
— Ты вы отплатили за доброе, тати?
Я секунду промедлил и тихо сказал:
— Не трясись, не тронем. Сам знаешь за что так получилось. Скажи спасибо Великому князю Василию, твоему хозяину. Противиться не смей, пожалей баб своих. Собирайся, поедешь с нами с сыном. Гостем поедешь, слово даю! Доберемся до Галича, вернем назад...
— Да что твое слово стоит?! — фальцетом взвыл его сын. — Вор! Тать!
Вот тут меня понесло. Никогда сдержанностью не страдал, вспыхиваю как спичка, а тут еще доставшийся по наследству с телом гонор Шемяки сыграл.
Шагнул вперед и коротко двинул сына под дых, а потом поднял за шиворот и прошипел в лицо:
— Остерегись лаяться, княже! Я тебе и твоим жизнь, почитай, спас. Понял? Или поворотить все взад? Ну...
Князь согласно затряс головой.
Почитай на этом, захват Ярославля и закончился. В грабеже я не участвовал, вятские сами справились. Выгребли подчистую всю казну, да бертьяницу, где хранили пушнину. А вдобавок обобрали княжьи хоромы. Словно саранча посевы, голые стены оставили.
Среди ценных трофеев оказался тяжеленный, но маленькой сундучок с серебряной деньгой. Пушнины набралось три десятка плотно упакованных кулей, с собольими, боровыми, куньими и горностаевыми шкурками. А еще, по моему указанию обобрали княжью оружейную, где нашлось много хорошего оружия и доспехов.
Когда уже операция заканчивалась, знатные горожане было собрались атаковать нас со своей челядью, но увидев князя среди пленников сразу сникли. И поплатились за наглость — вятские наведались и в их дома.
В общем, все удалось. Мне даже понравилось. И даже получилось бунтующую совесть засунуть куда подальше. Хотя последнее было трудней всего. Ну... совестливый я человек, тут уже ничего не поделаешь.
С потерями обошлось более-менее терпимо. Вятские потеряли пять человек убитыми, Васькины люди одного, у меня тоже одного. А раненых никто не считал. Нормально, я считаю на копье город подняли.
Уже перед отправкой ко мне подошел Минай.
— Княже... — он сдержанно поклонился. — Дозволь слово с тобой говорить. Разговор есть важный...
Я проследил взглядом за своим братцем, кивнул и отошел с воеводой в сторону.
— Держи княже! — Минай первым делом подал мне саблю в богато украшенных ножнах. — Это тебе от купчишек, отдариваются за жизнь и товар свой. Доброе